Illuminating Torchwood (essays) / Освещая Торчвуд (сборник эссе)

Название: Освещая Торчвуд: Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале ВВС
Под редакцией Эндрю Айрленда
Год издания: 2009
Переводчик:  Snake Gagarin (aka  Dr Owen Harper)
Перевод в процессе.
Частей: 6 из 18 + введение

Содержание:

Благодарности
Введение – Читая Разлом (Эндрю Айрленд)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:
Повествование и Торчвуд

1 – Игра на публику: Торчвуд знает, что мы наблюдаем за ними (Эндрю Айрленд)
2 – Экзистенциализм и христианский символизм (Р.С. Нейборс)
3 – Контролируя Разлом: чудовищное и сверхъестественное (Сьюзен Дж. Вулф и Кортни Хьюз Уика)
4 – Прикасаясь к Иному: контакты с пришельцами и греховные отношения (Риа Чейн)
5 – Не просто героическое путешествие: Гарри Поттер, Фродо Бэггинс и капитан Джек Харкнесс (Валери Эстель Френкель)
6 – Охота на инопланетян и секс с инопланетянами: Торчвуд против Доктора (Ричард Берджер)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ:
Персонаж и Торчвуд

7 – Вечно бодрствующий: капитан Джек как байронический герой (Дж. Тодд Дэвис)
8 – Злобная мачеха Гвен: размышления о перчатках и волшебных тапочках (Валери Эстель Френкель)
9 – Носители греховного света: кто переносит границы готической эстетики? (Дэниел Дж. Роуклифф)
10 – Инопланетная женщина: отчуждение и выходцы с Востока (Кэрри Данн)
11 – За пределами геройской парадигмы (Том Пауэрс)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:
Сексуальность и Торчвуд


12 – «Мне нравится ваша шинель»: бисексуальность, женский взгляд и романтика сексуальной политики (Кристофер Паллен)
13 – Популяризация мужественности и страсти (Сара Гиллиган)
14 – Сексуальные отношения и проблемы половой идентичности: дивные новые миры или всё тот же старый? (Шерри Джинн)
15 – «Люблю инопланетное»: эротичность технологий (Пол Винтерс)
16 – Киберженщины и спящие: перечитывая «Бронзового киборга» и «Тело чёрной женщины» (Элспет Кидд)
17 – Разрешение не нужно: феминистская точка зрения на проникновение без разрешения (Кэрри Данн)
18 – В открытом космосе: мужественность, сексуальность и героизм капитана Джека (Ли Баррон)

запись создана: 16.09.2013 в 22:07

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Andrew Ireland, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Эндрю Айрленд, содержание

---

Освещая Торчвуд. Глава 6

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале BBC

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Охота на инопланетян и секс с инопланетянами:
Торчвуд против Доктора

РИЧАРД БЕРДЖЕР

Летом 2004 года было опубликовано независимое исследование сетевых программ ВВС. Отчёт Графа(1) впервые постановил, что сетевые ресурсы BBC отныне должны рассматриваться как третий способ передачи информации корпорацией, наряду с радио и телевидением. Кроме того, в отчёте шла речь о так называемом «360-градусном производстве», при котором продукты производятся на различных платформах ВВС одновременно. Эффект был практически моментальным: ВВС закрыли некоторые из своих многочисленных вебсайтов и реорганизовали новые подразделения СМИ как элементы существующих отделов, вместо того, чтобы сделать их дополнением к радио- и телевещанию. В то же время уже велись дискуссии о возрождении телевизионной франшизы, которая игнорировалась в течение 16 лет, несмотря на наличие большого количества поклонников.
На первый взгляд возобновлённый в 2005 году «Доктор Кто» кажется воплощением новой межплатформенной политики BBC. Новый сериал сопровождался целой уймой сувенирной продукции, новеллизаций, комиксов, а также родственным сериалом-«комментарием» – «Доктор Кто: Конфиденциально». На сопутствующем вебсайте размещались игры и прочие объекты для скачивания, а затем последовали более «взрослый» спин-офф, «Торчвуд», осенью 2006 года, и «Приключения Сары Джейн» в начале 2007-го. Сериал «Доктор Кто» всегда был окружён большим количеством текстов, как официальных, так и (в большей степени) неофициальных, с момента его запуска в 1963 году, поэтому в этом не было ничего нового. Новое, однако, заключалось в диалогических взаимоотношениях между новым «Доктором Кто» и другими «продуктами», такими, как «Торчвуд». Существовала серия оригинальных романов по «Доктору Кто», дополнявших сериал и выходивших в течение 16-летнего перерыва в его истории. Вплоть до 1991 года они были по сути новеллизациями – то есть переработанными историями и сюжетами из оригинального телесериала. С 1991 года, однако, романы стали принципиально новыми историями, создававшимися новым поколением писателей. Многие из них выросли на оригинальном сериале «Доктор Кто» и были преданными его поклонниками. Марк Гэтисс написал оригинальные романы из серии «Доктора Кто» – «Круглоголовые» в 1997 году и «Последний из безрассудных» в 2000-м. В этих новых историях автор возвращался к приключениям Второго и Третьего Докторов. Гэтиссу пришлось потрудиться, чтобы стать сценаристом для обновлённого «Доктора Кто» в 2005 году, но эти романы-спин-оффы были относительно каноничными и не имели диалогических связей с сюжетом сериала. «Торчвуд» должен был стать чем-то совершенно иным. В этой главе я планирую показать, что корни возрождённого сериала «Доктор Кто» и «Торчвуда» лежат в фанатских сообществах и действиях, которые происходили во время перерыва в показе сериала с 1989 по 2005 год. Поклонники франшизы, агрессивно-страстные и организованные, поддерживали сериал на плаву благодаря написанию собственных фанфиков. Эти созданные поклонниками произведения значительно повлияли на «Доктора Кто», а менее стандартная их форма – слэш-фикшн (или слэш) – нашла своё место в «Торчвуде».

Диалогика «Торчвуда»

Фанфикшн (или фанфик) – это форма, посредством которой фанаты какой-либо книги, фильма или телевизионной программы пишут собственные истории, которые публикуют в фэнзинах(2) и онлайн. Авторы фанфиков могут развивать образы второстепенных персонажей в широко известных текстах или создавать сиквелы либо приквелы к крупным литературным, кино- и телевизионным работам – что можно явственно увидеть в «Торчвуде», где дальнейшее развитие получает персонаж капитан Джек Харкнесс. И Рассел Т. Дэвис, и Марк Гэтисс писали фанфики по «Доктору Кто» до того, как Гэтисс перешёл к «профикам» (официально одобренным создателями сериала историям). Однако, как в случае с романами «Доктор Кто» 1991 года, как фанфики, так и профики редко становятся частью любого «канона», и традиционно такого рода тексты лежат вне досягаемости «официальных» источников.
В середине 1950-х годов, когда телевидение стало массовым, за его развитием последовали и фанфики, и новое поколение авторов начало создавать эпизоды для своих любимых телесериалов, таких, как «Звёздный путь», «Человек от Д.Я.Д.И.»(3) и «Старски и Хатч»(4). Таким образом, фанатское творчество синонимично фанатской культуре, и фанфик действует как некая разновидность культурного вируса, поскольку может мутировать и эволюционировать для соответствия новым типам средств аудиовизуальной информации. Фанфик может преобразовывать телевидение в то, что Ролан Барт назвал бы «писательским» текстом [1], позволяющим аудитории быть вовлечённой в процесс и принимать в нём участие. Однако, большая часть фанфиков по «Доктору Кто» имеют в основном каноничную структуру – в отличие от «официальных» книг-ответвлений – поэтому быстро установились правила, согласно которым авторы должны были соблюдать канонические аспекты сериала, персонажей или локаций. Всё это было организовано благодаря преданным поклонникам «Доктора Кто», число которых постоянно росло. Фанфики, отступавшие от правил диахронического текстового источника, в основном считались плохими. Эта уловка позволила добиться определённого уровня точности одновременно с исследованием новых сюжетов и событий. В этом смысле второстепенные персонажи в каноне могли стать популярными благодаря авторам фанфиков, поскольку те предоставляли бо́льшую сферу для исследования, правда, по-прежнему в рамках определённых узнаваемых сюжетов сериала.
В 1960-е годы начался настоящий бум фанфиков, в основном в жанре научной фантастики, и новый сериал «Доктор Кто» не был исключением. Сюжет «Доктора Кто» значительно расширил возможности авторов фанфиков, поскольку огромное число регенераций, спутников и возможностей для путешествий во времени дают ту творческую свободу и экспрессию, какой нельзя добиться, к примеру, от повествования в «Звёздном пути». В этом десятилетии наблюдается также образование отдельного жанра фанфиков, который мог бы быть охарактеризован как неканоничный. Фактически, в этом и состояло его достоинство. Слэш-фикшн, названный так по обозначению «слэш» в рекламе греховных неканоничных отношений персонажей, стал более агрессивной формой сексуально-откровенного фанатского творчества. Авторы слэш-фанфиков представляют сексуальные отношения между персонажами в популярных телепрограммах, при этом такого рода связи не показываются и не исследуются в оригинальном тексте.
Не считая неудачного телевизионного фильма 1996 года – в котором авторы, возможно, зашли слишком далеко в исследовании сексуальности Доктора, – и нескольких радиопрограмм, фанаты «Доктора Кто» страдали от недостатка материала почти два десятилетия. Несмотря на это, BBC продолжали получать большую прибыль благодаря торговле. Журнал «The Doctor Who Magazine», первый номер которого вышел в 1979 году, снабжал поклонников информацией и интервью с актёрами, игравшими в сериале ранее, а также со сценаристами и съёмочной группой. Кроме того, в журнале публиковались в значительной степени неканоничные истории, однако, на мой взгляд, их основной стратегией была ностальгия, которая является перманентным состоянием фанатов и создателей «Доктора Кто». Журнал продолжал ежемесячно издаваться и во время вынужденного телевизионного хиатуса сериала. В постоянно публиковавшихся в нём комиксах действовали предыдущие регенерации Доктора, однако с 2005 года предпочтение отдавалось текущему воплощению в попытках добиться точности. Истории таких персонажей, как киберлюди, исследовались некоторыми писателями. Поэтому было ясно, что фанатам нужны были не только новые сюжеты «Доктора Кто»; они были готовы сделать следующий шаг и писать собственные истории для постоянно растущей широкой аудитории в сети. Написание фанфиков позволяет поклонникам сериала находиться в постоянной связи с текстом. Читатели также часто являются и авторами, и кульминация повествования отдаляется, поскольку это открытый нескончаемый процесс, размывающий границы между писателями и читателями. Авторы, пишущие слэш, ещё сильнее нарушают этот процесс, по-новому представляя отношения между персонажами в оригинальном сериале, в частности, между Десятым Доктором и Роуз Тайлер.
Популярность интернета расширила область распространения слэш-фанфиков и способствовала созданию активного фанатского сообщества, в рамках которого потребители текстов по всему миру могли обсуждать свои заслуги с единомышленниками. Фанатское творчество в определённом смысле мимолётно, и читатели часто требуют от авторов продолжения каких-то конкретных историй. Как предполагает Сьюзен Клерк: «Первейший инстинкт фаната – поговорить с другими фанатами о своих общих интересах» [2], а у поклонников «Доктора Кто» было целых 18 лет, чтобы обсудить свой любимый текст в рамках собственной творческой деятельности. С 1960-х годов фанатская культура стала более общей и объединённой, как отмечает Джон Фиске: «Фанаты создают и распространяют в своём сообществе тексты, которые зачастую оказываются такими же качественными, как продукты официальной культуры». [3]
Однако эти сферы культурного репродуцирования становятся всё более диалогичными. «Доктор Кто» всегда был интертекстуальным: в новых сезонах содержались явные отсылки не только к более ранним событиям данного сериала, но и к другим текстам, таким, как серия «Автостопом по галактике» Дугласа Адамса или даже диснеевский фильм «Король Лев». После того, как к франшизе добавился «Торчвуд», эта интертекстуальность углубилась и достигла нового уровня диалогизма, поскольку в спин-оффе содержатся косвенные отсылки к «родительскому» сериалу. Так, в эпизоде 3 не только было введено наименование «Духогенератор» (эта линия впоследствии развивалась в «Приключениях Сары Джейн»), но и граффити, фигурировавшие в эпизоде «Доктора Кто» «Восстание киберлюдей»; ЮНИТ упоминается в эпизоде 7, «Дары данайцев»; надписи «Злой волк» можно увидеть и в эпизоде 12, «Капитан Джек Харкнесс»; имя бывшей спутницы Восьмого Доктора, Саманты Джонс, можно услышать в эпизоде 19, «Перезагрузка», а Харкнесс и Лицо Бо в конечном итоге оказываются одним и тем же персонажем, и так далее. Изначально «Торчвуд» был задуман Расселом Т. Дэвисом в 2002 году в качестве британской версии «Баффи – истребительницы вампиров». Спин-оффом «Доктора Кто» сериал стал в 2005 году, и о корнях Торчвуда было рассказано в эпизоде «Доктора» «Клык и коготь». Докторовская «рука в банке» стала ключевым предметом в сюжете, а персонаж Гвен Купер была введена в повествование как потомок Гвинет из эпизода «Беспокойный мертвец». Впоследствии «Торчвуд» становится частью вселенной «Доктора Кто» и принимает диалогическую эстафету у более раннего сериала. По мнению Майкла Холквиста, диалогизм – это «способ смотреть на вещи, всегда требующий присутствия иного, неизбежного наличия внешнеположенности и незавершённости». [4] Поэтому в данном смысле «Торчвуд» более чем интертекстуален.
Дэн МакКи утверждает, что интернет позволил фанатским сообществам формироваться быстрее, и вследствие этого фанаты демонстрируют «поддержку в их ежедневном медиапотреблении». [5] Опять же, согласно Генри Дженкинсу, существует «альтернативная концепция фанатов как читателей, которые присваивают популярные тексты и перечитывают их в той манере, которая служит различным интересам, как исследователей, которые преобразуют опыт просмотра телепередач в богатую и сложную общую культуру». [6] Точно так же Клерк, пишущая о любителях телевидения, предполагает: «Фанаты, вне зависимости от того, пользуются они интернетом или нет, обсуждают образы персонажей [и] размышляют о том, что могло бы случиться, если бы какие-то моменты в истории сложились иначе… Поклонники пытаются заполнить пробелы, оставленные сценаристами, и воссоздают связи между эпизодами». [7]
В современном общественном телевидении самые значительные «пробелы» в текстах, как правило, связаны с сексуальностью – с любым её типом. Поэтому у авторов слэш-фанфиков есть богатая почва для изучения и создания любого количества неканоничных изменений, поскольку «фанфик образуется в пробелах канона. На неизученных или недостаточно изученных территориях». [8] Разница здесь состоит в том, что явные сексуальные сюжеты «Торчвуда» являются каноничными.
В этом случае фан- и слэш-фикшн можно считать комментарием к «официальной» культуре, и этот комментарий – так же, как и тексты, к которым он создаётся – многое изменил. Теоретики адаптаций, такие, как Джеффри Вагнер, часто ссылались на переориентацию текстов в поисках возможности для комментирования, однако этот диалог – нечто большее, нежели беседа между адаптирующим и произведением, над которым он работает. Фанфики и их субжанры являются намного более интерактивными, очевидными и потому неоднородными процессами, и отношения между «Торчвудом» и «Доктором Кто» доказывают это.
Таким образом, я предполагаю, что фанфик – это жанр, и, как любой подобный жанр, он не является фиксированной или закрытой системой. Скорее, он подвергается фундаментальным изменениям и развитию в течение своего жизненного цикла; в этом случае мы имеем дело с главным циклом, в котором разрушительные элементы слэша перерабатываются, хотя и достаточно нейтрально, в соответствии с массовой культурой. То, что Пью [10] называет «демократичным жанром», стремится заполнить то, что Фиске [11], Дженкинс [12] и Клерк [13] называют «пробелами», оставленными в телевизионных программах. В настоящее время слэш-сообщества создаются онлайн, и появляются новые каноны фанфиков. Эти сообщества предоставляют плодородные пространства, где комментируются работы, а авторы получают отзывы. Вкратце, слэш можно понимать как особую форму признания, где текстовый источник открыт для преобразований ради неких сексуальных и зачастую политических планов. В «Торчвуде» стратегии слэша предполагались изначально, низвергая «родительский» сериал, поскольку спин-офф оказался намного более явно жестоким и сексуальным.
Благодаря «Доктору Кто» и «Торчвуду» фанфик ныне имеет налёт аутентичности, отражая формы, которые комментирует. Слэш теперь является не комментарием к тексту, но комментарием к самому телевидению. Фанфик тесно связан с телевидением и является расширением того, что Джон Эллис [14] называет «пониманием и принятием»: авторы фанфиков находят идею, тему или проблему и рассматривают её в связи со своим любимым телевизионным персонажем или текстом. Слэш только переносит это в более игривую сферу сексуального желания.

Слэш и Доктор

Наступление эпохи всемирной сети в начале 1990-х во многих повлияло на формирование фанфиков: интернет предоставил новое пространство далеко за пределами фэнзинов и конвентов, дал больше возможностей для анонимности. Благодаря интернету фанфики стали более видимыми, и он позволил фикрайтерам формировать онлайн-сообщества, в которых можно было соединить слэш с иными формами открыто-сексуального контента. Этот период был диалогической эрой для фанфиков и их авторов. Авторы слэша теперь могли вести более открытый диалог с текстами, которые комментировали, а также друг с другом. Некоторые сайты, например, slashfanfiction.com, начали собирать архивные материалы с 1960-1970-х годов, знакомя с жанром новую аудиторию, которая могла продолжить дело написанием собственных текстов.
Что интересно, слэш создал проблемы для учёных, занимающихся вопросами литературы и культуры, в частности, сложности возникли в попытках дать определение термину. Как отмечает Марк МакЛелланд, «Слэш… это андеграундный фандом, и многие англоговорящие люди, включая академиков-культурологов, похоже, не подозревают, насколько широк и долговечен этот жанр». [15] Хатчеон [16] утверждает, что фанфик определённо не является разновидностью адаптации, и я согласен с этим. Скорее, фанфики и слэш в большей степени напоминают беседу, в которой фанаты общаются с множеством текстов, которые уже доставили им огромное удовольствие.
В 1991 году появились первые оригинальные романы по «Доктору Кто», которые явно не принадлежали к какому-либо канону. Популярность интернета в последующие несколько лет ещё больше вдохновила авторов фанфиков по «Доктору», и на момент написания данного материала на сайте www.whofic.com было размещено 21648 историй, написанных 2777 авторами. Более 3000 текстов в этом архиве – фанфики по «Торчвуду». В конце 1990-х телесериал Рассела Т. Дэвиса «Близкие друзья» (4 канал, 1999 – 2000, Великобритания) открыл новые горизонты в показе гомосексуальных отношений и персонажей, а также расширил границы того, что может быть продемонстрировано по телевидению. Доктор всегда был асексуальным и являлся противником насилия, и новый Доктор Дэвиса в значительной степени соответствовал этой модели, поскольку «Доктор Кто» является «священным» текстом. Тем не менее, Дэвис и его команда сценаристов добавили сериалу сексуального напряжения. Роуз Тайлер, а позднее и Марта Джонс, явно испытывали романтические чувства к Повелителю Времени, но то же самое можно сказать о капитане Джеке Харкнессе, бисексуальном Агенте времени. Сыгранный звездой мюзиклов Джоном Барроуменом, этот персонаж привнёс в мейнстримовое телевидение немного нахальной гомосексуальности.
С самого начала «Торчвуд» позиционировался как «взрослый» спин-офф, а Харкнесс являлся центральным персонажем сериала. Несомненно, в первой слэш-истории по «Звёздному пути», «Отрывок вне времени», написанной Дианой Мерчант и опубликованной в фэнзине «Group» в 1974 году, были показаны сексуальные отношения между двумя ключевыми персонажами мужского пола, Кирком и Споком. Как отмечает МакЛелланд, «Как западные создатели слэш-фикшна, авторы взяли гетеросексуальное, гетеронормативное повествование и изменили его, представив сексуальные отношения между мужскими персонажами». [17]
Поэтому «Торчвуд» служит для развития персонажа таким же образом, как и фанфики, используя подобные слэшу стратегии, как и в случае со слэшем, в более сексуально раскрепощённой форме. «Торчвуд» является более «глубоким» текстом по отношению к «священному» тексту «Доктора Кто», и отношения между этими двумя явлениями Михаил Бахтин назвал бы «карнавализированными». Написание фанфиков само по себе есть карнавализация, поскольку далее Бахтин утверждает, что «карнавал <…> не знает разделения на исполнителей и зрителей» [18]. Согласно Саймону Дентиту, этот карнавал является «эстетикой, прославляющей анархичные и гротескные элементы популярной культуры и стремящейся противопоставить их лишённой юмора серьёзности официальной культуры» [19].
В некотором смысле, начиная с конца 1990-х, фанфик «рекультивировал» [20] телевизионную драму, и этот новый диалог возвёл слэш в новый, законный статус. В дальнейшем «Торчвуд» продолжил взаимодействие с «Доктором Кто», который изначально основывался на сценариях, созданных фанатами. Первый эпизод, «Всё меняется», – единственный за два сезона, сценарий к которому написал Дэвис – устанавливает свои взрослые полномочия в какой-то степени болезненно, когда полицейский офицер восклицает: «Это позор, мать вашу!» в первые несколько минут. Однако это является трактовкой сексуальности и отношений в сериале, что позволяет заподозрить в «Торчвуде» некий подобный слэшу диалогизм.
Во второй серии, «Первый день», некий случайный пришелец селится в теле женщины и бродит по Кардиффу в поисках мужчин, с которыми можно было бы заняться сексом. Проблема этого эпизода в том, что в нём мы становимся свидетелями невольного самоистязания женщины, больше напоминающего эффект от употребления наркотического препарата рогипнола. В одной сцене мы видим, как девушка принимает душ – так обычно в фильмах и сериалах изображают жертв изнасилования. В том же эпизоде Гвен также попадает под влияние пришельца, однако ей удаётся противостоять ему. С этого момента сексуальные отношения между сотрудниками Торчвуда-3 начинают развиваться далее. В четвёртом эпизоде, «Киберженщина», мы встречаемся с Лизой, девушкой Йанто, киберженщиной из Торчвуда-2(5). В шестой серии, «Бойня», Гвен спит с Оуэном, а в следующем эпизоде, «Дары данайцев», Тошико спит с Марком(6). Отношения Йанто и Джека начинаются в восьмом эпизоде, «Они продолжают убивать Сьюзи», и Гвен застаёт их во время сексуального акта в двадцать четвёртой серии, «По воле случая». Оуэн и персонаж из 1953 года, Мэри(7), вступают в романтические отношения в десятой серии, «Вне времени», а Тошико трагически влюбляется в Томми Броклесса в шестнадцатом эпизоде, «До последнего человека». Второй сезон в целом отличается явным расширением понятий о гетеросексуальности, гомосексуализме и бисексуальности в «Торчвуде», поскольку он наконец выходит из тени ТАРДИС и определяет себя в большей степени как научно-фантастический сериал для взрослых, рассматривающий некоторые очень реальные (и, следовательно, человеческие) проблемы.
Также в «Торчвуде» есть отдельные не раскрытые до конца моменты – не только бесконечные намёки на чувства между Тошико и Оуэном, но и возможные отношения между Джеком Харкнессом и капитаном Джоном Хартом, а также между Харкнессом и настоящим капитаном Джеком. Здесь я бы сказал, что это именно то, чем по сути занимается слэш-фикшн: он заполняет пробелы в существующем материале, в основном чем-то явно сексуальным, таким образом преобразовывая текст в более трансгрессивную форму комментирования. Очевидно, что, будучи поклонниками сериала и авторами фанатских текстов, создатели возрождённого «Доктора Кто» использовали связанные со слэшем стратегии при создании повествования, которое являлось чем-то большим, нежели просто спин-офф. Книги, комиксы, мультфильмы и аудиосериалы в какой-то мере каноничны по степени своей интертекстуальности, однако «Торчвуд», в котором используются эти стратегии, характерные для слэшных фанфиков, каноничен явно и определённо.

В продолжение разговора...

В отличие от «официальных» романов-спин-оффов к «Доктору Кто», «Торчвуд», как качественный фанфик, изо всех сил старается закрепиться как неотъемлемая часть канона и вселенной «Доктора». Если разместить оба сериала на одной временной линии, то окажется, что регулярные бегства Джека Харкнесса из Хаба всегда совпадают с его появлениями в ТАРДИС. Диалогическое взаимодействие продолжается, когда спутница Десятого Доктора, Марта Джонс, на три эпизода присоединяется к Торчвуду во втором сезоне, а все члены Торчвуда появляются в финале сезона «Доктора Кто», «Украденная Земля»/«Конец путешествия».
Когда «Доктор Кто» начался в 1963 году, он создавался как образовательный сериал для детей, а сценарии к нему писались ветеранами научно-фантастического жанра в Британии. Во многих отношениях оригинальный сериал отражал то, что их беспокоило. Такие писатели, как Терри Нейшн, Терренс Дикс и Дуглас Адамс были современниками таких британских авторов научной фантастики, как Артур Чарльз Кларк, Брайан Олдисс и Джеймс Грэм Баллард. Рассел Т. Дэвис, Стивен Моффат и Марк Гэтисс, однако, были фанатами «Доктора Кто». Помимо того, они писали фанфики по «Доктору», в том числе, в случае Гэтисса, профессионально. Поэтому неудивительно, что возрождённый «Доктор Кто» стал в значительной степени фанатским текстом, и он определённо и открыто следует стратегии карнавализации в фанфиках. В то же время, согласно Бахтину, карнавал всегда является временным состоянием, а и в «Докторе», и в «Торчвуде» как каноничные, так и фанатские тексты демонстрируют постоянство по отношению ко всем формам популярной культуры, и писатели-фанаты поддерживают и реформируют эту карнавальность.
Новый «Доктор Кто» заполняет пробелы, оставленные в предыдущих версиях и историях. В нём возможно в игровой форме восстановить и переписать аспекты канона «Доктора», а также закрепиться как источник для развития «Торчвуда». С одной стороны новая версия этого заветного, в какой-то степени «священного» повествования может служить в качестве влиятельного источника для новых текстов, более связанных между собой диалогически. Поэтому возрождённый «Доктор Кто» является фанатским комментарием к оригинальному сериалу, персонажам и сюжетам. В свою очередь, это комментирует новое поколение фанатов, кое-кто из которых теперь пишет собственные истории.
В конце концов разрушаются все жанры, а фанфик не меняется. «Торчвуд» - это слэшный фанфик по «Доктору Кто», несмотря на то, что материнский сериал представляет его как каноничный текст, и исследование «Торчвудом» трансгрессивной сексуальности в данный момент является важной частью повествования в «Докторе». Сексуальность скрыта в «Докторе», но явно показана в «Торчвуде». Эта связь с фантворчеством и фанатской культурой позволяет сериалу постоянно изменять свою структуру. Наиболее очевидно это по сквозному сюжету третьего сезона «Торчвуда», который транслировался по телевидению в течение пяти вечеров подряд в 2009 году. Эта структура интересна тем, что, по сути, можно утверждать, что данный сезон является комментарием к первым двум: третий сезон – фанфик по первому и второму.
Растущее количество фанфиков по «Торчвуду» (а также по «Доктору Кто») чётко отражает растущую популярность этих сериалов. Если «Торчвуд» не будет продолжен после третьего сезона, фанаты-писатели и авторы слэша используют свои истории о Торчвуде, чтобы бесконечный диалог с их любимым текстом и комментарий к вселенной «Доктора Кто» оставался открытым. Современная телепрограмма, использующая фанатские тексты, – это смелая и оригинальная идея. Используя это на следующем этапе и создавая слэш-версию основного продукта, произведённого семьёй BBC, команда творческих людей совершила своего рода подвиг, не только отдав сериалу должное как его поклонники, но и признав существование диалога между фанатами и самим сериалом. В случае «Торчвуда» это является стратегией, которая окупилась, поскольку он стал чем-то большим, нежели просто очередной интертекстуальный спин-офф. «Торчвуд» углубляет наше участие в «Докторе Кто», а также наше понимание «Доктора Кто» и его аудитории.
__________________________
(1) - Имеется в виду британский журналист Филип Граф.
(2) - Любительский малотиражный журнал, издаваемый силами страстных поклонников музыкальной группы, спортивной команды, телесериала и т.п.
(3) - Американский телесериал, выходивший в 1964 – 1968 гг.
(4) - Американский детективный телесериал, выходивший в 1975 – 1979 гг.
(5) - Так в оригинальном тексте; на самом деле явно имелся в виду Торчвуд-1.
(6) - На самом деле не Марк, а Мэри; фактическая ошибка допущена автором статьи.
(7) - На самом деле – Диана.

______________________________________________________________

Примечания

1. Ролан Барт, «S/Z» (Оксфорд: Blackwell, 1974), с. 4.
2. Сьюзен Клерк, «Эстрогеновые бригады и большие сиськи: Медиа-фандом в сети и вне её» // «The Cybercultures Reader» под ред. Дэвида Белла и Барбары М. Кеннеди (Лондон: Routledge, 2001), с. 216.
3. Джон Фиске, «Культурная экономика фандома» // «The Adoring Audience» под ред. Лизы А. Льюис (Лондон: Routledge, 1992), с. 39.
4. Майкл Холквист, «Диалогизм» (Лондон: Routledge, 2002), с. 195.
5. Алан МакКи, «Фандом» // «Television Studies» под ред. Тоби и Эндрю Локетт Миллер (Лондон: BFI, 2002), с. 67.
6. Генри Дженкинс, «Текстуальные браконьеры: Телевизионные фанаты и культура участия» (Лондон: Routledge, 1992), с. 23.
7. Клерк, «The Cybercultures Reader», с. 216 – 217.
8. Шина Пью, «Демократичный жанр: Фанфикшн в литературном контексте» (Бридженд: Seren Books, 2005), с. 92.
9. Джеффри Вагнер, «Роман и кино» (Кранбери, Нью-Джерси: Associated University Press, 1975), с. 222 – 223.
10. Пью, «Демократичный жанр».
11. Фиске, «The Adoring Audience».
12. Дженкинс, «Текстуальные браконьеры».
13. Клерк, «The Cybercultures Reader».
14. Джон Эллис, «Мы видим вещи: Телевидение в эпоху неопределённости» (Лондон: I.B. Tauris), с. 91.
15. Марк МакЛелланд, «Местные значения в глобальном пространстве: Пример женских вебсайтов о любви к мальчикам на английском и японском языках» // «Mots Pluriels», выпуск 19, октябрь 2001 г., с. 9.
16. Линда Хатчеон, «Теория адаптации» (Лондон: Routledge, 2006), с. 9.
17. МакЛелланд, «Mots Plurals», с. 6.
18. Михаил Бахтин, «Народный юмор и карнавальный смех» // «Бахтинские чтения: Избранные работы Бахтина, Медведева, Волошинова» под ред. Пэм Моррис (Лондон: Arnold, 1993), с. 198.
19. Саймон Дентит, «Bakhtinian Thought: An Introductory Reader» (Лондон: Routledge, 2003), c. 66.
20. Джей Дэвид Болтер и Ричард Грасин, «Восстановление» (Кембридж, Массачусеттс: MIT Press, 2000).

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Narrative and Torchwood, Повествование и Торчвуд, Richard Berger, Ричард Берджер

---

Освещая Торчвуд. Глава 5

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале BBC

ГЛАВА ПЯТАЯ
Не просто героическое путешествие:

Гарри Поттер, Фродо Бэггинс и капитан Джек Харкнесс

ВАЛЕРИ ЭСТЕЛЬ ФРЕНКЕЛЬ

Один журнал описал «божественного неразборчивого в связях Харкнесса, который уложил в постель как минимум одного члена своей команды Торчвуда женского пола, одного члена команды мужского пола, различных привлекательных существ внеземного происхождения и очаровательного «Агента Времени», сыгранного приглашённым актёром Джеймсом Марстерсом («Баффи – истребительница вампиров») [1]. Но Джек Харкнесс – не просто ещё один Джеймс Т. Кирк, соблазняющий всякого пришельца женского пола, который встречается ему на пути. На протяжении первых двух сезонов «Торчвуда» Джек растёт как личность и как архетипичный герой, идущий по мифическому пути.
В то время как бо́льшая часть научно-фантастических произведений исследует человеческие состояния, оказывая сопротивление таким сомнительным проблемам, как расизм и права личности, иные предлагают больше. Некоторые произведения позволяют зрителю преодолеть путь, во время которого герой сражается с самой смертью, чтобы победить собственное теневое злобное «я». Таким образом, герой возлагает на себя ответственность и взрослеет, становясь подлинным лидером. Капитан Джек Харкнесс также проделывает этот путь, полный приключений, однако это происходит в мире, в равной степени исполненном фантастики и точных наук, перенося нас в захватывающее полуурбанистическое повествование, больше похожее на Средиземье или Хогвартс, нежели на типичную научную фантастику.


Джек начинает путешествие

Когда Джек впервые появляется в «Докторе Кто», ему недостаёт заботы о людях, которой исполнены полумифический Доктор и особенно его спутница Роуз Тайлер. Джек скрывается в 1941 году не для того, чтобы спасать жизни, но чтобы скрыть свою «выдающуюся аферу» в суматохе бомбёжек. Сам признающий себя преступником и аферистом, Джек заботится лишь о том, чтобы заигрывать с Роуз и всучить кому-нибудь «космический мусор» из Агентства Времени. Не испытывая никаких угрызений совести, Джек пилотирует украденный космический корабль, и, столкнувшись с опасностью, бросает Роуз и Доктора – правда, в конце концов всё-таки возвращается за ними. Его речь, обращенная к компьютеру в конце эпизода, прекрасно характеризует Джека как личность – как плейбоя: «В последний раз, когда меня приговорили к смерти, я заказал на завтрак четыре гиперводки. После этого всё было как в тумане. Я очнулся в постели с обоими своими палачами. Очаровательная парочка. Мы продолжили общаться. О большинстве палачей такого не скажешь» [2]. В то время как критики описывают его как «человека, в котором есть немного от Хана Соло, немного от Джека Воробья, с небольшой примесью Тома Круза» [3], в нём определённо есть нечто такое, что позволяет ему хладнокровно убивать. Его звуковой бластер выглядит особенно отвратительно рядом с куда более безобидной звуковой отвёрткой миролюбивого Доктора.
В то же время его криминальное поведение отражает пустоту в жизни Джека, глубокую душевную рану, которая его гложет. Два года жизни оказались стёрты из его памяти. Таким образом, Джек разбит, фрагментирован, ему не хватает некой его части, которую все мы воспринимаем как должное. Это состояние отражает более глубокую тему: Джек не уверен в том, кто он такой. Многие другие герои росли в большой нужде: Люк Скайуокер страстно желает стать отважным воином, Гарри Поттер мечтает о настоящей семье, так же, как Коралина, Лира Белаква, Питер Паркер и многие другие. В научно-фантастических приключенческих фильмах, таких, как «Вавилон-5» (Warner Bros. Television, 1994 – 1998, США), «Автостопом по галактике» (BBC, 1981, Великобритания) или «Тёмный ангел» (20th Century–Fox Television, 2000 – 2002, США), взрослеющему герою не хватает воспоминаний, как и Джеку, и ему приходится становиться лидером, узнавая то, что было утрачено.
Героическое путешествие преимущественно является испытанием для личности, и легкомысленный Джек, укрывающийся за намёками и юмором, может быть настолько несерьёзным, насколько ему хочется: «Я стараюсь никогда не говорить о делах на трезвую голову», – говорит он, попивая шампанское и дразня Роуз психобумагой [4]. На самом деле, его Аварийный протокол 417, вступающий в действие в тех случаях, когда смерть неизбежна, предполагает мартини. Джек продолжает флиртовать со всеми подряд, несмотря на постоянные предупреждения о том, что «всему своё время и место» [5]. Что ещё более важно, он снимает с себя ответственность за свои действия: «Я не знаю, что здесь происходит, но, поверьте мне, я тут ни при чём», – постоянно возражает он, в то время как инопланетный вирус с корабля, который, согласно уверениям Джека, является не более чем «безобидным космическим мусором», распространяется по Лондону 1941 года и угрожает полным уничтожением человечества [6].
Несомненно, Джек – негодяй, вор, мошенник и обманщик, который выпутывается из неловких ситуаций благодаря собственному обаянию. С одной стороны, Джек кажется безнадёжным. С другой – он уже начинает меняться. «Оглянись вокруг. Вот что наделал твой “безобидный космический мусор”», – упрекает его Доктор [7]. В реальности медицинское оборудование с потерпевшего крушение военного корабля Чула – это введённые в заблуждение нанороботы, усердно переписывающие человеческие ДНК, превращая людей в монстров. Доктор заставляет Джека осознать, что тот натворил, а затем использует «психологию», и нахальный аферист с готовностью жертвует собой, чтобы помешать бомбе упасть и убить невинных мирных жителей.
Как поясняет Кристофер Воглер, автор мифологического исследования «Путь писателя»: «Наставники в историях воздействуют в основном на разум героя, изменяя его сознание или стремления» [8]. Эти наставники, такие, как Гэндальф, Оби-Ван или Мерлин, обладают эзотерической мудростью. Они – волшебники, обладающие способностью изменять окружающий мир, а также владеющие такими силами или технологиями, которые неопытному герою невозможно даже представить. Дамблдор, величайший заклинатель в магическом мире, может становиться невидимым даже без волшебного плаща Гарри Поттера [9]. Кош из «Вавилона-5» гордится своим удивительным живым кораблём, обладающим телепатическими способностями, как сердце ТАРДИС. Он учит человеческого капитана Джона Шеридана «сражаться с легендами» и осознаёт себя благодаря множеству загадочных снов и уроков [10]. Кем бы ни были эти наставники – волшебниками, инопланетянами или седыми старцами, – они помогают герою стать лучше, выступая в роли совести и советчика в трудных ситуациях.
Точно так же Доктор самоотверженно путешествует по галактике, борясь с эксплуатацией и удостоверяясь в том, что история развивается по верному пути. Когда он приглашает мошенника Джека путешествовать в ТАРДИС, Джек получает новый опыт, и его поведение меняется. Как пишет один из обозревателей, Харкнесс превращается «из самодовольного ничтожества в привлекательного бойца» [11].
«Джек, ты не посмеешь», – говорит Доктор, когда Джек направляет пистолет на разгневанную толпу [12]. Уроки Доктора продолжаются, в основном на примерах: в Кардиффе он планирует отправить женщину-сливина на казнь, но, когда сердце ТАРДИС превращает её в яйцо, Доктор оставляет её в колонии сливинов, позволяя начать жизнь заново. В следующем эпизоде, «Злой волк», он спасает невинную девушку, которую обещал защищать, невзирая на возможные последствия. А затем, в конце концов, он отправляет Роуз в безопасное место – и этот его поступок одобряет некогда эгоистичный Джек. Как это воспринимает Роуз, «Доктор показал мне лучший способ жить… не нужно опускать руки, не нужно просто позволять чему-то случиться» [13].
В ходе путешествия Джек остаётся нахальным: «Я получал удовольствие – в конце концов, только это и имеет значение» [14], – бойко сообщает он женщинам-роботам, которые раздевают его и обращаются с ним, как с моделью, пока он не обезглавливает их. Тем не менее, в финальном эпизоде первого сезона он с готовностью жертвует собственной жизнью и всей человеческой расой, чтобы остановить далеков. «Я бы хотел никогда не встречаться с тобой, Доктор», – говорит Джек. – Будучи трусом, я был намного лучше» [15]. Произнося это своим дерзким, насмешливым тоном, он, однако, прекрасно осознаёт, насколько Доктор изменил его. Он действует как лидер, проникновенно обращаясь к шумной толпе и побуждая людей присоединиться к борьбе – точно так же, как поступил бы на его месте Доктор. Продюсер сериала Рассел Т. Дэвис замечает: «Он действует под влиянием Доктора, как бы находясь под крылом лучшего, более сильного, более сострадательного человека, и многому у него учится» [16].
Джек погибает храбро, жертвуя собой, чтобы Доктор мог спасти вселенную. Однако Роуз возвращается за ними обоим, воплощая в себе сердце ТАРДИС и спасая их обоих благодаря истинной любви. Здесь она выступает как мифическая богиня на пути героя, спасающая его силой бессознательного: эмоции берут верх над рациональностью и технологиями. Она – его сердце, его жизненная сила. Как описывает это Джозеф Кэмпбелл, «Мистический брак с богиней – королевой мира воплощает полную власть героя над жизнью; если женщина – это жизнь, то мужчина – её хозяин и знающий её человек» [17]. Спасённый своей «Владычицей Озера», Джек пробуждается, странным образом оживший в 2001 году, но понимает, что Доктор бросил его, и терзается множеством вопросов. Как говорит Дэвис, «Меня всегда восхищал тот факт, что он [Доктор] – человек, который всегда уходит. И когда Доктор уходит, остаются люди, которым приходится оправляться после всего этого» [18].
Определённо, наставник всегда уходит, как только герой встаёт на путь истинный: пока Доктор периодически возникает в жизни Джека, словно Гэндальф или Аслан, он даёт Джеку возможность расти как личность. Таким образом, когда Джек оказывается брошенным, ему приходится приводить свою жизнь в порядок. Он возвращается на Землю, в 1892 год, и обнаруживает, что стал бессмертным. «Мне показалось, что это было как-то странно», – комментирует он, приходя в себя после выстрела в сердце [19].
Обретя своё почти божественное бессмертие, Джек вновь становится на путь героя, способный побеждать сексуальных пришельцев и чудовищ благодаря своей неугасимой жизненной энергии. Его по-прежнему разрывает от вопросов, и он переживает сто лет одиночества прежде, чем получает возможность задать их. Как предполагает исполнительный продюсер «Торчвуда», Джули Гарднер: «Если персонаж не может умереть, как это на него влияет? Действительно ли это прекрасный славный великолепный удивительный дар? Или в то же время это ужасное проклятье? И одиночество, что это означает?» [20] Таким образом, борясь с обстоятельствами, Джек в конце концов присоединяется к Институту «Торчвуд», не забывая о том, что, помимо его знания пришельцев и обаяния, существует энергия души, которая также способна на многое.

Джек и Гвен

Как комментирует актриса Ив Майлз, «Между Гвен и Джеком существует тесная связь. С первой же минуты, когда Джек замечает её шпионящей за командой, оживляющей труп» [21]. Более того, они дополняют друг друга. Она обладает любознательностью и умением размышлять, чего недостаёт уставшему Джеку, она эмоционально относится к тому, что Джек считает несущественным, и заботится о человеческом, даже если он думает лишь об инопланетном. «Эти двое так хорошо работают вместе потому, что то, чего недостаёт ей как лидеру, в избытке есть у него, и наоборот», – добавляет Ив Майлз [22]. Они дополняют друг друга таким образом, который прекрасно описан уже в первом эпизоде сериала, «Всё меняется»:

ГВЕН: Я немного устала гоняться за тобой.
ДЖЕК: Нет, не устала. И никогда не устанешь.

В фильмах «Красотка» (1990, США), «Моя прекрасная леди» (1964, США) и даже «Энни» (1982, США) авторитетный герой показывает героине, как вписаться в его мир загадочных правил и обычаев, обучая и тренируя её. В ответ она открывает герою то, чего ему не хватало: внутренний мир эмоций и души. Она показывает ему, как заботиться о других и наслаждаться жизнью. И поэтому, пока Джек учит Гвен обращаться с пришельцами, она учит его человечности.

Работа в команде

Джеку определённо нужно больше учиться человеческому: его одержимость поисками Доктора во время работы на Торчвуд определённо замедлила его карьерный рост. Он возглавляет институт в 1999 году, и это становится запоздавшей на невероятно длительный срок «наградой за сто лет службы», как говорится в эпизоде «Осколки». Став главой Торчвуда, Джек по-прежнему не может осознать, что команде важно доверять ему. «Кто ты? Что ты здесь делаешь?» – спрашивает Гвен в эпизоде «Первый день», озвучивая недоумение всей команды. «Ты думаешь, что, получив ответ, почувствуешь себя лучше?» – отвечает Джек со своей обычной загадочной улыбкой и торопливо меняет тему разговора. Он не объясняет, почему единственный «капитан Джек Харкнесс», чьи данные есть в архивах, исчез в 1941 году. Прервав неожиданное высказывание о беременности, которая имела место быть в его жизни, он не уточняет даже, какой пол его больше всего привлекает (если не брать в расчёт очевидный ответ – все). Его команда не знает о том, что он не может умереть, до эпизода «Конец света».
Однако его полнейшая слепота по отношению к личным проблемам его команды куда хуже, чем его тайны. Джек не обращает внимания на Йанто, оборудовавшего целую лабораторию для своей кибердевушки, о которой никто не знал и которую он не мог доверить команде. Тош также заводит тайные отношения с пришельцем женского пола («Дары данайцев»). Это Джеку удаётся заметить вовремя, но он лишь утешает Тош и даёт ей советы, убив её любовницу прямо у неё на глазах. Одно-единственное изменение в программе отправляет пришельца в центр Солнца: «Ей не будет жарко, – бойко сообщает он. – Я имею в виду, мы посылаем её туда ночью и всё такое». Равнодушие Джека наиболее очевидно в случае с Оуэном, который начинает драться с долгоносиками, чтобы излить свой гнев.
«Я устал жить с тайнами Джека – мы даже не знаем, кто он такой», – кричит Оуэн («Капитан Джек Харкнесс»). Номинально Джек – их лидер, но недоверие между членами команды расшатывает и без того хрупкий фундамент, который в конце концов разрушается.
Этот раскол в команде отражает собственное фрагментированное «я» Джека – каждый его импульс борется за контроль. Он разрывается между своим долгом перед Торчвудом и потребностью в Докторе, жаждой отношений и виной и неопределённостью, вызванными его способностью жить вечно. В психологическом смысле другие персонажи символизируют части его «я» – точно так же, как ум Гермионы и эмоциональность Рона помогают Гарри Поттеру в соответствующей серии книг. Капитан Кирк получает подобного рода поддержку от своих товарищей по команде Спока и МакКоя. Однако, к концу первого сезона, сокомандники Джека демонстрируют растущее неповиновение, что можно расценивать как полный распад как команды, так и личности.
Война в конце концов выходит на поверхность: ярость и разочарование Оуэна достигают кульминации в эпизоде «Конец света», когда Джек в очередной раз отказывается довериться команде. Однако на сей раз терпение Оуэна иссякло: «Если ты даже не настоящий человек, почему, чёрт возьми, я должен тебе подчиняться?» Джек тоже выходит из себя и увольняет Оуэна. Несмотря на то, что Гвен и Тош умоляют его уступить (это снова указывает на внутренний конфликт), Джек не может принять вызов Оуэна. Когда Джек осознаёт, что его лидерство было лишь иллюзией, вся команда восстаёт против него – они полны решимости открыть хаотичный Разлом и (как они думают) спасти своих возлюбленных. Оскорбления Джека и просьбы поверить ему не имеют никакого эффекта, демонстрируя, как мало доверия было в основе их внутрикомандных взаимоотношений.

Героизм

В финальном эпизоде первого сезона показывается конец света. Воплощённая смерть идёт по земле, топча её ногами размером с небоскрёб. Демон пожирает всё на своём пути. Его сторонник идёт впереди, провозглашая: «Весь мир умрёт под его тенью». Это Аваддон, чьё имя в Старом завете означает «губитель». В Новом завете он «великий разрушитель», появляющийся в день конца света и несущий Апокалипсис.
Вскоре улица оказывается завалена трупами, потому что люди попадают под его тень и немедленно погибают. Аваддон – подлинная мощь энтропии, выпущенная в повседневный мир. Ослабевший после последней своей смерти Джек понимает, что он – единственный шанс для человечества: «Аваддон несёт смерть. Давайте посмотрим, как он справится со мной. Если он питается жизнью, то я – скатерть-самобранка». Перед лицом воплощённого зла выбора не остаётся, и эта битва делает его сильнее. В этот момент он не чувствует никакого конфликта или разрозненности. Он встречается со зверем лицом к лицу в пустынном поле и приглашает того «на пир жизни». Джек начинает излучать ангельский свет и кричит, громче и громче. Чудовище тонет в этом свете бессмертия, которое является понятием по сути противоположным ему самому, и в конце концов падает на землю и погибает. Жизнь побеждает смерть.
Для ослабевшего Джека позволить существу сожрать его – по-прежнему жертва, которая доводит его до смерти, возможно, навсегда. «Невозможно не измениться каким-либо образом, побывав на грани смерти» [23], – предупреждает учёный, исследователь героических мифов, Кристофер Воглер. Даже для обычных людей – после того, как они побывают на краю гибели, – «цвета кажутся ярче, семья и друзья становятся более важными, а время – более ценным. Близость смерти делает жизнь более реальной» [24]. В мифологии такое смертельное путешествие становится временем для обретения великой тайной мудрости, приносит ответы, которые Джек искал на протяжении всего первого сезона. Как в случае с Гарри Поттером и Фродо Бэггинсом, пожертвовав своей жизнью, Джек получает в награду встречу со своим наставником, который возвращается издалека, чтобы поведать Джеку истину, которую тот искал.

Знание самого себя

Джек был одержим Доктором на протяжении более чем ста лет, проведённых им на Земле. Он хранит отрезанную руку Доктора в течение всего первого сезона «Торчвуда», словно хрустальный шар или магический амулет. Услышав ТАРДИС в эпизоде «Конец света», Джек, забыв об ответственности, бросается к ней, рискуя вызвать аномалию во вселенной. Его ответственность и честь оказываются перечёркнуты единственным вопросом: у него появляется шанс узнать, кто он такой.
Они неуклюже воссоединяются, и Доктор наконец признаётся, почему бросил Джека: его фактически божественная способность регенерировать сделала его аномалией во вселенной. Он не простой смертный – он полубог, обречённый жить в изоляции. Эти магические способности и чудесная концепция появляются едва ли не в каждом мифе и героической легенде, от Мерлина до Моисея, но Джек до сих пор не принял их. «Ты хочешь умереть?» – спрашивает его Доктор.
«Я думал, что хочу. Не знаю», – сомневается Джек [25]. У Джека больше причин жить, чем он сам признаёт – его обязанности в качестве лидера Торчвуда, его друзья и протеже, которых он покинул. Джек следует за Доктором, в одиночку, на протяжении целого года, исполненного ужасов, инициированных Мастером – сумасшедшим Повелителем Времени. В конце концов, Джеку и его друзьям удаётся вернуть время назад, и о том, что произошло, в итоге помнят лишь те, кто оказался в эпицентре событий. Перенеся заключение и пытки, Джек объясняет Доктору, что больше всего ему недоставало его обязанностей в качестве главы Торчвуда: «В прошедшем году – в году, которого не было, – у меня было много времени для раздумий, и я всё время думал о своей команде. Как ты сказал, Доктор, – ответственность» [26].
Влияние Доктора становится более заметным, когда мы обнаруживаем, что Джек реформировал Торчвуд для него, «в твою честь» [27], как сам Джек преподносит это. Фактически, год уединения дал Джеку не только цель: он мирится с тем, что является «невозможным», неспособным умереть, но обладающим даром, благодаря которому может спасать мир в любой критический момент.

Самосознание

Как отмечает актёр Джон Барроумен, «Джек меняется [во втором сезоне]. Он возвращается, решив все свои проблемы с Доктором, и становится куда больше похож на того парня, которого мы видели изначально» [28]. На первый взгляд он не изменился – он самоуверенно возвращается в Торчвуд и вновь приступает к своим обязанностям руководителя, никому ничего не объясняя (в эпизоде «Поцелуй навылет»). Фактически, на протяжении всего эпизода он поднимает всё новые вопросы об Агентстве Времени, Докторе, своём прошлом и своём брате Грее. Однако он чувствует себя более комфортно и уверенно. Он приглашает Йанто на свидание, наконец разрушая барьер между собой и одним из членов своей команды. Он определённо принял самого себя – или, по крайней мере, свои новые таланты и обязанности. «Я вернулся к вам. Ко всем вам», – говорит он, и не кривит душой. Когда воспоминания команды изменяются в эпизоде «Адам», он по-отечески заботится о каждом своём сотруднике и утешает их. Он видит лучшее в их воспоминаниях и извлекает это на поверхность, он говорит им о «гордости и тепле», в конце концов сумев выразить более глубокие чувства. Он спасает свадьбу Гвен и приглашает Марту Джонс в Торчвуд. Однако теперь вопрос о его личности закрыт, и впереди его ждёт более жестокое сражение – против самых тёмных сторон его внутреннего «я».
Первое такое сражение происходит в первом сезоне, когда он переносится в 1940-е годы и встречается с «настоящим» капитаном Джеком Харкнессом в одноимённом эпизоде. Этот человек – скромный, любящий, самоотверженный, застенчивый и испуганный; это те черты, которые Джек подавляет в себе. «Капитан Джек Харкнесс – настоящий герой, на которого капитан Джек хотел бы быть похожим», – замечает Барроумен [29]. Как пишет один критик:

Капитаны Джеки делят на двоих одно и то же имя, и, кроме того, они довольно схожи внешне – таким образом в них воплощается определённая двусмысленность ситуации. Учитывая наличие машины времени, это указывает на некую самовлюблённость и самолюбование; согласно старому клише, гомосексуальность есть любовь к себе подобным [30].

Однако это не просто гомоэротическая любовь, это эгоистическая любовь, любовь к самому себе: к капитану Джеку Харкнессу. Как продюсер шутя преподносит это, «Единственным человеком, в которого капитан Джек Харкнесс готов был влюбиться, оказался он сам» [31]. «Я ничего не могу для него сделать», – жалуется Джек, зная, что его более спокойный призрачный двойник обречён; однако он предлагает другому человеку то, чего не может получить сам: прекрасную ночь настоящей любви, если он поцелует на прощание свою девушку.
Отношения, ответственность за которые на себя возлагает Джек (или оба Джека) – это способ исцелить себя, смириться с недостатком чего-либо. Один Джек сдаётся и нарушает табу 1940-х годов, танцуя с другим мужчиной, а другой – подавляет искушение остаться и помочь своему двойнику. Таким образом, эта встреча позволяет обоим обнаружить невидимые ранее положительные качества в них самих: это способ развития. Когда они танцуют друг с другом, оба – счастливо улыбаясь, – они воссоединяются: наш Джек учится быть ответственным, в то время как другой приобретает нахальное гоморомантичное хвастовство, которое определяет капитана Торчвуда. «Это соединение двух человек», – говорит Наоко Мори, актриса, исполняющая роль Тош, и утверждает, что их незабвенный поцелуй «не был сексуальным» [32]. Этот момент целостности готовит Джека к его встречей с концом света, способным разрушить его жизнь; другой его призрачный двойник отнюдь не будет таким альтруистом.
Этот человек – капитан Джон Харт, кокетка из пятьдесят первого века и бывший Агент времени. У них похожие имена и звания, схожая в своей несовременности одежда в стиле милитари и одинаковые предпочтения, касающиеся сексуальных партнёров. Капитан Джон – «маниакальный лжец»; где мы слышали это раньше? Он – всё тот же капитан Джек, но более злой, испорченный. «Глядя на Джона, вы видите, каким мог бы стать Джек, а возможно, и стал – на какое-то непродолжительное время. Джек, благодаря своему опыту с Доктором и Торчвудом, сделал сознательный выбор, отказавшись от подобного поведения», – комментирует сценарист [33]. Джон Харт также гиперболизирован. Демонстрирующий влечение к пуделям и хладнокровно убивающий товарищей по команде, он не так уж похож на Джека.
Как и двойник из 1941 года, Джон Харт является тенью Джека, в нём воплощаются невыраженные или отвергнутые аспекты его личности. Писатель, описывая Джона Харта, говорит: «Сериалу – и капитану Джеку – нужен был настоящий враг, тот, кто мог бы устроить ему настоящее испытание, подтолкнуть его и открыть что-то в характере Джека» [34]. Со временем каждый мифический герой сталкивается с собственным тёмным альтер-эго: «Качества, которые мы не признаём и пытаемся искоренить, всё равно остаются в нас и действуют в тайном мире подсознания», – как это преподносит Воглер [35]. Это тёмная сторона нас самих, страхи и сожаления, которые нас преследуют. Злейший враг Фродо – не тёмный властелин Саурон; самое страшное для Фродо – превратиться в жалкого Голлума, последнюю жертву его кольца. Необычные способности Гарри, такие, как способность разговаривать со змеями, получены им в наследство от Волдеморта; точно так же Люк Скайуокер в «Возвращении джедая» (1983, США) сознаёт, что унаследовал свою джедайскую силу от отца-злодея. «Убей его и займи его место рядом со мной», – приказывает император, и Люку приходится признать, что он может стать следующим тёмным властелином, если он изберёт этот путь. Только тогда ему удаётся понять Вейдера и спасти его.
В эпизоде «Поцелуй навылет» капитан Джон искушает Джека, уговаривая его вернуться к прежнему образу жизни, напоминая о прежних временах, когда они могли путешествовать среди звёзд «совсем как раньше». Джек вернулся к своей команде и обязанностям. Но эта более молодая, более легкомысленная сторона его личности появилась, чтобы соблазнить его: «Я хочу, чтобы ты образумился, – говорит Джон. – Присоединяйся ко мне, Джек». В глубине души Джек помнит своё беззаботное прежнее «я» и скучает по чарам космоса и былым приключениям. Актёр Бёрн Горман, играющий Оуэна, добавляет: «Капитан Джон Харт в трёх словах – аморальный, скользкий и подозрительный в сексуальном плане. В чём-то он напоминает капитана Джека: у него своё собственное понимание морали, но в целом к этой личности быстро и легко привыкаешь» [36]. В то же время, сталкиваясь с этим насмешливым, легкомысленным прошлым, Джек также вспоминает, как превратился в лидера. Он целует Джона на прощание и уверенно приказывает ему уйти навсегда.
Однако от прежних «я» невозможно так легко отказаться: своими словами «Я нашёл Грея» Джон Харт вызывает ещё больший соблазн – он даёт Джеку потенциальную возможность исправить свою самую большую ошибку. «Я искал Грея долгие годы», – признаётся Джек, терзаемый виной из-за того, что позволил руке брата выскользнуть из своей руки. Грей неразрывно связан с соблазном: взаимодействуя с инопланетным врагом Адамом, Джек плачет, оказавшись непостижимым образом перенесённым в воспоминания о семье. Грей – невинный ребёнок, то заветное, от чего Джек отказался более чем 150 лет назад: в тот день он навсегда потерял отца, брата и спокойную семейную жизнь. Внутреннее дитя является хорошей приманкой: невинный клубок желаний и та личность, которую герой так долго подавлял [37]. «Это тоже яркая метафора идеи спасения ребенка-Самости, души-Самости, – ее необходимо спасти, не дать ей снова затеряться в бессознательном, не забыть, кто мы такие и в чем наша задача» [38], – пишет об этом слабом внутреннем голосе мифолог Кларисса Пинкола Эстес.
«Потеряв» Грея, Джек предал забвению всё, что было с ним связано, даже воспоминания: «Это был худший день в моей жизни. Это последнее, что мне хотелось бы помнить», – говорит он в эпизоде «Адам». Теперь зрелость Джека запомнить эту отдельную часть себя и в конце концов противостоять ей, когда Грей, перенесённый в Кардифф Джоном Хартом, целенаправленно разрушает тщательно выстроенный Джеком безопасный мир. Грей – ещё один его двойник, как и Джон Харт, поскольку этот потерявшийся мальчик делит с Джеком детство и прошлое, которое могло бы принадлежать ему. В то же время он «серый» (1), «мутный» в моральном плане, как и все тени. Фактически, Грей – убийца, испорченный и потерянный: самое ужасное альтер-эго, которое появлялось в сериале. В эпизоде «Сквозные ранения» он полон решимости «отнять у Джека жизнь, разрушить её изнутри». Психологически он представляет собой саморазрушительные порывы Джека. «Моя единственная сила – ненависть к тебе. Я во всём завидую тебе. Я хочу отнять у тебя всё это, – говорит Грей, повторяя слова, тихо звучащие в душе Джека. – Я хочу отнять у тебя жизнь».
«Если бы я мог поменяться с тобой, я бы это сделал», – говорит Джек, исполненный раскаяния из-за того, что ему достался лучший, более светлый мир, в то время как Грею пришлось переживать пытки и мучения. Грей переносит его назад во времени и погребает заживо, заставляя умирать снова и снова в течение тысячи лет. Как мы узнаём благодаря «Доктору Кто», Джек боится умирать и стареть. В этом заключается функция тени – благодаря ей Джек может изучить своё скрытое «я», осознать свою тёмную суть, те части себя, которые он предпочитает отвергать, а не исследовать.
Джек с готовностью позволяет Джону Харту и своему брату похоронить себя и таким образом лишиться жизни бесчисленное количество раз: «Это было моим наказанием», – говорит он позднее. Эта смерть – «облегчение», способ искупить свою вину за отречение от тёмной стороны самого себя. Это падение героя в глубочайшую пещеру – царство смерти, где он должен противостоять своему потерянному теневому «я» и воссоединиться с ним. Охотно соглашаясь на погребение, Джек с готовностью получает знания благодаря смерти, как Одиссей, Геркулес, Орфей и все величайшие классические герои. Таким же образом Фродо позволяет Королю-чародею ранить, а паучихе – укусить себя, в обоих случаях последствием является кратковременная смерть. Гарри Поттер спускается в подземные пещеры, на кладбища и т.д. в кульминационные моменты каждой из семи книг серии. Капитан Шеридан из «Вавилона-5», как и Джек, с готовностью встречает смерть, бросаясь с балкона, чтобы не поддаться злобным Теням. Умирая, он встречает загадочного наставника и получает шанс воскреснуть. Для Джека его спуск похож на возврат к более примитивному «я» – к детскому «я» Джека, которое он давно утратил. Он становится Греем, тысячу лет терпя пытки, но это испытание не может сломить Джека: оно делает его сильнее.
Фактически, он становится парой Джеков, существующих одновременно, чтобы перехитрить младшего брата. «Я пересёк собственную временну́ю линию», – признаётся он, когда Торчвуд спасает его. Два Джека демонстрируют понимание им собственной двойственности: светлое и тёмное, дикарь и лидер. Один из них всё это время был заперт, спрятан в тёмных подвалах Торчвуда до тех пор, пока Джеку не удалось воссоединить все аспекты своей личности. «Я прощаю тебя, – говорит он Грею, сжимая его в объятиях, признавая его как часть себя. – Я прощаю тебе твои грехи. А теперь сделай то же самое для меня». Джек понимает, что ему нужно восстановить контакт со своим потерянным «я», чтобы снова стать целостным. Хотя Грей отказывается, Джек продолжает обнимать его, а в конце концов замораживает, охраняя эту опасную часть себя – точно так же, как сам он в течение столетия был вынужден сохранять неподвижность. Этот момент перекликается с эпизодом, когда Люк прощает Дарта Вейдера, превращая его из технологического монстра в безобидного призрака. Невинность Джека оказалась уничтожена, и когда ему удаётся смириться с этим, он уже не может вновь стать тем мальчиком на пляже. Пусть он и не может осознать эту опасную, убийственную часть себя, уничтожить её он тоже не в состоянии. Этот аспект дремлет в нём – любимый, прощённый и признанный. Как это преподносит Джозеф Кэмпбелл, «Искупление состоит не более чем в отречении от этого монстра-двойника, который появился сам собой»; отрекаясь от себя, герой может примирить своё доброе и злое «я» и создать целостную личность [40].

Отзвуки будущего

Что же остаётся для Джека Харкнесса (или для того, кем он на самом деле является)? На следующем этапе своего пути герой должен стать отцом и проводником для следующего поколения героев; этот момент часто осложняется наличием злого ребёнка или родителя. Такой мотив присутствует в «Короле Артуре», «Звёздных войнах» и многих других произведениях. Для Джека Грей представлял собой злого ребёнка, его ответственность, его наследника, его врага. Однако, возможно, теперь Джек готов к настоящему ребёнку и к трудностям, которые с этим сопряжены.
Кроме того, на последнем этапе пути герой становится наставником и мудрецом для будущих поколений, прежде чем вознестись в духовное царство, как Оби-Ван или Дамблдор, и уже не вернуться. В данном случае путешествие Джека заняло несколько столетий, чтобы он смог стать настоящим героем и человеческим лидером. И ещё больше времени ему понадобится, чтобы стать таким же мудрым, как Доктор.
Поклонники заинтригованы интересным намёком в эпизоде «Доктора Кто» «Последний из Повелителей Времени»: «Когда я был ребёнком и жил на полуострове Бошейн, я был красавчиком, как с картинки, – говорит Джек. – Я был первым, кто записался в Агентство Времени. Меня называли Лицом Бо». Спутница Марта Джонс и Доктор ошеломлённо переглядываются. Может ли этот обаятельный мошенник и в самом деле стать древнейшим в галактике кладезем мудрости, «богом»? Даже проведя тысячу лет погребённым под землёй, Джек не стал достаточно зрелым, чтобы жениться и остепениться. И как невероятно подвижный Джек может справляться без тела? Тем не менее, пяти миллиардов лет Джеку могло бы хватить для того, чтобы повзрослеть.
В чём здесь смысл? Лицо Бо – это лишённая тела голова, морщинистая и мудрая на вид. Благодаря отсутствию конечностей и туловища он воплощает собой тотальный интеллект. Фактически, контейнер, похожий на аквариум, отделяет его от остальных. Он поёт древние телепатические песни и изрекает предсказания, словно оракул. Как показано в эпизоде «Новая Земля», он обладает такой умственной силой, что может телепортироваться, не испытывая потребности в какой-либо технике. Он, бесспорно, пребывает в полном согласии со вселенной.
Складывается любопытная параллель: теперь Лицо становится наставником Доктора. «Ты не один», – говорит оно Доктору [41]. Это определённо сюжетообразующий компонент, но в то же время и напоминание о том, что нужно доверять своим спутникам, тем, кто находится рядом с Доктором во время всех его путешествий. Пока у него есть Роза, Марта и все остальные, он – часть команды; этот урок Джек давно усвоил. Ещё более примечательно то, что, по легенде, перед смертью Лицо откроет свою величайшую тайну «единственному ему подобному». Это, как мы впоследствии узнаём, Доктор, «человек, не имеющий дома: одинокий бог». Поэтому Лицо также бездомно (Джек часто упоминал об этом в отношении себя) и в каком-то смысле обожествлено – а это финальная стадия героического путешествия. Лицо Бо, прожив очень долгую жизнь, является не просто советчиком Доктора; оно срослось с ним. Повелитель Времени и Агент Времени едины.
Прежде, чем это произойдёт, Джеку предстоит пройти много испытаний – в сериалах «Доктор Кто» и «Торчвуд: Дети Земли». Тем не менее, он уже ощутимо повзрослел, в то же время оставшись всё тем же «Капитаном намёков» и продолжая неудержимо флиртовать со всеми подряд, что вдохновило Рассела Т. Дэвиса создать целый сериал об этом персонаже. После противостояния со своим долгожительством и своими демонами, что ждёт его в будущем? Сможет ли он любить и играть с одинаковым рвением? Найдёт ли он свои потерянные воспоминания и чему они его научат? Что бы ни произошло, в будущем Джека будут смешиваться невероятное очарование и что-то намного более глубокое: рост личности в ходе героического путешествия.
__________________________
(1) - Имя Грея в данном случае «говорящее», поскольку “Gray” в переводе с английского – «серый».

______________________________________________________________

Примечания

1. Кен Такер, «Work That Bawdy» // «Entertainment Weekly» №981, 7 марта 2008 г., с. 79. www.galegroup.com.mill1.sjlibrary.org
2. «Доктор танцует», «Доктор Кто» (BBC, 2005, Великобритания).
3. Мелани МакФарленд, «По телевизору: Жаркий «Торчвуд» на BBC America – крутое место для субботнего вечера» // «Seattle Post-Intelligencer», 12 сентября 2007. www.seattlepi.nwsource.com/tv/330634_rv07.html
4. «Пустой ребёнок», «Доктор Кто» (BBC, 2005, Великобритания).
5. «Злой волк», «Доктор Кто» (BBC, 2005, Великобритания).
6. «Доктор танцует».
7. Там же.
8. Кристофер Воглер, «Путь писателя: Мифологическая структура для писателей», 2-е изд. (Studio City, Калифорния: Michael Wiese Productions, 1998), с. 121.
9. Дж. К. Роулинг, «Сказки барда Бидля» (Нью-Йорк: Scholastic, 2008), с. 97.
10. «Охотник и жертва», «Вавилон-5» (Warner Bros. Television, 1993, США).
11. МакФарленд, «По телевизору».
12. «Утопия», «Доктор Кто» (BBC, 2007, Великобритания).
13. «Пути расходятся», «Доктор Кто» (BBC, 2005, Великобритания).
14. «Злой волк».
15. «Пути расходятся».
16. «Эпизод 11 – Привет, привет, привет», «Доктор Кто: Конфиденциально» (BBC, 2007, Великобритания).
17. Джозеф Кэмпбелл, «Герой с тысячей лиц» (Нью-Йорк: Princeton University Press, 1973), с. 120.
18. «Эпизод 11 – Забытые герои и насильственная смерть», «Доктор Кто: Конфиденциально» (BBC, 2005, Великобритания).
19. «Утопия».
20. «Возвращение Джека», «Торчвуд: Рассекречено» (BBC, 2007, Великобритания).
21. «Неудачный день в офисе», «Торчвуд: Рассекречено» (BBC, 2007, Великобритания).
22. Ив Майлз, «Сезон 2, эпизод 1: Взгляд изнутри 5», BBC America – Torchwood, www.bbcamerica.com/content/262/index.jsp. Гэри Рассел, «Архивы Торчвуда» (Лондон: BBC Books, 2008), с. 105.
23. Воглер, «Путь писателя», с. 30.
24. Там же, с. 164.
25. «Утопия».
26. «Последний из Повелителей Времени», «Доктор Кто» (BBC, 2007, Великобритания).
27. «Барабанный бой», «Доктор Кто» (BBC, 2007, Великобритания).
28. Кэти Кемплинг, интервью с Джоном Барроуменом // «The Huddersfield Daily Examiner», 14 января 2008 г.
29. «Напоминание о прошлом», «Торчвуд: Рассекречено», «Торчвуд – полный первый сезон», DVD, продюсер – Рассел Т. Дэвис (2007; США: BBC Warner, 2008).
30. Глин Дэвис и Гэри Нидхэм, «Гомосексуальное телевидение» (Нью-Йорк: Routledge, 2009), с. 153.
31. «Напоминание о прошлом».
32. Там же.
33. Нил Уилкс, «Крис Чибнелл говорит о Торчвуде» // «Digital Spy», 1 апреля 2008 г., www.digitalspy.co.uk/w/a92590/chris-chibnall-ta...
34. Там же.
35. Воглер, «Путь писателя», с. 71.
36. Бёрн Горман, «Сезон 2, эпизод 1: Взгляд изнутри 3», BBC America – Torchwood, www.bbcamerica.com/content/262/index.jsp
37. Мидори Сайндер, «Безрукая девушка и путь героя» // «The Journal of Mythic Arts», The Endicott Studio (зима 2006), с. 3. www.endicottstudio.com/rdrm/rrHJourney3.html
38. Кларисса Пинкола Эстес, «Бегущая с волками» (Нью-Йорк: Ballantine Books, 1992), с. 449 – 450.
39. «Последний из Повелителей Времени», «Доктор Кто» (BBC, 2007, Великбритания).
40. Кэмпбелл, «Герой с тысячей лиц», с. 130.
41. «Новая Земля», «Доктор Кто» (BBC, 2006, Великобритания).

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Narrative and Torchwood, Повествование и Торчвуд, Valerie Estelle Frankel, Валери Эстель Френкель

---

Освещая Торчвуд. Глава 4

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале BBC

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Прикасаясь к Иному: контакты с пришельцами и греховные отношения

РИА ЧЕЙН

На кадрах с видами Кардиффа с высоты птичьего полёта выделяется белое, необычной формы здание «Алтолуссо» – самый высокий жилой многоквартирный дом в городе. Камера спускается ниже, к одинокой фигуре на краю крыши: это капитан Джек Харкнесс. Даётся крупный план, затем очень длинный кадр – камера огибает Джека, оператор словно наблюдает, как от смотрит на город – а затем изображение резко сменяется видом с высоты, фигура Джека удаляется из вида.
Эта сцена из премьерного эпизода «Всё меняется» включает некоторые ключевые темы и мотивы «Торчвуда», в том числе ожидание, наблюдение и ничтожность перед лицом огромного мира. В частности, в ней подчёркивается изоляция: положение Джека – в одиночестве, на возвышении над шумным городом – предполагает, что этот персонаж живёт в мире людей, но не принадлежит к нему. Одной из отличительных особенностей «Торчвуда» является его постоянное внимание к теме уединения и разлуки, связи и контактов, начиная со связи с «материнским» сериалом «Доктор Кто» и заканчивая шестиугольниками на логотипе команды. Разлом во времени и пространстве, располагающийся в Кардиффе, является точкой соприкосновения между человеческим и инопланетным мирами, но команда Торчвуда стремится наладить важные связи друг с другом и человеческим миром вокруг. Контакт – это один из ключевых способов, который представляет в сериале это стремление к налаживанию связей, и телесные контакты часто используются в качестве своего рода условного обозначения для создания или утверждения более прочных взаимоотношений.
Значимость контакта, безусловно, не ограничена вымышленным миром. «Ласковые и агрессивные прикосновения мгновенно и глубоко выражают то, для чего языку требуются определённые усилия. Поцелуй стоит тысячи слов. Контакт предваряет, наполняет и подавляет язык». [1] Многие из наших терминов, обозначающих эмоциональные связи, основываются на понятиях о прикосновениях: волнующие истории мы называем «трогательными», говоря «переброситься парой слов с кем-либо», мы имеем в виду беседу, или просим «оставаться на связи». В то время как человеческие прикосновения могут иметь совершенно разные значения – подумайте о разнице между поцелуем, рукопожатием и пощёчиной – все они связаны тем фактом, что прикосновение всегда является двусторонним процессом. Человек не может прикоснуться к другому человеку, не получив ответного прикосновения; как пишет Филд, «Осязание – наше самое социальное чувство. В отличие от зрения, слуха, обоняния и вкуса, которыми мы обычно можем пользоваться в одиночестве, осязание, как правило, подразумевает взаимодействие с другим человеком». [2] Именно эта взаимная зависимость – тот факт, что это всегда требует объединения себя с кем-то ещё – даёт контакту повышенную значимость.
Учитывая «взрослую» тематику сериала, о которой так много говорилось, сексуальный контакт, возможно, является наиболее очевидной формой взаимодействия в «Торчвуде», и акцент на сексуальности персонажей можно назвать одним из самых явных различий между «Торчвудом» и «Доктором Кто». Хотя в отношении прикосновений сексуальный контакт – всего лишь один из элементов более крупной системы знаков, используемый для выражения идеи связей и контактов (в том числе неудачных), которые играют столь важную роль в сериале. Все члены команды Торчвуда разными способами стараются установить контакт друг с другом. Будучи человеком, живущим вне своего времени, Джек явно утратил способность сопереживать другим и воспринимать окружающих как людей, а не предметы. Сексуальные контакты Оуэна Харпера не заменяют значимых человеческих взаимоотношений. В первом сезоне члены команды настолько далеки друг от друга, что даже не знают о том, что убитый горем Йанто Джонс прячет свою девушку, частично обращённую в киборга, в подвале, надежде вновь сделать её человеком. Технический эксперт Тошико Сато – другой тип киберчеловека, гений, который никогда никуда не ходит без своего ноутбука; но её подкованность в области технологий сравнима лишь с её беспомощностью в сфере личных взаимоотношений. Она втайне страдает по Оуэну, в то же время утверждая, что из-за работы в Торчвуде у неё не остаётся времени на отношения. Комментарий Оуэна на эту тему в эпизоде «Первый день» – «Неприятностей мне и здесь хватает» – подтверждает тот факт, что он тоже рассматривает Торчвуд как замену или альтернативу важным романтическим отношениям; у каждого из них может быть работа или отношения, но не всё сразу.
Таким образом, истинная роль новобранца в команде Торчвуда, Гвен Купер, – не замена Сьюзи Костелло и не связь с полицией, но установление новых контактов среди членов команды: друг с другом, с человеческим миром вне Торчвуда и с их собственной человечностью (хотя «человеческий» статус Джека всегда остаётся сомнительным). В эпизоде «Всё меняется» Гвен получает предложение работать на Торчвуд и принимает его; их диалог с Джеком происходит на крыше кардиффского центра «Миллениум». Крыша как место действия и стремительно сменяющие друг друга виды города с высоты напоминают кадры, где Джек стоит один (об этом говорилось выше, и зритель видел это всего лишь десятью минутами ранее), но на этот раз рядом с ним стоит Гвен – и в буквальном, и в фигуральном смысле. Хотя эти двое не прикасаются друг к другу, смысл понятен: Джек больше не одинок. Тем не менее, этот момент единства мимолётен. В то время как показ с высоты Джека, стоящего на крыше здания «Алтолуссо», а также другие его изображения в одиночестве на кардиффских крышах, постоянно снова и снова появляются на протяжении первого сезона, кадры с Джеком и Гвен больше не показывают, и благодаря этому первые ассоциации с персонажем Джека – одиночество и обособленность – никак не оспариваются.
В то время как связь через прикосновение ценится в «Торчвуде», известный афоризм Э. М. Форстера «Только соединить…» напрямую не применяется. [3] В мире «Торчвуда», в двадцать первом веке, эпиграф Форстера к роману «Хауардс-Энд» (и принцип становившегося всё более разобщённым и противоречивым двадцатого века) становится проблематичным. Научно-фантастический контекст открывает новые возможности для контакта и связей, но вместе с этим – и новые опасности. Так, слишком близкая связь с инопланетным миром может означать потерю контакта с человеческим, примером чему является предшественница Гвен – Сьюзи. Пленённая инопланетной технологией Воскрешающей Перчатки и связанного с ней ножа – «Нужно проникнуть в это, поддаться этому. Я так и сделала» («Всё меняется») – Сьюзи теряет связь с человеческим миром, убивая людей ножом, чтобы получить возможность использовать перчатку. Поскольку способность Гвен налаживать контакт с другими является ценным качеством для команды, она же ставит её под угрозу причинения вреда или даже смерти (как показано в эпизоде «Они продолжают убивать Сьюзи»), а также утраты её собственной гуманности.
Параллели между Гвен и Сьюзи подтверждаются в серии «Они продолжают убивать Сьюзи» не только тем фактом, что Гвен оживляет Сьюзи при помощи перчатки (которую ранее использовала сама Сьюзи), но и тем, что, как становится известно, Сьюзи, как и Гвен, занималась сексом с Оуэном. В торчвудской символической системе контактов роман Гвен с Оуэном означает соблазн и отдаление от человеческого мира, представленного её молодым человеком Рисом, в пользу инопланетного мира Торчвуда. (Другой вероятный любовник Гвен, Джек, не принадлежит в полной мере ни к миру Торчвуда, ни к человеческому миру; его статус остаётся неопределённым). Таким образом, когда Гвен выбирает Риса, это не просто выбор данного конкретного человека среди других любовников или потенциальных любовников, но и установление человеческого мира и человеческого контакта на первое место, перед Торчвудом. Гвен отвергает изоляцию, которая в конце концов возникла бы, выбери она Торчвуд. Когда Рис умирает, Гвен говорит: «Вот, что здесь случается. В конце концов мы все остаёмся в одиночестве» («Конец света», 1 сезон, эпизод 13). Выбор Гвен Риса и человеческого мира несколько раз повторяется во втором сезоне сериала, возможно, наиболее явно – в эпизоде «Мясо» (2 сезон, эпизод 4), в котором она заявляет, что скорее уйдёт из Торчвуда, чем предаст Риса: «Вы все считаете, за пределами Торчвуда холодно и одиноко – но не для меня, потому что у меня есть он».
Хотя Гвен остаётся связана с человеческим миром, её попытки восстановить контакт членов Торчвуда друг с другом, а также с внешним миром, оказываются успешными лишь отчасти. Несмотря на то, что команда (за исключением отсутствующего Джека) объединяется вокруг неё в начале второго сезона, это положение дел временно. Фактически, в каждом эпизоде подчёркивается одиночество или уединение одного или нескольких персонажей. Эстафету по очереди принимает каждый из ключевых персонажей, а также большинство значимых второстепенных, многие из которых выполняют функции пар для актёров основного состава. Среди них – Юджин из серии «Разные туфли» (1 сезон, эпизод 9), Томми из серии «До последнего человека» (2 сезон, эпизод 3), Генри Паркер и Мэгги в серии «День из смерти» (2 сезон, эпизод 8), Джона из серии «По воле случая» (2 сезон, эпизод 11), и капитан Джон Харт.
Использование контакта в целях выражения темы отчуждения и связи достаточно хорошо проиллюстрировано в эпизоде «Разные туфли», который отличается тем, что в центре внимания в нём находится персонаж, не относящийся к основному составу, а также стилистическим и тематическим сходством с эпизодом «День из смерти» (что будет рассматриваться ниже). В серии «Разные туфли» Юджин просыпается лежащим на дороге и обнаруживает собственный труп и команду Торчвуда, расследующую происшествие. Похоже, никто не может ни видеть, ни слышать его, и когда он пытается дотронуться до Тошико, его рука проходит прямо сквозь неё. Поскольку Юджин не помнит, что происходило в последние две недели перед его смертью, он остаётся с Гвен, которая сообщает печальные новости его семье и расследует его гибель.
Призрачное присутствие Юджина является буквальным отображением его неспособности поддерживать контакт с теми, кем он больше всего дорожил в жизни. В детстве, в тот день, когда его отец ушёл из семьи, Юджину подарили глаз инопланетянина, и с тех пор его к его потребности в отце прибавилась мечта об инопланетном контакте. Это приводит к тому, что всю жизнь молодой человек проводит в ожидании, что и его отец, и инопланетянин вернутся за тем, что оставили. Став энтузиастом-исследователем внеземных цивилизаций, Юджин знает о существовании команды Торчвуда и, в частности, Гвен, которую он обожает, но все его попытки заговорить с ней заканчиваются неудачей. Команда каждый раз прогоняет его, считая ненормальным, и ему «не удаётся наладить контакт». Тем не менее, после смерти, благодаря инопланетному глазу, Юджин оказывается связанным как с человеческим, так и с инопланетным миром, и эта связь с течением времени лишь крепнет. Он понимает, как заботились о нём его друзья и семья. Ему удаётся проникнуть на базу Торчвуда, провести время со своими героями и убедиться, что его вера в инопланетную жизнь и подлинность глаза оправдалась. В частности, его связь с Гвен, которая расследует его смерть, становится всё теснее. Способность Гвен контактировать с другими подтверждается её растущим осознанием присутствия Юджина по мере развития событий в эпизоде. Она продолжает настаивать на том, что в смерти молодого человека есть что-то необычное, хотя остальных это не интересует, заказывает обычный обед Юджина в кафе и как будто интуитивно чувствует, что следует позвонить его лучшему другу. Обнаружив, что пропавший отец Юджина по-прежнему живёт в Кардиффе, она собирается было пойти и поговорить с ним, но передумывает, когда Юджин начинает протестовать, отвечая «Всё в порядке» на его «Прости меня». Именно Гвен в буквальном смысле возвращает Юджину связь с миром. Когда её жизнь оказывается под угрозой, Юджин материализуется, спасая её от гибели под колёсами автомобиля и тем самым помогая избежать той судьбы, которая оказалась уготована ему – как в буквальном смысле (смерть в автокатастрофе), так и в символическом (неспособность жить в контакте с другими). Связь между этими двоими подтверждается поцелуем. Отец Юджина наконец осознаёт его присутствие (друзья и семья, собравшиеся рядом, могут видеть Юджина) и возвращается, чтобы воспитывать своего младшего сына. Наконец добившись контакта с теми, кто был для него важен, но с кем ему не удавалось пообщаться в жизни, Юджин наконец может двигаться дальше и покинуть этот мир.

Контакты с пришельцами и греховные отношения

В то время как контакт между людьми является важным в «Торчвуде», научно-фантастический контекст позволяет также исследовать связи между людьми и инопланетянами (и другими нечеловеческими формами жизни). Всегда несущий эмоциональный заряд – отсюда и ясно обозначенный близкий контакт между Инопланетянином и Эллиотом в рекламных материалах к «Инопланетянину» Спилберга (1982, США) – этот тип связи переходит границы норм человеческого контакта, т.е. обычных и общепринятых типов связи. Поскольку связь между Инопланетянином и Эллиотом символизирует момент соприкосновения, эта разновидность взаимно желаемого контакта между человеком и инопланетянином в «Торчвуде» виртуально не существует. Комментарий Оуэна, касающийся очевидного открытия новой инопланетной расы – «Ну, тогда давайте надеяться, что они настроены дружелюбно» («Осколки») – исполнен иронии, потому что инопланетяне в «Торчвуде» – если исключить из этой категории Джека, – никогда не бывают дружелюбными. Несмотря на то, что явно доброжелательное сообщение от инопланетной расы в эпизоде «День из смерти» предполагает, что иные разновидности взаимоотношений также возможны, пришельцы в Торчвуде намного чаще выступают в роли разбойников или, реже, жертв (как в сериях «Битва», «Мясо» и «Перезагрузка»).
В двух отдельных сценах из «Торчвуда» встречаются отголоски мгновения, когда соприкасаются руки человека и пришельца в «Инопланетянине», однако последствия контакта в «Торчвуде» совсем иные по сравнению с фильмом Спилберга. В эпизоде «Перезагрузка» Гвен протягивает руку к страдающему лишённому свободы инопланетянину – но, несмотря на то, что пришелец готов на контакт со своей стороны, их разделяет стекло, и Гвен не удаётся прикоснуться к нему. В «Дарах данайцев» любовница Тошико, Мэри, оказывается инопланетянкой, а не человеком, и в эпизоде они контактируют друг с другом в момент, когда Мэри находится в своей истинной форме. Хотя изображение человеческой и инопланетной руки, движущихся друг к другу, чётко видно зрителю, угол обзора меняется за мгновение до того, как Тошико и Мэри соприкасаются, делая секундное касание кончиков их пальцев едва заметным. Размытие этого ключевого момента контакта, устранение акцента на этом, говорят об истинном состоянии их взаимоотношений, построенных на лжи и обмане и, по сути, никогда не бывших истинной взаимосвязью двух личностей.
Мэри описывает человеческую культуру как «культуру вторжения» («Дары данайцев»), но в «Торчвуде» вторгаются всегда пришельцы: Мэри пронзает тела людей, чтобы извлекать сердца, и даже кулон, который она дарит Тошико, позволяет проникать в мысли других – это действие Тошико характеризует как «вмешательство». Эта тема вмешательства выражается сквозь соприкосновения между людьми и пришельцами, показанные в сериале. Эти контакты имеют много общего с боди-хоррором*, включая не только внешнее соприкосновение, но и вторжение в человеческое тело, касание, нарушающее защитную оболочку тела. Стивен Коннор пишет о том, что, «когда в современных книгах и фильмах жанра хоррор хрупкая оболочка – человеческая кожа – разрывается, растворяется, тает, подвергается насилию, это можно считать мрачным предчувствием усиливающегося размытия отношений между личностью и её контекстами и вторичными инструментами, состоянием, при котором кожа больше не выступает в первую очередь в качестве разделительной мембраны, но в качестве средства связи или значительно усиленной семиотической проницаемости – кодов, знаков, изображений, форм, желаний». [4] В Торчвуде кожа может больше не функционировать как «разделительная оболочка» между человеком и пришельцем, но эти проникновения под кожу без обоюдного согласия служат лишь для подчёркивания принципиально враждебного характера взаимоотношений между людьми и инопланетянами в сериале. Эмоциональный заряд, связанный с близким контактом между людьми и пришельцами, усиливается в данной разновидности глубоко интимной связи. Ассоциации с захватом и вторжением, которые несут эти явления, подразумевают отношения неравенства; здесь действуют скорее захватчик и заложник, нежели равные по статусу личности.
В «Торчвуде» пришельцы постоянно вторгаются в тела и разумы людей, начиная с захватывающей чужое тело Мэри в «Дарах данайцев» и заканчивая контролирующим мысли инопланетянином в «Адаме». В эпизоде «Первый день», в свой первый рабочий день в составе команды Торчвуда, Гвен случайно выпускает из заточения пришельца. Инопланетянин захватывает тело молодой женщины, проникая внутрь через нос и рот. Поскольку питается он «оргазмической энергией» – хотя, очевидно, для его целей годится лишь мужской оргазм, – его жертве Керис приходится заниматься сексом с незнакомцами, которые в самый кульминационный момент рассыпаются в пыль. В минуту просветления девушка умоляет команду Торчвуда: «Пожалуйста, избавьте меня от этого». Вторжение в тело Керис чётко воспринимается зрителем как форма изнасилования (что мощно подчёркивается показом плачущей в душе Керис), однако, какую бы форму ни принимало вмешательство пришельцев, для втянутых в это людей последствия неизменно оказываются негативными: невеста Оуэна умирает из-за инопланетного паразита в мозгу (это показано как флэшбэк в эпизоде «Осколки»), Марта едва не погибает в «Перезагрузке», а жизни Гвен угрожает инопланетная беременность в серии «Что-то взаймы».

Прикосновения рук

Если Джек, стоящий в одиночестве на кардиффских крышах, является одним из символических изображений в «Торчвуде», то отрезанная рука – это один из символических объектов. Фигурировавшая в одном из эпизодов «Доктора Кто», эта рука чрезвычайно ценна для Джека, возможно, потому, что она подала сигнал, когда Доктор вернулся за ним. Закатанная в банку рука появляется в нескольких эпизодах первого сезона в качестве предмета интерьера в Хабе. Её важность для Джека показана в серии «Первый день», когда Джек предпочитает позволить Керис, по-прежнему одержимой пришельцем, сбежать, нежели рискнуть рукой – впоследствии Гвен критикует его за это решение. Он готов рискнуть жизнью Керис, но не своей связью с Доктором. Для Джека рука является символом контакта с другими (или другим) подобным ему существом – но в то же время тот факт, что она отрезана, символизирует его собственную отчуждённость в Кардиффе двадцать первого века. В эпизоде «Первый день», несмотря на усилия Джека, Керис разбивает банку с рукой; заметно взволнованный Джек бережно держит в своих ладонях всё ещё подрагивающую руку – и это одно из самых сильных (и странных) изображений его изолированности в сериале.
Рука выживает и появляется в дальнейших эпизодах, в конце концов приводя повествование обратно к «Доктору Кто» в конце первого сезона. Однако её присутствие – единственный пример чего-то наподобие одержимости руками, в частности, соприкосновениями, в первых двух сезонах «Торчвуда». Рука – это часть тела, используемая для того, чтобы «дотянуться» до другого человека, первичный посредник в прикосновении: «Где-то в эволюционной цепи руки приняли на себя функцию кошачьих усов и стали главным органом осязания». [5] Хотя чувство осязания в равной степени принадлежит всей коже, руки и в особенности кончики пальцев относятся к тем частям тела, в которых больше всего нервных окончаний [6] и которые, следовательно, наиболее чувствительны к прикосновениям. В «Торчвуде» руки играют важную роль, указывая на способность человека контактировать с другими.
Внимание зрителя часто притягивается к рукам и моментам прикосновений (или неудавшихся прикосновений). В эпизодах «Дары данайцев» и «Перезагрузка» прикосновения рук определяет природу взаимоотношений между людьми и пришельцами, неспособность наладить истинный контакт. Во время расследования Оуэном дела Эда Моргана в серии «Духогенератор» крупные планы рук обоих мужчин чередуются с крупными планами их лиц; игра эмоций в этой сцене в равной степени показана как выражениями лиц, так и руками. В эпизоде «Вне времени» один из кульминационных моментов в плане эмоций – рукопожатие между Джеком и его товарищем Джоном Эллисом; оба они – мужчины, в буквальном смысле находящиеся не в своём времени, пытающиеся адаптироваться к новому миру, в котором себя обнаружили. Прикосновения рук могут обозначать мощную связь, но, кроме этого, они могут использоваться для печального конца: злодей Билис заставляет Гвен взять его за руки перед тем, как показать ей ложный образ мёртвого Риса в финальном эпизоде первого сезона «Конец света»; контроль мыслей в «Адаме» осуществляется через прикосновение; и инопланетная технология, позволяющая оживлять мёртвых (и которая приносит много бед в первом и втором сезонах) принимает форму перчаток, которые можно надеть на руку.
Однако основной фокус на руках делается во втором сезоне, в параллельных сюжетных линиях, в центре которых Джек и Оуэн. Стоило отрезанной руке исчезнуть, как появляется новая ассоциация между Джеком и руками. В эпизоде «Поцелуй навылет», открывающем второй сезон, Джек видит флэшбэк – образ размыкающихся рук – услышав упоминание о своём брате Грее. Четыре эпизода спустя, в «Адаме», эта история раскрывается в более подробном флэшбэке. Когда Джек был ребёнком, ему было велено присматривать за своим младшим братом во время инопланетного вторжения, но в суматохе «…я выпустил его руку. Это был худший день в моей жизни». Изображение размыкающихся рук повторяется, и означает оно не только потерю брата, которого Джек так и не нашёл, несмотря на годы поисков, но и потерю всей его семьи и дома. Когда взрослый Грей возвращается в финале второго сезона, он недвусмысленно описывает ситуацию с бросившим его Джеком, упоминая прикосновения. Описывая свою несчастливую судьбу после потери Джека – пытки, которым его подвергали пришельцы, и жажда смерти – Грей говорит Джеку, что всё это произошло «потому что ты выпустил мою руку» («Сквозные ранения»). Мгновение, когда ладонь Грея выскользнула из его руки, стало поворотным в жизни Джека, однако эта сюжетная линия завершается, когда Джек искупает свою вину в конце эпизода.
Повествование Оуэна во втором сезоне связано с более глубоким ощущением потери контакта. После того, как Оуэна убивают выстрелом в эпизоде «Перезагрузка», Джек (возможно, не готовый к тому, чтобы потерять ещё одного по-братски близкого человека), крадёт Воскрешающую перчатку, парную той, которую он использовал в первом сезоне, и применяет её, чтобы вернуть Оуэна. То ли потому, что эта перчатка обладала иными качествами, то ли потому, что использовал её Джек, Оуэн оживает не временно, а насовсем, но вместе с ним возвращается что-то инопланетное: «Я не тот, что раньше, Гвен. Я вернулся другим» («Ходячий мертвец»). Хотя то, что захватило тело Оуэна, чем бы оно ни было, было уничтожено в конце эпизода – единственным побочным эффектом стало то, что с тех пор его начали бояться долгоносики, злобные пришельцы, живущие в канализации – Оуэн по-прежнему мёртв и по-прежнему отличается от того, каким он был. Теперь он ведёт некую полужизнь, поскольку находится в сознании, но все его физические процессы остановились.
В эпизоде «День из смерти» Оуэн описывает свою жизнь начиная с момента смерти, и эта серия перекликается с эпизодом «Разные туфли» в использовании флэшбэка, закадрового текста и сосредоточенности на образе одинокого молодого человека. Как и в случае с Юджином, статус Оуэна непонятен: оба они нарушили бинарную оппозицию жизни и смерти. Оуэн потерял больше, нежели просто способность дышать, есть, пить и заниматься сексом (поскольку у него нет кровообращения, не может быть и эрекции). Кроме этого, он потерял способность оставаться в контакте с другими. Что характерно, это объясняется после того, как Оуэн травмирует собственную руку – его рана никогда не заживёт, поскольку мёртвая плоть не способна срастись. Пока Марта зашивает порез, он пытается объяснить ей, на что похоже его нынешнее существование: «Я ничего не чувствую. Ни иголки, ни нитки. Не чувствую твоих рук. Я могу трогать вещи, могу держать их в руках. Я знаю, что они есть. Я просто ничего не чувствую. Я окоченел». Физический элемент прикосновения остался, но эмоциональная составляющая этого, та часть контакта, с которой связаны чувства, исчезла. Повреждение руки Оуэна символизирует его неспособность налаживать серьёзные отношения с другими людьми в его новом статусе. Однако обстоятельства, при которых он приобретает травму, позволяют предположить, что неспособность Оуэна общаться и последующая изоляция как минимум отчасти инициированы им самим: его ранение одновременно и случайно, и намеренно (он режет руку, подбрасывая и ловя скальпель). Всё это подтверждается тем, как он отвергает Тошико в том же эпизоде. Непосредственно перед собственной гибелью в «Перезагрузке» Оуэн наконец согласился пойти на свидание с ней; в «Ходячем мертвеце» Тошико, думая, что его воскрешение временно, сказала, что любит его. В эпизоде «День из смерти» Тошико довольно неловко пытается восстановить контакт с Оуэном; при этом непонятно, являются ли её целью дружеские отношения или романтические. Оуэн же набрасывается на неё, обвиняя в том, что она хочет быть с ним потому, что «безопасные» (то есть несексуальные) отношения – единственно комфортные для неё: «Может быть, тебе нужен кто-то такой же, как ты сама – такой же ненормальный неудачник». Со словами: «Хочешь увидеть по-настоящему сломленного человека?» – он ломает собственный палец, и это является материальным доказательством того, что у него не может быть отношений с ней – несмотря на то, что его гнев явно направлен в той же мере на него самого, как и на Тошико.
Несмотря на то, что Оуэн отвергает Тошико, его нанесённые самому себе травмы постоянно бросаются на глаза зрителю благодаря повязкам и служат напоминанием об их с Тошико сходстве. В конце первого сезона Тошико получает травму руки и носит такую же повязку (в эпизодах «Капитан Джек Харкнесс» и «Конец света»). Хотя она тоже нанесла ранение самой себе, мотивация её поступка сильно отличается от мотивации Оуэна: оказавшись вместе с Джеком в 1940-х годах, Тошико режет собственную руку, чтобы кровью написать записку остальной части команды. В то время как раны Оуэна служат признаком его неспособности контактировать с другими, для Тошико это становится способом восстановить связь; её травмированная рука заживает, в отличие от его руки. Оуэн отмечает это ещё до того, как его убивают, они с Тошико «вроде как разминулись», но вину за это он берёт на себя («Сквозные ранения»). Поскольку возможность развития отношений с Тошико явно исключается, статус Оуэна после воскрешения, возможно, наилучшим образом показывается в трогательной заключительной сцене эпизода «День из смерти»: Оуэн стоит на крыше кардиффского здания, сжимая в одной руке инопланетный артефакт, излучающий красивые потоки света, а другой – держа за руку Мэгги, которой он рассказал свою историю. Мэгги – человек, но она пришла на крышу, чтобы спрыгнуть; как потенциальная самоубийца, она, как и Оуэн, теперь не вполне является частью человеческого мира, находясь где-то на границе между жизнью и смертью. Инопланетный артефакт в другой руке Оуэна демонстрирует, что он в какой-то степени не просто человек; его присутствие обозначает более прочную связь Оуэна с инопланетным миром, нежели с человеческим.

Заключение

Прикосновение, и, в частности, прикосновение рук, играет важную роль в «Торчвуде», будучи использованным для обозначения развивающихся отношений и эмоциональных связей, разграничения человеческого и инопланетного миров и неоднозначно человеческого статуса некоторых персонажей. В то же время прикосновения в инопланетном контексте полностью исключены из сериала, поскольку люди и пришельцы отделяются друг от друга. Как изменившиеся человеческие жертвы, вернувшиеся из разлома в эпизоде «По воле случая», они изолированы, в то время как контакты между теми, кто однозначно являются людьми, ценятся и выносятся на первый план. Норман Ауттон пишет, что «…в нашей технологической и обезличенной культуре, возможно, близость и физическая интимность нужна нам более, чем когда-либо. Ни один символ не может быть столь же сильным, как дружеский жест; ни один поступок – таким значимым, как тот, что выражает приверженность долгу и доверие». [7] Вот причина, почему человеческий контакт так ценится и подчёркивается в «Торчвуде»: жизнь в мире высокотехнологичных машин и инопланетян, в мире, которых постоянно угрожает ограничением контакта между людьми, команда Торчвуда нуждается в человеческих отношениях не только для развития собственных связей с человеческим миром, но и для сохранения и защиты их собственной человечности.
_______________
* - Поджанр хоррора, особенно пугающий мерзкими и натуралистическими подробностями превращения тела.

______________________________________________________________

Примечания

1. Констанс Классен, «Контакт» // «Книга прикосновений» под ред. Констанс Классен (Оксфорд: Berg, 2005), с. 13.
2. Тиффани Филд, «Прикосновение» (Кембридж, Массачусетс: MIT Press, 2001), с. 19.
3. Э. М. Форстер, «Хауардс Энд» (1910; переизд. Лондон: Penguin Books, 2000).
4. Стивен Коннор, «Книга кожи» (Лондон: Reaktion Books, 2004), с. 65 – 66.
5. Рой Шелдон и Эдмонт Аренс «Приютите это на ладони» // «Книга прикосновений» под ред. Констанс Классен (Оксфорд: Berg, 2005), с. 426.
6. Тиффани Филд, «Прикосновение», с. 81.
7. Норман Ауттон, «Прикосновение: Исследование» (Лондон: Dalton, Longman and Todd, 1989), с. 3.

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Narrative and Torchwood, Повествование и Торчвуд, Ria Cheyne, Риа Чейн

---

Фанфик: Благословение жестоких ангелов (миди, АУ)

Название: Благословение жестоких ангелов
Переводчик:  Snake Gagarin (aka  Dr Owen Harper)
Бета: пока не вычитывалось
Оригинал: The Blessing of Cruel Angels by Vera (Vera_DragonMuse)
Размер: миди, 8127 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Оуэн Харпер/Тошико Сато, ОМП; упоминаются остальные члены команды Торчвуда
Категория: гет
Жанр: романс, драма, АУ
Рейтинг: R
Краткое содержание: В одном из возможных миров Оуэн совершает телефонный звонок, который всё меняет.
Примечание: АУ к концу 2-го сезона

Когда-то чёткая линия времени была гладкой и прямой. Рождались звёзды, планеты двигались каждая по своей орбите. Всё без исключения происходило в своё положенное время. Потом зародились первые формы жизни, обладающие разумом. Выбор был сделан. Вселенная задрожала, и даже ровная линия времени начала искажаться.
Разнообразные решения начали изменять границы времени. Появились могущественные Повелители Времени с Галлифрея, пробивая дыры в реальности и с невероятной скоростью разделяя вероятности. Время подняло свои метафорические руки, сдаваясь, и перестало вести строгий учёт. Параллельные и альтернативные вселенные стали возникать так быстро, что потребовался бы миллиард лет только на то, чтобы перечислить их все.
И вот на одной из этих крошечных тонких ниточках вселенной Оуэн Харпер берёт телефонную трубку. В Кардиффе ночь, и луна гуляет по воде залива. Он наблюдает за игрой света на волнах, пытаясь абстрагироваться от своего слишком неподвижного тела. В основной временной шкале, в той, которая значит больше всего для людей, которые об этом задумываются, он просидит так всю ночь, пока не взойдёт солнце и не настанет время вернуться в Торчвуд. В той линии времени он проведёт утро погребённым под обломками разрушенного здания, ожидая, что лист стекла упадёт на него, словно гильотина.
Но в этой слегка искривлённой другой реальности он оказывается чуть менее спокойным, чуть более недовольным. Одиночество давит на него, тяжёлое и как будто густое. Он вспоминает мягкую руку, сжимающую его ладонь, и тихое обещание дружеской помощи. В этой одной из крошечных вероятных реальностей он берёт телефон. Несмотря на то, что уже поздно, она отвечает уже после второго гудка.
— Оуэн? — спрашивает она, и он слышит тихий звук трения ткани о телефонную трубку. — Что случилось?
— Ничего, — машинально отвечает он. — Почему ты не спишь?
— Я заснула на диване, когда вернулась домой. Меня совсем сморило.
Она позволяет ему завершить разговор, не отвечая на её вопрос. Она всегда так делает. Его всегда бесило это в ней. Он всегда хотел, чтобы кто-нибудь мог противостоять ему, раздражённому и озлобленному. Но сейчас мир вокруг него был достаточно жестоким, и он мог простить другим людям их мягкость.
— Ты не хочешь прогуляться? — Он и сам удивляется этому вопросу. Она тоже – судя по тому, что ей понадобилась почти целая минута, чтобы наконец ответить.
— Да. Хочу.
— Я за тобой зайду. — Он кладёт трубку, натягивает куртку – просто для вида – и суёт в карманы наушник от системы коммуникации, ключи и бумажник. До её дома удаётся добраться довольно быстро. Они всегда были так близко друг к другу, как родственные планеты, вращающиеся вокруг одной и той же звезды.
Она ждёт на улице, сидя на ступеньках крыльца. Её стройная фигура скрывается под объёмным голубым свитером, волосы небрежно убраны назад. Разглядев его в темноте, она встаёт. Приблизившись, он замечает красноту в уголках её глаз. Плакала ли она, или это от недосыпа? Он не спрашивает.
— Давай спустимся к воде, — говорит она так, словно это было её идеей.—Рифт должен быть спокоен, здесь только мы, люди.
Он задумывается, не предложить ли ей руку, но она стоит не с той стороны. Он предпочитает прятать свои сломанные пальцы в кармане – жалкая иллюзия. Она тоже не протягивает ему руки. Как всегда. Она просто шагает рядом с ним, у самого его локтя.
— Звёзды кажутся такими пустыми, правда? — говорит он, потому что есть слишком много вещей, беседовать о которых ему не хочется. — Кто бы мог подумать, что там, наверху, что-то есть?
— Я всегда надеялась на это. — Она поднимает взгляд, не замедляя шага. — Когда я была маленькой, я смотрела в окно в своей комнате и надеялась, что прилетит какой-нибудь фантастический инопланетянин и заберёт меня.
— Я думал, маленькие девочки мечтают о принцах и рыцарях.
— Только не я, — пожимает она плечами. — Я хотела путешествовать. Увидеть всё. Хотела приключений. А принцессы остаются в башнях и замках.
— Значит, ты получила и то, и другое. Что-то вроде подземной башни и полевые миссии.
— Да, и… — Она останавливается и хмурится; уголок её рта кривится. — Странно.
— Что? — Он следует за её взглядом. Она смотрит на маленькую церковь со старым, поросшим мхом кладбищем на другой стороне улицы.
— Я постоянно хожу мимо этой церкви. — Она ждёт, пока проедет машина, и пересекает улицу. — Вчера утром я приходила сюда, чтобы купить газету, и их здесь не было.
— Кого не было?
— Этих ангелов. — Она показывает, и не заметить их невозможно. Три элегантных статуи с распростёртыми крыльями, лица спрятаны в ладонях, словно ангелы плачут. Они стоят у ворот кладбища, не обозначая ни одну из могил. — Я бы их заметила.
— Может быть, их установили сегодня днём. — Он осматривает землю, ища следы работ, но трава даже не примята. — Или ты ошиблась.
— Я не ошиблась, — она стоит перед статуями, качая головой. — Сегодня днём не было никаких признаков активности Рифта.
— Тош. — Он сглатывает и тянется к её руке, но его пальцы натыкаются на её свитер. — Мне кажется, они двигаются.
— Это не…
Следующие её слова растворяются во тьме. Он цепляется за её руку, потерянный и испуганный; это продолжается секунду, которая кажется вечностью. В темноте ничего нет. А потом она рассеивается. Они по-прежнему стоят рядом, её рука в его руке. Ярко светит луна, и церковь выглядит почти точно так же. Ангелы исчезли, так же, как и половина зданий на улице. Нет никаких признаков разрушения – просто пустые места или какие-то совсем другие магазины и дома. И мёртвая тишина.
— Тош?
— Я в порядке. А ты?
— Всё прекрасно. Но тут что-то не так.
— Где все? И всё? — Она медленно оборачивается вокруг своей оси, проверяя, что изменилось.
Хриплый хохот прорезает тихий ночной воздух. Они отступают на кладбище и прячутся за одним из памятников. Мимо проходит маленькая группка мужчин, передающих друг другу бутылку ликёра. Они разговаривают по-английски с отчётливым кардиффским акцентом, но сленг незнакомый, и одежда их ничуть не напоминает современную.
— Только не это, — вздыхает Тош. — Неужели мы не заслуживаем хотя бы одной спокойной ночи?
— Путешествие во времени. Мило. — Он тоже вздыхает. — Попробуем разобраться, где мы, и отправим сигнал бедствия?
— Возможно, нам придётся где-нибудь спрятаться, если время двигается относительно. В ближайшие несколько часов нас никто не хватится.
Они изо всех сил стараются держаться в тени. Город исчез не полностью, и это успокаивает. Он лишь стал меньше, чем на их памяти, и запах другой – более промышленный. В заливе полно барж.
— Уголь, — тихо говорит Тош; они с Оуэном стараются избегать встреч с другими полуночниками. — Они перевозят уголь.
Они находят газету, застрявшую в куске решётки.
— 19 сентября 1922 года, — зачитывает он, разглаживая руками сморщившиеся страницы. — Ты не помнишь, что-нибудь ужасное случалось?
— Нет. А должно было?
— С нашим счастьем. С чего нам начать?
— Они будут искать знаки рядом с нашими домами. — Она хмурится. — Но ни один из них ещё не существует.
— Зато Торчвуд существует.
— Не в той форме, чтобы я хотела там работать. Нам придётся быть осторожными.
Им требуется три часа, чтобы добраться до базы. Там пока нет ни лифта, ни тёмного туристического офиса. Пробираться внутрь приходится через канализацию. В предрассветные часы в Хабе тихо, и они оставляют множество посланий, вооружившись украденными перьевыми авторучками и ножом. Оуэн порывисто пытается открыть сейф в том месте, где впоследствии будет кабинет Джека. Замок громко щёлкает, и дверь легко поддаётся. Внутри лежит куча секретных документов, которые Оуэн игнорирует, и пачка денег, которые он забирает.
Появляется Тош.
— Нам нужно уходить, — тяжело дыша, говорит она. — Мне кажется, сработала сигнализация.
Они оба хорошо бегают. Правда, теперь он пытается этого избегать, памятуя о сломанных пальцах и прочих особенностях своего организма. К тому же теперь на улицах больше людей, которые могут наблюдать их лихорадочный побег из ниоткуда.
— Нам нужно где-нибудь затаиться, — говорит она, когда они оказываются в тёмном переулке. — Но не слишком далеко, а то нас так и не найдут.
— У меня есть деньги. — Он вытаскивает украденные банкноты, ожидая упрёков.
— Хорошо. Возможно, они нам понадобятся. Сколько здесь?
— Фунтов 250 или около того. — Он делит пачку пополам и протягивает часть ей. — На день-другой этого будет более чем достаточно.
— Сначала нам понадобится одежда. — Она прячет деньги в кошелёк. — Ты иди, мужчина вызовет меньше подозрений.
— Магазины пока закрыты.
Они ждут в переулке, глядя, как солнечный свет ползёт по кирпичным стенам.
— Не надо было мне звонить, — бормочет он. — И идти гулять ночью. С тем же успехом мы могли бы повесить на шею таблички с надписью «Похитьте меня».
— Теперь нет никакого смысла беспокоиться об этом, — резко отвечает она, проявляя свою обычную практичность. — Статуи, путешествующие во времени. Это для наших записей.
— Ага, вот только во времени переместились не они, а мы.
Они обсуждают тонкости временных перемещений и спорят о том, кого можно называть путешественником во времени, до тех пор, пока магазин на противоположной стороне улицы не распахивает свои двери для покупателей. Для достоверности Оуэн взъерошивает волосы и разрывает на себе рубашку, прежде чем зайти внутрь. Пухлая матрона в немилосердно жёлтом платье наблюдает за ним, приподняв бровь. Этот магазин – книжный, аккуратно обустроенный хозяйкой.
— Ради Бога, простите за беспокойство, мэм, но сегодня утром нас с сестрой ограбили. Мы обращались в полицию, но они не смогли вернуть нам наши вещи. У меня остались кое-какие деньги, и нам нужна одежда и место, где мы могли бы остановиться на время расследования. Не могли бы вы помочь мне?
— Разве в участке вам не подсказали, куда пойти? — Она цокает языком. — Они могли бы одолжить вам какие-нибудь свои вещи.
— Я не хотел навязываться. Они и так были очень добры. — Он улыбается так вежливо, как только умеет.
Женщина называет ему адреса, но взамен он не даёт ей никакой информации о себе, не называет даже имени. Этому трюку его научил Джек – разумеется, непреднамеренно. В магазине одежды его ожидает множество разговоров. Команда молодых девушек пытается убедить его привести в магазин свою невидимую сестру, и выданные им параметры Тош не уверяют их в том, что он знает, что ей может понравиться. Они очень неохотно отпустили его, настояв на том, что, если что-либо из одежды не подойдёт, Оуэн с Тош сразу же вернутся для подгонки. По сравнению с этим купить одежду для себя оказалось очень легко. Костюмы с ходом времени практически не менялись, за исключением покроя пиджаков и длины брюк. Он не в восторге от формальностей, но в этом нет ничего ужасного.
— Ради этого мне пришлось сражаться с демонами, — говорит он, передавая покупки, и отворачивается лицом к улице, пока Тош переодевается, спрятавшись за мусорным контейнером.
— Спасибо. Ненавижу ходить за покупками. — Теперь Тош выглядит опрятнее, и её внешний вид больше соответствует времени, но при этом она кажется немного потерянной и хрупкой в своей новой мешковатой одежде. — Пойдём обустраивать лагерь.
Они складывают свою слишком современную одежду в бумажный пакет и направляются к рекомендованному им отелю. По пути они оставляют несколько надписей на стенах знакомых им зданий. Следы перьевой ручки не продержатся долго, но, если к вечеру Оуэн и Тош всё ещё будут здесь, они смогут продублировать надписи краской.
— Мы хотели бы снять комнату на ближайшие несколько дней.
Клерк бросает на Оуэна похотливый взгляд, который тот предпочитает проигнорировать. Они регистрируется в гостинице как мистер и миссис Дж. Харкнесс, потому что это может посмешить команду, если их найдут.
Оказавшись в номере, они чувствуют, что энергия, помогавшая им действовать утром, иссякла. Они сидят на краю жёсткого матраса. В комнате стоит тишина. Тош зевает.
— Тебе нужно поспать. А я начну осматриваться, — объявляет Оуэн.
— Не ввязывайся в неприятности. Нам нельзя рисковать и нарушать ход времени. — Она гладит цветастое одеяло. — Вызывать парадокс.
— Ага, не нарушать реальность. Я понял.
— Я серьёзно.
— Я тоже. Мне нравится реальность. В основном.
Мир вокруг уже окончательно пробудился. На улицах шумно и полно людей. Никто и ничто не выглядит правильным – ни люди, ни шум. Вопреки здравому смыслу, Оуэн болтается рядом с Торчвудом примерно час, но не замечает никакой активности. Липкое чувство страха и мысль о том, что нынешний Торчвуд может сделать с кем-то вроде него, в конце концов прогоняют его прочь. По пути обратно в отель он покупает хлеб, сыр и бананы – почти наугад.
Зайдя в тёмный гостиничный номер, он осторожно кладёт свои покупки на столик. Тош открывает глаза.
— Узнал что-нибудь? — спрашивает она, когда он кладёт ей в руку банан.
— Нет.
День они проводят, медленно обходя подходящие для их целей места и покупая кое-какие продукты. Под покровом ночи они возвращаются к надписям, которые сделали на стенах ручкой, и обводят их краской. Они оставляют там номер комнаты, улицу, стараясь писать как можно более чётко.
Но никто не приходит. Проходят дни, а затем и неделя. Оуэн дежурит рядом с Торчвудом каждую ночь, тщательно скрываясь в тени. Агенты приходят и уходят, но никто никуда не торопится. Тош пытается сконструировать детектор Рифта из каких-то обломков, но необходимые ей детали пока просто не существуют.
На пятнадцатый день Оуэн наблюдает, как Тош засыпает. Он не утруждает себя тем, чтобы куда-то пойти. Вместо этого он смотрит, как вздымается и опускается её грудь, как подрагивают её веки и как изгибается тело под простынями. Тош работала в Торчвуде дольше него, но Джек сделал своим заместителем Оуэна вскоре после того, как тот присоединился к команде. Впрочем, может быть, он утратил эту привилегию после того, как открыл Рифт. Ничто и никогда не выносилось за пределы отцовского всеобъемлющего прощения Джека. Тош по-прежнему полагается на него во время миссий и охотно следует за ним. Если бы только он знал, куда её вести…
— Ты думаешь, они не придут за нами? — произносит она в темноту, выводя его из задумчивости.
— Прошло уже две недели. Если бы они собирались заняться расследованием, они бы это сделали. — Он пересаживается со стула на край кровати. — Нам надо признать, что мы, похоже, здесь застряли.
— Не думаю, что у меня получится. — Она крепче прижимает к себе подушку. — Всё, чем я занимаюсь, принадлежит будущему, и моя профессия тоже. Ты по-прежнему можешь работать врачом, но компьютерных гениев пока не существует. Даже если я сама что-нибудь сконструирую, я не смогу никому это показать, не изменяя хода времени.
— Мы что-нибудь придумаем. Тебе нельзя скучать.
— Мы можем дать им больше времени. У нас пока есть какие-то деньги, верно?
— Немного. — Удивительно, сколько всего можно купить за фунт в эти дни. — Достаточно. Скоро нам придётся найти какой-то постоянный источник дохода.
Они соглашаются ещё на две недели, но Оуэн проводит большую часть времени, пытаясь составить план дальнейших действий. Поступить по-другому было бы безответственно. Вера всегда давалась ему нелегко, и даже Джеку не удалось в полной мере заслужить этого.
— Мы поедем в Лондон, — говорит он Тош утром последнего дня. — Это большой город, достаточно большой, чтобы мы могли там затеряться.
— Только не Лондон. — Она сидит на солнце, у неё на коленях пакет с яркими гроздьями винограда.
— Мы не можем оставаться в Кардиффе, — он готовится привести аргументы, которые подготовил за прошедшие две недели.
— Конечно, нет. — Она протыкает виноградину ногтями и аккуратно счищает кожицу. — Но если мы и правда застряли в прошлом, то я хочу путешествовать.
— Куда?
— Куда угодно. Повсюду. Я всегда хотела увидеть мир, но ты был прав. Я застряла в одном месте. В прекрасном месте, но тем не менее. — Она робко улыбается. — Время от времени мы можем писать письма в Торчвуд. Когда-нибудь Йанто обязательно на них наткнётся.
— Они не придут. — Он впервые произносит эти слова вслух. — Мы одни. Сами по себе.
— Всегда есть надежда. — Она с усилием сглатывает. — Я хочу поиграть в туристку, пока мы ждём.
— Почему?
— Это то удовольствие, которое по-прежнему нам доступно. — Она кладёт виноградину без кожицы в рот. — Видеть что-то новое.
— Нам надо найти способ заработать больше денег.
— Врачи нужны всем, и я тоже могу кое-что делать. Я быстро печатаю. — В уголках её рта появляется первый намёк на улыбку. — Или деньги можно украсть. Это не имеет значения.
— Тюрьма не пойдёт на пользу никому из нас.
— Значит, мы опять сбежим.
Бронируя билеты для поездки во Францию на имя Оуэна и Тошико Харпер, он понимает, что Торчвуд превратил их в адреналиновых наркоманов, ничем не связанных с миром. Они удивительным образом вписались в нынешнюю ситуацию, и Оуэн не может представить, каково было бы оказаться здесь с кем-то другим. Возможно, Джек был бы более полезным со своим знанием прошлых эпох, полученным на личном опыте; возможно, Йанто знал бы больше о Торчвуде, а Гвен, возможно, куда больше хотела бы вернуться домой, но только Тош была бы рада оставаться с ним. Только Тош могла сделать это терпимым.
— Хочешь увидеть яркие огни Парижа? Разве это будет не романтично? — ворчит он, вернувшись в отель. Сделанное им открытие беспокоит его, и он хочет избавиться от этих мыслей.
— Я там была. — Она складывает немногие приобретённые ими вещи в чемодан, который слишком велик для них. — Это был длинный уик-энд с друзьями, несколько лет назад. Тогда всё не казалось мне романтичным.
— И теперь тоже не будет, — твёрдо заявляет он, пристально глядя на неё. Она не вздрагивает и даже, кажется, вообще ничего не замечает. — Это не любовная история, Тош.
— Иногда, Оуэн, мне кажется, что ты совсем меня не знаешь. — С тихим стуком к лежащей в чемодане одежде добавляется стопка книг, и Тош опускает крышку. — Я знаю, чем это не является, но меня куда больше интересует то, чем оно может стать.
У него не заготовлено никакого ответа на это, и он замолкает. В конце концов, в Париж они так и не едут. Вместо этого они покупают билеты на корабль и отправляются в Египет. Оуэну это нравится больше, чем он ожидал. Ему приходится носить дурацкую шляпу и перчатки, чтобы защитить от солнца свою уязвимую кожу, но мода это позволяет. Они прибывают в Египет в ноябре, и всего лишь спустя несколько дней после их высадки на берег объявляется об открытии гробницы фараона Тутанхамона. В англоязычном сообществе новость распространяется, словно лесной пожар.
— Я хочу это увидеть, — говорит Тош, улыбаясь так, как не улыбалась с момента их перемещения в прошлое. — А ты?
— Я однажды видел это в музее, — пожимает он плечами. — Может быть интересно.
Остатки денег уходят на то, чтобы подкупить кого-нибудь, кто мог бы провести их внутрь, но это того стоит. Настоящие раскопки ещё только начались. Все взволнованно суетятся вокруг. Учёные экспансивно приглашают новичков подойти и наперебой что-то рассказывают. Иероглифы кажутся ярче, чем Оуэн ожидал; темнота спасла их от выцветания. Чьё-то послание всё ещё кричит сквозь время.
Оуэн сам не знает, в какой момент взял Тош за руку, но они так и простояли вместе до конца дня. Она оживлённо беседует с бригадиром, указывая на знакомые ей иероглифы и предлагая варианты перевода.
— Простите за беспокойство, сэр, — худощавый, опытный на вид мужчина наклоняется к нему в темноте, держа в руке лампу. — Но вы, кажется, упоминали, что работаете врачом?
— Да, я врач. — Оуэн неохотно выпускает руку Тош.
— Один из мальчиков сломал ногу. Мы можем ему помочь, но неплохо было бы, если бы его осмотрел опытный медик.
Мальчик оказался мальчиком в самом прямом смысле; он подносил воду командам археологов. Перелом открытый – тонкая кожа на его ноге разорвана. Он мечется от боли, и двое мужчин удерживают его.
— У вас нет эфира или хлороформа? — интересуется Оуэн, осматривая повреждение.
— Медик запирает свой ящик, а сегодня его здесь нет. — Худощавый мужчина, назвавшийся Ричардсом, качает головой. — Мальчику придётся обойтись без этого.
— Дайте ему чего-нибудь выпить. Спирт есть?
Словно по волшебству, появляется бутылка виски. Мальчик выпивает стакан, затем Оуэн выливает немного себе на руки в тщетной надежде на дезинфекцию. Он быстро и тщательно совмещает отломки кости.
— Ваш медик запер вообще всё? — Он осторожно проводит рукой по травмированной ноге, капая виски на повреждённую кожу. — Мне нужно наложить гипс.
С тех пор, как он в последний раз накладывал гипс, прошло много времени, но он довольно быстро вспоминает порядок действий. К счастью для него, мальчик потерял сознание и не двигался. Когда всё сделано, Ричардс протягивает ему влажное полотенце. Оуэн снова моет руки, уверенный в том, что мальчик снова сможет ходить.
— Отлично сработано, — заявляет Ричардс, с интересом изучая Оуэна. — Где вы учились?
— В Лондоне, — неопределённо отвечает тот. — Как бы то ни было, где ваш медик?
— В городе. Бог его знает, чем он там занимается. Вы лучше него. Не нужна ли вам работа?
— Значит, вы здесь главный?
— Нет, руководит экспедицией Картер, но набор персонала он перепоручил мне, — усмехается Ричардс. — Вам не придётся здесь жить. Многие из нас обосновались в Каире. Ваша жена сможет жить в комфортных условиях.
Оуэн не сразу понимает, что Ричардс имеет в виду Тош. Это было разумным решением. Они не могут выдавать себя за родственников, а одиноким женщинам нельзя путешествовать с одинокими мужчинами. Тем не менее, это слово по-прежнему коробит его.
— Она любит приключения, — возражает он. — Я не смогу заставить её оставаться в стороне.
— Похоже, что она даже сможет научить чему-то Картера. Ему это понравится.
Осматриваясь в темноте, он замечает Тош, беседующую с бородатым джентльменом. Склонившись над столом, она что-то показывает, зажав в пальцах ручку. Мужчина наблюдает за её работой, удивлённо подняв брови. Увлечённая работой, пытаясь доказать свою точку зрения, Тош не замечает этого.
— Я согласен.
Они остаются на месте раскопок, им выделяют отдельную палатку. Сначала на Тош подозрительно косятся и отпускают замечания, но вскоре это прекращается. Пока непонятно, из уважения ли к Оуэну или из-за того, что она так поглощена работой, что часто вообще ничего не замечает. Перевод занимает всё её мысли, и она словно светится изнутри. В их работе нет никакой опасности, и можно не бояться вызвать парадокс. Розеттский камень уже обнаружен, иероглифы сложны, но перевести их вполне реально. В своё время кто-то этим занимался – и много лет назад, и сейчас.
— Может быть, я всегда это делала, — задумчиво говорит она, поднимая взгляд на усыпанное звёздами небо. Её голова покоится на его аккуратно сложенном пиджаке, заменяющем подушку. Её волосы щекочут его бедро. — Я смотрела на всё неправильно, потому что думала, что нас спасут. Но нас не спасли, и разве это не означает, что мы всегда были здесь?
— Теперь мы этого не узнаем. — Он пожимает плечами. — И унесём это с собой в могилу.
Активность в месте раскопок утихает к марту, всё, что можно увезти, увозят – в том числе самого Картера.
— Вы должны вернуться в Англию вместе с нами. — Ричардс обнимает Оуэна за плечи, стоя на людной улице Каира. — Мы сможем вернуться с нашим руководителем и произвести собственные раскопки.
— Боюсь, у нас другие планы, — он отвечает дружеским объятием. — Мы будем вам писать.
— Мы едем на сафари, — улыбается Тош, передавая деньги за элегантный шарф энергичному торговцу. Оуэн забирает у неё шарф и набрасывает его ей на плечи. — Через несколько недель в Кении будет вечеринка. Они будут счастливы, если рядом окажется доктор.
— Что же в таком случае вы называете своим домом? — Ричардс смотрит на них с потрясением – и теплотой.
— Зачем возвращаться домой, если весь мир может быть нашим? — Тош улыбается – не Оуэну, не Ричардсу и не торговцу. Оуэн никогда раньше не видел её такой счастливой. Это совсем сбивает его с толку.
Африка простирается перед ними, словно гобелен. Они сознательно выбрали группу путешественников, больше заинтересованных в искусстве, нежели в охоте. Во время пешего тура все делают записи и заметки, а Тош увлекается любительской фотографией. Она крепко сжимает в руках «Брауни» (1), её кожа пахнет химикатами. Другим туристам нравятся беспорядочные результаты её работы, и они настаивают, чтобы она сделала портреты их всех. Оуэн старается держаться в тени, беседуя исключительно с другими мужьями, курящими огромные сигары. Он мастерски овладевает искусством притворяться, что курит, пьёт или ест. Иногда он и сам почти верит в это.
Ночи в Каире было легко чем-то заполнить. Какое-то время он мог оставаться с Тош, а потом присоединяться к ночным бригадам археологов, чтобы не сидеть в одиночестве. В Африке все ложатся спать рано, за исключением гидов, которые сторожат лагеря в тёмное время суток. Отвлечь их невозможно. Поэтому Оуэн берёт винтовку и в одиночку уходит в пустыню. Это опасно и глупо, но не так, как для других людей. Большинство животных не обратят на него внимания, учуяв лишь мёртвую, неаппетитную плоть. Однажды ночью он натыкается на целую стаю львов – все они спят, кроме одного часового. Львица на мягких лапах направляется к нему, и он крепче перехватывает винтовку, готовый отогнать её выстрелом.
Она останавливается в нескольких футах от Оуэна, садится и разглядывает его своими сверкающими глазами. Её тело застывает; тёплый бриз ерошит её шерсть и его волосы. Между ними лишь поросший высокой жёлтой травой пятачок земли, и они гордо смотрят друг на друга. Убийственное спокойствие сидящего перед Оуэном хищника не имеет ничего общего с долгоносиками с их бешеными глазами. У львицы нет ни злобы, ни желания убивать, лишь инстинкт и строгое терпение.
— Я никогда не любил кошек. Но для тебя сделаю исключение, — тихо говорит ей Оуэн.
В конце концов ей становится скучно, она встаёт и уходит сторожить свою стаю. Он же ещё долго сидит на корточках в траве. Когда он наконец возвращается в палатку, солнце уже поднимается над горизонтом. Тош спит на своей койке, вокруг которой плотно натянуты противомоскитные сетки. Её рука выскользнула из-под одеяла, лоб сморщен, как будто ей снилось что-то неприятное. Оуэн не убирает сетку, чтобы лечь под одеяло рядом с ней, хотя и понимает, что в конце концов настанет день, и ему придётся это сделать.
Похоже, утром Тош понимает и принимает его решение. Когда фургон, трясясь, мчится по грязной дороге, она садится немного ближе и кладёт голову ему на плечо. Приехав в Серенгети (2), они чаще держатся за руки и меньше разговаривают. Её фотографии становятся другими – необъятные пейзажи с животными на фоне размытого тёмного горизонта. Время от времени в кадр попадает и он сам: часть профиля, пальцы здоровой руки, указывающие на что-то вдали, и его ботинок в траве.
— Как ты думаешь, что с ними случилось? — спрашивает она однажды. Они сидят под палящим солнцем, неподалёку пасётся стадо газелей.
— То же, что чуть не случилось с нами десятки раз. — Он пожимает плечами, словно этот вопрос его не волнует. — Они не смогли разобраться, в чём дело, или разобрались, но не смогли ничего поделать.
— Я постоянно думаю о том, что когда-нибудь они появятся. Особенно Джек. — Она поднимает руку, чтобы защитить глаза от солнца. — Как он будет шагать по траве в своём нелепом пальто.
— Ты тоже этого хочешь? — спрашивает он и тут же жалеет об этом. Конечно, она этого хочет. Большую часть времени он тоже по-прежнему этого хочет. Хочет вернуться домой, в тот год, который он хорошо знает, вернуться в свою квартиру, к компьютерам и определённому месту в мире. Вернуться к людям, которых он уважает, даже если они не особенно ему нравятся. Вернуться к Джеку, которого он ненавидит и любит одинаково сильно.
— Когда как, — она берёт его за руку, и их пальцы переплетаются. — Здесь тоже хорошо.
Туристическая группа распадается в Кейптауне. Город вокруг них кажется беспокойным. В первый же день они изучают корабельные декларации и решают отплыть в Бомбей – скорее поспешив, а не подумав. Путешествие продолжается десять дней, и они проводят это время в новом поиске, потому что Тош не может не думать.
— Это бессмысленно. — Она сжимает его сломанную руку в своих ладонях. — Ты не можешь совсем ничего не чувствовать.
— Я не собираюсь втыкать в себя булавки, чтобы доказать тебе свою правоту.
— Тебе и не нужно. Ты не чувствуешь боли – это я понимаю. Но ты ходишь. Если твои ноги нечувствительны, ты не можешь ходить. Ты можешь держать в руках предметы, даже маленькие. Если бы ты был окоченелым, это влияло бы на всё, что ты делаешь. И ты по-прежнему можешь слышать, видеть, ощущать запахи.
— Мой мозг работает отлично. И мне не нужно ничего чувствовать, чтобы видеть или слышать. Это сенсорная информация, которая передаётся напрямую в мою голову. — Он неловко меняет позу. Ему всё это тоже кажется бессмысленным, но он старается не думать об этом. — Меня вернули к жизни с помощью железной перчатки, которая была на руке бессмертного. Обычную науку сюда не применишь.
— Но в этом должен быть какой-то смысл. У меня есть теория. — Она гладит его согнутый указательный палец. — Мне кажется, процесс был прерван. Если бы человек или пришелец, использовавший перчатку, знал, что делает, возможно, ты смог бы вернуться окончательно.
— И какая мне от этого польза?
— Совершенно никакой. — Она отстраняется от него, смутившись, хотя Оуэн считал, что она забыла об этой привычке. — Разве что… может быть, это можно как-нибудь обойти. Ты можешь разговаривать. Чтобы говорить, тебе нужен воздух, а мы знаем, что дышать ты не можешь, но ты разговариваешь. Значит, что-то в этом есть. Может быть, мышечная память.
— Не стоит об этом думать. — Он поворачивает руку так, чтобы кончики её пальцев оказались в его ладони. — Просто оставь мертвецу его тайны, ладно?
Но она не соглашается. Она суёт свой нос везде, где только можно. Её эксперименты осторожны и нежны. Она гладит пальцами его шею, когда он занят игрой в карты, помещает что-нибудь сильно пахнущее у него перед носом и прижимает кусочки льда к его коже, когда он думает, что её руки пусты. Она не раскрывает ему своих выводов, поддерживая иллюзию того, что ничего не делает. Пусть неохотно, но он позволяет ей делать всё это, потому что вопреки его желаниям всё это возбуждает и его научный интерес.
А потом Бомбей опьяняет их цветами и запахами. Оуэн и Тош передвигаются по городу словно в замедленной съёмке, хотя всё хаотично вертится вокруг них. Впервые за всё время они не заботятся о том, чтобы найти переводчика или гида. Вместо этого они пытаются учить язык, проникнуть в местную культуру. Оуэн лечит британских эмигрантов, хотя терзающие их боли больше напоминают тоску по родине, нежели настоящие болезни. Ему платят достаточно хорошо, чтобы Тош могла играть в филантропа и проявлять щедрость повсюду, где оказывалась. Она заводит дружбу с трудолюбивыми вдовами, которые учат её секретам рукоделия и кулинарии. Впервые с момента перемещения в прошлое они проводят целые дни порознь. Оуэна удивляет то, как часто он оборачивается, ожидая увидеть Тош рядом с собой. Это как будто одна из его конечностей вдруг исчезла.
— Куда ты идёшь? — спрашивает он с фальшивой небрежностью однажды утром, когда она облачается в бледно-голубое сари. Другие британские жёны ахают и охают над одеждой Тош, устраивая Оуэну скандалы, как будто он отвечает за гардероб своей дикой жены.
— Присмотреть за магазином Каши. Её дочь недавно родила первого ребёнка, и я обещала поработать за неё несколько часов, чтобы она могла проведать их. — Она тщательно заправляет края материи, завершая свою аккуратную работу. — Должно быть, ей очень нужна помощь. Я не очень-то умею торговаться.
— Я пойду с тобой.
— В самом деле? — она хмурится. — А как же твои пациенты?
— Эти плаксивые коровы как-нибудь обойдутся день без меня.
Магазин больше напоминает рыночный прилавок, на котором выставлены женские туфли, сделанные тётками Каши. Оуэн наблюдает, как Тош открывает магазин. Это напоминает ему о долгих ночах в Торчвуде, до того, как к ним присоединились Гвен и Йанто. Джек уходил в свой кабинет, и Оуэн заказывал пиццу, которую они съедали за своими столами, погрузившись в работу. Он слушал, как она вежливо беседует с мейнфреймом, и пытался понять, как человек может быть таким неловким в одно мгновение и полностью уверенным в себе в другое.
— У меня что-то на лице? — она осторожно трёт рот, чтобы отряхнуть крошки.
— Хм?
— Ты на меня смотришь.
— Ничего.
Толпа утренних покупателей проходит мимо, изображая, что их ничего не интересует. Они так смущены тем, что белый мужчина и азиатская женщина присматривают за магазином, что быстро становится ясно: они не подойдут к прилавку даже для того, чтобы посмотреть на товар.
— А, миссис Харпер! — от толпы отделяется пожилой мужчина с тяжёлыми корзинами, с ног до головы одетый в красное. На его морщинистом лице появляется широкая приветливая улыбка. — Я не ожидал так скоро увидеть вас снова.
— Здравствуйте, Канна, — она отвечает ему такой же широкой улыбкой. — Подруга попросила меня о помощи.
— Это очень мило с вашей стороны.
— Это мой муж, доктор Оуэн Харпер. Оуэн, это Канна.
По ночам Тош рассказывает Оуэну истории, пестрящие разными именами. Имя «Канна» кажется знакомым, но Оуэн обычно слушает не слишком внимательно и мало что запоминает.
— Ваша жена – настоящее сокровище среди женщин, сэр. — Канна улыбается ещё шире, хотя это казалось невозможным. — Очень мудрая и добрая.
— Да, она такая. — Он соглашается, потому что это правда.
— Судя по тому, что она рассказывает, вы такой же, — поддразнивает его старик.
— Она рассказывает обо мне? — Оуэн приподнимает бровь, краем глаза заметив, как покраснела Тош. — Что ж, любовь слепа. Иногда.
— У меня никогда не складывалось такого впечатления. — Рисунок морщин на его лице вновь меняется, и старик сразу начинает казаться мудрее и проницательнее. — У любви, истинной и добродетельной, оба глаза открыты достаточно широко, чтобы моргать.
К прилавку подходит стайка хихикающих девочек, оттесняя Канну обратно в толпу и отвлекая внимание Тош. Оуэн наблюдает, как они порхают вокруг, щупая расшитые бисером туфли и кудахча над ценами – точно так же, как миллионы девочек в миллионах других городов. На протяжении долгих лет люди по всему миру проживают свои жизни на полную катушку.
— Ты хочешь остаться здесь? — спрашивает он позже, когда ажиотаж вокруг прилавка утих и у Тош появилось время, чтобы поесть.
— Нет. — Она надрезает толстую кожуру манго. — Мне здесь нравится, но это место не похоже на дом, правда?
— Мне казалось, ты хотела повидать мир, а не остепениться.
— Я не знаю, чего хочу, Оуэн. — Она берёт ярко-жёлтый ломтик фрукта, и сок капает с её пальцев. — Прошёл уже целый год, ты знаешь?
— Правда? — Не похоже, чтобы прошло так много времени, но, задумавшись об этом, Оуэн понимает, что Тош права.
— Я до сих пор посылаю письма в Торчвуд. — Она слабо улыбается. — Это кажется глупым. Они больше напоминают мне дневники. Я не могу не думать о том, что всё это закончится.
— Да, всё заканчивается.
Она вздыхает и кладёт кусочек фрукта в рот. Её пальцы влажно поблёскивают в лучах заходящего солнца. Когда-то он слизал бы сок с её рук, медленно соблазняя. Сейчас же он протягивает ей носовой платок и старается не думать об этом.
— Куда ты хочешь поехать дальше? — спрашивает он, чтобы отвлечься.
— В какое-нибудь новое место.
Они остаются в Бомбее ещё на несколько недель, прежде чем исчезнуть с его улиц, словно дым. Они двигаются вперёд, останавливаясь на два месяца в России и на три – в Китае. Затем следует Новая Зеландия, и там случается катастрофа. Возможно, это потерянное место, где мог бы существовать Торчвуд-5. Это могло бы объяснить тот факт, почему практически повсюду там можно встретить инопланетян. У Оуэна с Тош нет ни приборов, ни возможностей сражаться с ними. По крайней мере, это они говорят друг другу, покидая страну. Собраться и сбежать от неприятностей лучше, чем броситься в их распростёртые объятия. Корабль привозит пару в Калифорнию. На некоторое время они задерживаются в Лос-Анджелесе, но оба чувствуют себя неспокойно.
— Север, — наугад решает Тош. На последние оставшиеся после Индии деньги они покупают машину. Это жуткий дребезжащий монстр – новейшая модель того времени. Тош делает импровизированные ремни безопасности, и они с Оуэном отправляются в путь. Вокруг простираются пейзажи, которые, кажется, никогда не закончатся. — Здесь есть деревья, которым тысяча лет. Мы должны их увидеть.
Стоя среди гигантских секвой, они кажутся себе невероятно маленькими. Они держатся за руки, запрокинув головы, пытаясь рассмотреть трепещущие на ветру листья. Возраст этих деревьев давит на Оуэна, и раньше это испугало бы его. Теперь же это обещание. Можно жить так долго и выжить. Можно жить так долго и быть сильным.
— Тош, — тихо говорит он.
— Да?
— Я чувствую твою руку. — Признать это, произнести это вслух – это чувство прикосновения, которое становится всё сильнее, – всё равно что нарушить что-то священное. Это пока нельзя назвать истинным ощущением, оно слишком размыто, но, тем не менее, реально. — Она тёплая.
— О, это… — она осекается, и её глаза загораются. В них можно прочесть всё, что не было высказано вслух. — Когда это началось?
— Я не уверен. Это требует много внимания, но оно есть. Слабое. Очень слабое. — Он сжимает пальцы, чертит большим пальцем неровный круг на её ладони. — Твоя кожа такая нежная.
— Ну да. — Она смеётся сквозь неожиданно подступившие слёзы. — Я её увлажняю.
Он не целует её под деревьями. В этот момент им обоим нужна передышка. Вместо этого ночью Оуэн ждёт, пока Тош уснёт в отеле. Теперь разговоры так часто убаюкивают её, что Оуэн может точно назвать мгновение, когда она проваливается в сон. Наклоняясь ближе, он прижимается своими невозможно сухими губами к её губам. Как и в случае с рукой, ощущение слабое, но реальное. Её губы тёплые и немного обветренные.
— Оуэн, — сонно и довольно бормочет она, поднимая руки и обнимая его за шею.
— Спи, — приказывает он, и она подчиняется.
Рассвет пахнет свежестью после ночного дождя. Когда они едут дальше на север, её рука переплетается с его рукой на рычаге переключения передач.
Ванкувер – неожиданно и немного пугающе – становится для них домом. Город у воды, кипящий жизнью и говорящий на знакомом языке – это легко объяснить, но есть кое-что ещё. Их скитания подошли к естественному завершению.
— Давай арендуем дом, — небрежно предлагает Тош уже спустя три дня после прибытия. — Чтобы можно было осесть там на некоторое время.
— А что случилось с твоим желанием увидеть что-то новое? — спрашивает он, ощущая предупреждающее покалывание в коже.
— Ничего. Я просто хочу немножко пожить в одном месте. — Она опускает голову и проводит пальцами по фотоаппарату. — Это не больно.
Это действительно не больно, и странное чувство, которое вызывают у Оуэна уютные дома, отступает. Они арендуют маленький домик на краю города – с самым настоящим забором из белых планок и садиком размером с почтовую марку, за которым никто из них не хочет тщательно ухаживать. Ощущая необходимость (не только ради денег, но и ради того, чтобы не сойти с ума от скуки), Оуэн ищет работу и находит место помощника пожилого доктора. Его зовут Джошуа Хизерс, но все называют его Джолли. Оуэн ненавидит такого рода прозвища и отказывается использовать его.
— Позволь мне взглянуть на твой палец, парень, — говорит Джолли в один из спокойных дней. К тому моменту они проработали вместе несколько недель. Было бы глупо представлять, что врач не обратит внимания на степень повреждения его руки, спрятанной под тёмной перчаткой.
— Не на что там смотреть, — Оуэн прячет искалеченную руку в карман. — Я был ранен на войне.
— На какой войне? — мягко и ненавязчиво интересуется Джолли.
— На личной. — Оуэн вздыхает. — Послушайте, это всего лишь…
— Ты мёртвый.
— Ну… да. — Оуэн на мгновение замолкает. — Как вы узнали?
— Потому что я не идиот. — Джолли продолжает усмехаться, полностью соответствуя своему ужасному прозвищу. — Боже правый, вот он, идиотизм юности. Сядь, мальчик, и позволь мне взглянуть.
Оуэн нехотя садится и стягивает перчатку. Он наложил на палец шину, чтобы тот не болтался, но в остальном бросил попытки лечения. Джолли осторожно ощупывает палец, вправляя кость. В своё время перелом не был чистым, но спустя несколько месяцев сустав полностью разорвался.
— Он не заживёт. — Оуэн говорит это, не будучи уверенным, что Джолли понимает, с чем имеет дело. Чёрт возьми, он до сих пор не уверен. — Всё, что ломается, так и остаётся сломанным.
— Значит, надо его отрезать. — Джошуа проводит кончиками пальцев по шву, который Оуэн заново наложил предыдущей ночью. Это всегда напоминало ему о крепких руках Марты. — Он тебе мешает.
— Я думал об этом, но он же всё равно не заживёт. В обрубке нет ничего привлекательного.
— Для этого и нужны повязки. Ты хороший врач, но это тебе мешает.
Оуэн смотрит на свою руку. Палец, порез, грубая кожа. Может быть, он веками будет так ходить, пока от него не останутся одни кости. От перспективы ускорить процесс у него скручивает живот, но Джолли говорит правду, и этого не избежать.
— Ладно. Тогда давайте сделаем это сейчас.
Это далеко не первый раз, когда он оказывает медицинскую помощь самому себе. Чувствительность начала возвращаться к нему, но боль пока не появилась. Оуэн сомневается, что это вообще когда-либо произойдёт, и ощущает странное удовлетворение, осознавая, каким мучительным мог бы быть этот процесс – а он ничего не чувствует. Работа сделана быстро и аккуратно, палец отрезают на уровне первого сустава, затем прижигают и накладывают чистую белую повязку. Теперь его рука выглядит почти нормально.
— Спасибо, Джолли. — В порядке эксперимента Оуэн сжимает руку. Уже сейчас он может сказать, что рука стала более подвижной. Но ему немного не хватает былой симметрии. — Спрашивайте всё, что угодно. Вы заслужили ответы.
— Нет, не заслужил. — Джолли тщательно очищает скальпель. — Полагаю, эту историю нелегко рассказывать. Но, если тебе вдруг захочется, я буду счастлив выслушать.
Это мучительно напоминает Оуэну о Джеке и его отцовском утешении. Поэтому, конечно же, он рассказывает доктору практически всё. Он умалчивает лишь о времени, когда всё произошло, и о деталях, которые касаются будущего. Это больно объяснять, вновь вспоминать историю, которую он так долго старался забыть. Но он не видит ничего плохого в том, чтобы рассказать доброму старику о том, что сделал и о том, что сделали с ним.
Когда у него наконец заканчиваются слова, солнце уже зашло и Джолли налил себе стакан виски. Они с Оуэном смотрят друг на друга, сидя по разные стороны стола.
— Ну и история, — наконец говорит Джолли, глотнув виски. — Удивительная история. Я бы не поверил в это, если бы не видел тебя своими глазами.
— Это невероятно, — соглашается Оуэн. Он смотрит на виски с таким отчаянным желанием, что практически чувствует его вкус. — Я немногим об этом рассказывал.
— Хорошая идея. Психиатрические клиники – места неприятные. — Джолли вытирает рот рукой. — Я мог бы сэкономить целое состояние на обедах.
— И это всё? — фыркает Оуэн. — Никаких подробных расспросов?
— Ответы редко бывают такими приятными, какими им следовало бы быть. Хотя я не отказался бы услышать ещё какие-нибудь истории о вашей команде. Это звучит восхитительно.
С тех пор каждый день во время обеда Оуэн рассказывает что-нибудь об инопланетянах, пока Джолли ест бутерброд с ветчиной. Иногда Джолли комментирует, но чаще слушает молча, зачарованно. Остаток дня они упорно работают, принимают различных пациентов и ходят по вызовам на дом. Это самые простые рабочие отношения, которые у Оуэна когда-либо были.
Ночью он возвращается в их с Тош аккуратный маленький домик. Не имея определённой профессии, Тош занялась писательством. Сначала это были просто письма людям, с которыми они познакомились во время путешествий (Оуэн царапает неуклюжие постскриптумы в тех письмах, которые адресованы Ричардсу), затем – короткие эссе о местах, которые они посетили, и в конце концов – объёмные сочинения, которые она под разными псевдонимами рассылает во всевозможные журналы. У неё есть своё мнение обо всём, и ей проще выразить это на письме. Иногда, после того, как она ложится спать, Оуэн просматривает аккуратные стопки записей. Темы варьируются от египтологии до машиностроения, от феминизма до физики. Над печатной машинкой развешаны фотографии, которые иногда находят своё место в очерках.
В некоторые ночи он сидит в её кресле и не читает её новое эссе о Марии Кюри, не просматривает фотографии, которые она сделала во время одной из долгих прогулок по городу. Вместо этого он смотрит в окно, на небо над их неопрятным двориком. Ночь тиха и безоблачна. Звёзды ярко сияют, свет мёртвых солнц простирается сквозь время, словно музыка. Вокруг ужасно тихо, и Оуэн чувствует себя совершенно одиноким.
— На хер всё это. — Он встаёт со стула и поднимается по лестнице в спальню.
Тош спит, свернувшись клубочком на своей половине кровати под распахнутым окном. Несколько долгих минут Оуэн стоит рядом. Он устал наблюдать, его уже тошнит от этого. Стараясь двигаться как можно тише, он снимает туфли и носки. После минутных раздумий стаскивает с себя рубашку и брюки. Нижняя рубашка остаётся на нём, скрывая дыру от пули. Одеяло оказывается холодным, когда он проскальзывает под него и ложится рядом с Тош, излучающей мягкое тепло.
— Оуэн? — Её глаза распахиваются, и она поворачивается к нему.
— Если только у тебя нет любовника, о котором ты хотела бы мне рассказать.
— Он приходит только по утрам, пока ты на работе. — Она улыбается и прижимается к нему так, словно они делали это уже тысячу раз. — Он очень осторожный.
— Когда-нибудь я сделаю вам сюрприз. Буду гнаться за ним с дробовиком, — шутит он в ответ, обнимая её за талию. — Будет знать, как путаться с замужней женщиной.
— Мы не женаты по-настоящему, — напоминает она, широко зевая. — Ты должен остаться. Здесь.
— Я никуда не ухожу.
Он целует её без единого намёка на целомудрие, страстно и горячо. Он почти чувствует, как она просыпается, каждая её клеточка мгновенно настраивается и напрягается. Существуют вещи, которые он больше никогда не сможет делать, но у него масса времени на то, чтобы примириться с этим. Здесь и сейчас его пальцы и язык по-прежнему живы и подвижны. Тош одновременно и мучается, и задыхается, и умоляет; её руки жадно ласкают его спину, она запускает пальцы в его волосы и гладит каждый участок кожи, куда только может дотянуться. Её губы мягко и одновременно страстно скользят по его шее и плечу. Неожиданно он чувствует что-то похожее на оргазм, только ощущения менее острые и более размытые.
Когда она наконец засыпает, по-прежнему цепляясь за него, словно он может исчезнуть, он не встаёт. Снова становится тихо, но уже не одиноко. Он может остаться в темноте наедине со своими мыслями ещё на какое-то время, и это не страшно. Утром Тош просыпается и целует его, и всё начинается сначала. Он подозревал, что во время путешествий у неё были любовники. Но теперь, видя её голод, он понимает, что последние два года она провела в ожидании, что он наконец обратит на неё внимание. Её терпение и глупость поражают его.
— Сегодня мне нужно поехать в город, — говорит она, когда они наконец выбираются из постели. В миске на кухонном столе лежит горка апельсинов, которые он принёс накануне. Она быстро поддевает ногтем кожуру и очищает её. На её пальцах остаются яркие капли сока. — У меня закончилось молоко и плёнка для фотоаппарата.
— Я поеду с тобой, — тут же заявляет Оуэн, хотя ему нужно в офис. Джолли простит ему один прогул.
Она кладёт дольку апельсина в рот. Он берёт её за руку и осторожно слизывает сок с её кожи. Он чувствует его вкус – намёк на что-то чуть-чуть кислое, чуть-чуть сладкое.
Когда они выходят на улицу, он протягивает ей руку, и она отвечает на прикосновение. Её рука, солнце и её улыбка согревают его кожу, а на языке остаётся вкус апельсина. Впервые за долгое время он думает лишь о том, что сделало бы её счастливой. Они покупают непрактичные, безумные вещи и разговаривают о теоретической физике. Они идут в музей и тихо высмеивают эскпонаты – до тех пор, пока хихиканье Тош не начинает притягивать злые взгляды. Потом они просто гуляют, молча и бесцельно, вместе.
Где-то в толпе городских жителей есть человек в шинели. Он не ищет их. Он в принципе никого не ищет. Но всё равно найдёт их в ближайшие несколько недель. Он расскажет им о взрыве на атомной электростанции, о катастрофической гибели страны, которую они больше не зовут домом, о смерти друзей, которых они уже оплакали, о годах изгнания, которых он больше не может выносить. Они выслушают его и потянутся к нему. Они заберут его домой, чтобы помочь.
Но это всё ещё в будущем. Сегодня они гуляют вместе по милости добрейших убийц во Вселенной.
_____________________
(1) - Фирменное название недорогого фотоаппарата, отличающегося простотой в обращении.
(2) - Экосистема в Восточной Африке, простирающаяся от севера Танзании, к востоку от озера Виктории, до юга Кении между 1 и 3 градусом северной широты и 34 и 36 градусом восточной долготы, и охватывающая территорию около 30 тысяч км².

@темы: перевод, фанфики, Torchwood, Торчвуд, AU

---

Фанфик: Классическая механика

Название: Классическая механика
Переводчик:  Snake Gagarin (aka  Dr Owen Harper)
Бета:  Snake Gagarin (aka  Dr Owen Harper), самовычитка
Оригинал: Classical Mechanics by encroix
Размер: миди, 9313 слов в оригинале
Персонажи: Тошико Сато, Оуэн Харпер, Джек Харкнесс; упоминаются Гвен Купер, Мэри (эпизод 1х07), Томми Броклесс (эпизод 2х03), Адам (эпизод 2х05)
Категория: гет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Уроки, которые преподала ей жизнь и которые ничему её не научили.
Примечание: POV персонажа
Предупреждения: Присутствуют спойлеры и обсценная лексика; смерть персонажа; возможен ООС

Воспоминания убивают. Поэтому не следует думать о некоторых вещах, о тех, что дороги тебе, или нет, следует думать о них, ибо если не будешь, то есть опасность понемногу их вспомнить.
Сэмюэл Беккет, «Изгнанник»

Тош всегда ненавидела парадоксы Зенона, и поэтому, конечно же, напрочь зациклилась на них. (И неважно, что она всегда лучше разбиралась в математике, нежели в физике, и неважно, что это не её конёк, лучше об этом не думать, не думать, не думать). В этом есть что-то жестокое по сути своей, думала она, — заяц, который бежит за черепахой и никак не может её догнать, никак не может достичь её уровня. Раздражающе медленно ползущая черепаха выигрывает благодаря технике, благодаря тому, что правит миром.
Конечно же, это неправда — этот принцип уже опровергнут, лишён смысла — но в нём есть определённая поэтичность, благодаря которой его никак не удаётся изгнать из людского воображения. Люди не хотят, чтобы заяц догнал черепаху; черепаха всегда побеждает.
Тош ненавидит это точно так же, как и спиральные изгибы ракушек, змею, пожирающую собственный хвост; точно так же, как и то, как конец превращается в начало, которое превращается в настоящее, которое превращается в будущее, которое превращается в прошлое; снова и снова, одни и те же истории повторяются для будущих поколений, для прошлых поколений, для одного и для двоих — для первопроходцев и для тех, кого они забирают с собой.
Она не исследователь; она не выбирает себе земли для завоевания, не оставляет на деревьях метки о том, что она здесь была, что она является кем-то, кого нужно запомнить. Она отмечает свои собственные истории на себе же — покрытые синяками ноги; накачанные мышцы рук; то, как она запускает руку в волосы и тянет, как когда-то делала её мать, напоминая себе о своей ошибке, или о том, что согрешила, или о том, что оказалась не права.
Именно этому она научилась в Англии: боль — это одно, воспоминания — другое; и всегда, слушая, она записывает, делает заметки, да, это слово означает именно это, именно так, и Черчилль, и Китс были правы, истина — это всё, и она всегда одна.

_______________

Однажды на вечеринке Оуэн целует её.
Это Рождество, и конец света не наступил — в кои-то веки — поэтому они устраивают вечеринку. У них есть ликёр, и она включает радио, и они притворяются, что это обычное Рождество в офисе — с дешёвыми украшениями, и неловким молчанием, и пьянством в два часа дня. Тош не пьёт много, решив вместо этого ограничиться коктейлем. Она старается оправдать это осторожностью, предусмотрительностью — ведь этим вечером кого-то точно придётся отвозить домой, и не все должны напиваться — но истинная причина заключается совсем не в этом.
Приближается полночь, но все они по-прежнему здесь — потерянные души, которым больше некуда пойти, думает она, — и Сьюзи с Оуэном покачиваются в медленном танце, её рука лежит на его предплечье, и их губы очень близко друг к другу, но не соприкасаются. Потом Сьюзи надувает губы, негромко смеётся, и Тош не может отвести от них взгляда — ей как раз хватило алкоголя для того, чтобы выглядеть по-идиотски. Суть вечеринок в том, что на них есть место анонимности, думает она. Но здесь? Здесь сбежать друг от друга невозможно.
Она приканчивает остатки своего коктейля, и тут к ней подходит Оуэн — руки в карманах, резко очерченный рот кривится в ухмылке, которая всегда казалась ей очень жестокой. Но потом он улыбается и бросает на край её стола конфету.
— Счастливого Рождества, Тош.
Она улыбается в ответ, стараясь скрыть волнение, от которого щекочет в животе.
— Тебе тоже счастливого Рождества, Оуэн.
Её голос дрожит. И она ненавидит это — то, как у неё вечно всё валится из рук, когда он появляется — то её голос становится на октаву выше, то на октаву ниже, и всегда он слишком, слишком тихий.
Она потеряла свой голос где-то в пути, на пунктирной линии, ведущей из одной страны в другую, по дороге из тюрьмы в Торчвуд, заполнив освободившееся место бумагами, заметками и записями. Вычисления, дневниковые записи, назначенные встречи и коды заменили произносимые вслух слова, заменили голос.
Иногда ей кажется, что она больше не сможет выносить всё это — эту работу, жизнь здесь, всё на свете — и в такие дни её спасает Джек, хватая за руку. Она думает, что в этом есть что-то неестественное — Джек, пытающийся кого-то удержать. И знает ответ — по тому, как он старается не дать ей уйти, напомнить ей о её долге и о том, какую выгодную сделку она заключила — но это ещё не вся история; сцены из неё не клеятся в один общий сюжет, и её ставят в тупик попытки понять структуру собственной жизни.
Девочка, родившаяся в одном месте и оказавшаяся в другом, и прах её матери рассыпан у её ног, словно высохшие осенние листья, и ещё, конечно, эта пословица — или не пословица, а, может быть, просто чувство, с которым она выросла, вкус умами — то, что невозможно перевести — что-то неоформленное словесно, затерянное в попытках объяснения — цветущая сакура, которую любовно выращивают лишь для того, чтобы её цветы опали с дерева.
Девочка, родившаяся в одном месте и оказавшаяся в другом, не понимая, как так могло получиться, если не говорить об оранжевом комбинезоне и перспективах умереть. Это будо, и её мать, и сказки, и выдумки, и Джек, который утверждает, что всё понимает, который чужой здесь и которому нужно найти своё место в своём времени.
Но выгодная сделка...
Он словно говорит: «Ты нам очень обязана».
Ей хочется сказать ему, что она ничем ему не обязана — или Торчвуду, или всему миру.
И вот теперь здесь Оуэн с милой улыбкой — фальшивой улыбкой, не дари улыбку крокодилу, — не предвещающей ничего хорошего, и в каждом его движении сквозит жестокость. Призраки преследуют не только людей и населяют не только дома; они заводятся в пространстве — щели между плитками, провалы в памяти, поры в костях, мозговые пузыри; она знает, как эти существа попадают внутрь и селятся в самых труднодоступных местах, как они искажают память в своих целях, не принося ничего, кроме кошмаров.
Она чувствует запах алкоголя в его дыхании, когда он опирается руками о стол по бокам от неё и наклоняется к ней. Её бедро прижимается к краю столешницы, и Оуэну удаётся вторгнуться ещё дальше в её личное пространство.
— Для праздничного настроения? — бормочет он, и его руки скользят по её спине. Громкий смех Сьюзи эхом разносится по помещению.
Оуэн смазывает большим пальцем свежие чернила на написанном Тош тем вечером отчёте. Его губы чуть приоткрываются, когда он наклоняется к ней, и она ощущает панику, резкую, острую, как разряд тока.
Он хихикает, когда его губы касаются её губ. Она обхватывает пальцами его запястье; его рот горячий, и на вкус Оуэн оказывается немного кисловатым (она решает, что это от выпивки). Оказывается, он не так хорошо целуется, как она всегда представляла (где бы ты ни очутилась, всегда существуют истории о Прекрасном Принце и связанные с ним иллюзии; [воинственные] принцессы с забранными наверх волосами, заколотыми стеклянными шпильками, женщины-лисы, преследующие своего желанного мужчину и спасающие его [когда он слишком пьян и не может постоять за себя сам]. Но поцелуи — это всегда что-то особенное, запоминающееся, воспетое в стихах; то, как чужое дыхание щекочет нижнюю губу, как соприкасаются губы, как они дрожат — как могло бы быть написано в каком-нибудь романе — то, как бывает, когда чего-то очень сильно ждёшь — когда поцелуи оказываются заменой сексу); он прижимается к ней, его нос задевает её нос, его язык касается её нижней губы. Она тихо стонет, и его пальцы впиваются сквозь ткань свитера в её спину.
Он отстраняется, прикусив нижнюю губу, и она не может придумать, как ответить, как отреагировать, кроме как убрав свои руки с его запястий и сложив их на коленях.
— Счастливого Рождества, — повторяет он, возвращаясь к своему столу.
Бумаги с её стола сыплются на пол; этот звук напоминает ей об осени (шуршание листьев, которые ветер гонит по улице, как в старом стихотворении Элиота).

_______________

И если то чувство потерянности, которое она испытывает, измеряется расстоянием, пространством, теми физическими понятиями, которые можно посчитать и измерить, которые можно пронумеровать и назвать (в дальнейшем вычисляемое здесь в отношении времени в той же мере, как и пространства, по формуле:

lim x (t + Δt) — x(t)
Δt → 0 Δt

потому что дело не в том, как далеко она перемещается — в милях или километрах — но в том, куда и как быстро. И в этом вся суть: скорость — это измерение быстроты движения в данном направлении. Она катится ко всем чертям, возможно, в буквальном смысле; нельзя сказать, что она перемещается из пункта А в пункт Б в фиксированном измерении фиксированного пространства, она движется в Ад — с большой буквы «А», — и не имеет значения, какие усилия она прикладывает, потому что подписание контракта между одним злом и другим не даёт никаких гарантий), то определённо где-то среди чисел и дробей, букв и символов, нагромождённых поверх других букв и символов, должна таиться разгадка.
Тогда как превратить себя в уравнение, в проблему, которая должна быть решена (как проблемы существуют для того, чтобы их решать, уравнения существуют для того, чтобы расчленять их на более простые формы), как решить проблему с Оуэном (это другая задача, из биологии — что-то в той же области, но не совсем похожее; вопрос жизни и смерти и их разделения), как начать?
Всё записывается. (Её первая поездка на автобусе, бездомный старик, воняющий помойкой, рядом с ней, у него не хватает зубов, он шипит на неё — «Можешь говорить о Муссолини всё, что хочешь, но при нём, по крайней мере, поезда приходили вовремя!» — хрипло хохочет над собственной шуткой, забрызгивая слюной спинку сиденья перед ними).
И фотография с рождественской вечеринки, прицепленная магнитом к холодильнику, как корчащееся насекомое на булавке.
И что ещё сказать, если иногда по ночам, опустошая очередные бутылки вина — бутылки [б у т ы́ л к’ и] (исчисляемое) — ‘стеклянный или пластиковый контейнер для жидкостей, обычно с узкой верхней частью, называемой горлышком’, форма множественного числа, образованная от исходной формы «бутылка», — она ловит себя на ощущении ужаса и восхищения перед фотографией и прячет её за другими предметами — за диванными подушками, за бутылками с нефильтрованным оливковым маслом и соевым соусом, за пакетами с водорослями. Так она может привести мысли в порядок хотя бы на мгновение, перестать думать об этой проблеме и её решениях, перестать думать.

_______________

Одиночество — это не та целебная субстанция, за которую его выдают поэты, пишущие хокку. (Ответ: иди в жопу, Басё [芭蕉]:

furu ike ya
kawazu tobikomu
mizu no oto

_______________

Потому что смысл заключается в неожиданности, смысл в том, что никогда нельзя ожидать ответа на проблемный вопрос, смысл в том, что такие вопросы никогда не даются тем, кто не может их решить, смысл в том, что нужно вспомнить, что в пруду бывает рябь, вне зависимости от того, хочешь ты нарушить мирную обстановку или нет).
И история становится прошлым, которое становится будущим, которое становится настоящим — изгибы раковины, бесконечная спираль...
Утром она два часа копается под подушками, в коробках и бумагах, невзирая на похмелье, ища фотографию с затёртым уголком, которую она столько раз теребила в руках.
Она не может позволить себе разрушить иллюзию.
(Пока нет).

_______________

Она находит Мэри.
Или Мэри находит её.
Она не вполне уверена, какое из этих утверждений истинно.

_______________

Это было ошибкой. Чётко занесено в протокол миссии, записано её собственным каллиграфическим почерком. Однако Джек по-прежнему настаивает на этой встрече (два человека, сгибающиеся под тяжестью собственных жизней и притворяющиеся, что всё в порядке), чтобы побеседовать о степени повреждений, о последствиях.
— Ты в порядке, Тошико?
Она смотрит прямо на него.
— Я чувствую себя прекрасно, — с улыбкой отвечает она, глядя на его пальцы, обхватившие край стола; на фоне тёмного дерева его рука кажется очень бледной. — Это всё?
Он сужает глаза, глядя на неё. Она чуть склоняет голову, поворачивается на каблуках и направляется к выходу. (Он ничего не говорит. И она кое-что понимает — Джек никогда не был хорошим руководителем, он был лишь тем, кому хватало нахальства выдать себя за главного).

_______________

Последствия, тщательно просчитанные —
Бардак.

_______________

С лёгкостью приведённые в порядок и подсчитанные, неорганизованные мысли и разбросанные бумаги, дневники с бессмысленными наборами слов — образы, которые она помнит, хотя и не должна бы, и места, которые она забыла, хотя и должна была знать. Имена, места, ситуации, некоторые из этих воспоминаний принадлежат ей, некоторые — нет. И мышечная память — память чувств. Голова раскалывается от мыслей, которых слишком много, и от явственного ощущения чужого присутствия.
Разве это не то, чего ты хотела, шептала ей Мэри в постели. Быть нужной? Быть любимой?
(Мэри — Просвещение, запрятанное в инопланетной душе и маскирующееся под человека. Ещё одна пленница — разве это не совпадение; вместе они бегут от собственных судеб, от поступков, которые совершили по причинам, которые вполне можно понять. Мэри предлагала ей мысли других людей, которые занимали её, не давая вспоминать о тюрьмах и допросах [до сих пор не запрещённых Женевской конвенцией — возможно, эта проблема сознательно игнорировалась; в конце концов, Бомба {да, та самая} стала очередным историческим артефактом; тем, во что молодые студенты никак не могут поверить и не поверят в серьёзность всего этого, пока сами не увидят фотографии — обрывки одежды, прилипшие к обгоревшей коже, разбитые циферблаты и люди, вплавившиеся в землю]).
Она не помнит, что ответила на это.
И здесь, в записях, которые она вела — должно быть, это её слова. Наклонный почерк, буквы тесно лепятся друг к другу, слишком тесно, влажные растекающиеся чернила.

_______________

Несколько дней Оуэн даже не смотрит на неё.
Это было не твоё дело, шепчет он (или думает — с презрением и пренебрежением), и она кивает, да, она соглашается, да, это было не её дело…
Но это ничего не меняет. Проблема с Оуэном усложнилась ещё больше — Гвен, и парень Гвен, и его чувства (если они были, это нужно было иметь в виду, но в случае с Оуэном это всегда было сложностью — за презрением и снисходительностью на его лице ничего нельзя было рассмотреть) — ещё одна переменная — и отчасти Тош это нравится — вина, которую испытывает Гвен, чувство раскаяния, которое внезапно пришло к ней, и поэтому она улыбается и пытается загладить вину, принося Тошико чай и еду.
Тош каждый день записывает имена и даты — числа и буквы — и наблюдает, как они образуют на странице списки и колонки, до тех пор, пока не перестают что-либо значить.
Она не помнит, как пишется её имя по-японски.

_______________

Знакомство с Томми было случайностью. Оуэн опаздывал — как обычно — а Джек понятия не имел, как обращаться с медицинским оборудованием.
Не то чтобы она это знала. (Однако её официальная должность — отсутствие должности; у неё нет ни имени, ни звания, она помогает здесь, потому что у неё есть только одна обязанность — молчать и помогать, при необходимости предоставлять определения, фоновую информацию и статистику, разбираться в механизмах [по крайней мере, в этом она точно разбирается лучше всех], рассчитывать и вычислять.
Её должность не предусматривает обсуждения контрактов. В её обязанности не входит самопожертвование. Это не совсем правильно для остальных, но мы ценим то, что вы нашли время прийти, и скоро свяжемся с вами, сэр/мадам (нужное подчеркнуть)).
Впервые увидев её, он потянулся за пистолетом, издав гортанный звук; на его челюсти забегали желваки.
— Вы кто? — спросил он. — Где я, чёрт побери?
Джек помог (как всегда): он всё-таки капитан, и нет, Томми, война закончилась; Тош(ико) здесь для того, чтобы помочь тебе, Томми. И она понимает, о чём речь — она точно не одна из тех людей (нет, эти обвинения следует приберечь для Второй мировой)…
Тошико — она же Тош;
или по-английски: Tosh - tɒʃ: сущ. (неисчисляемое) ‘Глупость, нонсенс; чепуха; бессмыслица’. Происходит, возможно, от слова «тошерун» («5 крон»), т.е. что-то незначительное.
В японском языке это слово — 敏子 — означает «вундеркинд». Да, легко заметить, сколь многое теряется при переводе, как теряется ценность чего-либо при обмене. И она забыла уже, сколько иен в одном долларе, столько долларов в одном фунте стерлингов. Её никогда не интересовали числа в курсах валют, когда ей приходилось уделять всё своё внимание времени как таковому; это — последняя строка хокку, шок, удивление, шутка над тобой.
И она пытается говорить мягким, успокаивающим тоном.
— Да, я здесь для того, чтобы помочь, — говорит она, и он вырывает свою руку из её руки (а она всего лишь хотела измерить его пульс, всего лишь пыталась оценить его состояние, пыталась быть Оуэном).
— Пожалуйста, пусть придёт кто-нибудь другой.
И тогда появляется Оуэн, на ходу натягивая свой белый халат, с болтающимся на плече стетоскопом, готовый осмотреть Томми.
— Что она тут делает? — говорит он. Не зло, она помнит это, хотя на её память не всегда стоит полагаться.
— Вот и я не могу понять, — отвечает Томми.
И Тош выскользнула в коридор и решала в уме квадратное уравнение до тех пор, пока не отошла достаточно далеко от прозекторской (всё тот же старый вопрос о скорости, всё те же старые вопросы и несуществующие решения), пока голоса не затихли.

_______________

Они с Томми как-то сближаются, превращаются в бином (Тош и Томми), заключённый в скобки, и в тот единственный день в году, когда Томми оживает в надежде разгадать своё важное предназначение, о них никогда не говорят по отдельности. Он держит её за руку, его ладонь постепенно становится всё горячее и горячее, пока он сидит на каталке, а она улыбается ему и считает, сколько раз он сжал её руку, сколько раз улыбнулся ей, сколько раз его улыбка была такой широкой, что кожа на щеках натягивалась.
Сидя на каталке, он накрывает её руки своими и говорит:
— Останься.
(Он говорит это каждый раз, как будто протоколы могли измениться, как будто на сей раз что-то было не так, как в предыдущие разы).
Оуэн лишь однажды бросает на них взгляд — и она запоминает это.

_______________

И когда кто-то выходит из зеркала — Алиса в Стране Чудес, только наоборот; Страна Чудес в Алисе, Шляпник здесь, в Уэльсе, в Кардиффе, в Реальной Жизни, возник, чтобы показать свою значимость и свою способность быть настоящим — всё становится с ног на голову.
В Томми есть что-то, заставляющее других людей смотреть на неё иначе. Он, конечно, весёлый, очаровательный и чем-то напоминает ей Супермена, он всегда хочет играть в удалого героя и кого-нибудь спасать.
Все мы здесь не в своём уме.
Чеширский Кот, возможно, пришедший из другой вселенной, исчезает и снова появляется, когда ему заблагорассудится, благодаря Рифту. Это невозможно; нет ничего невозможного. Следы игры слов, и литературы, и маленьких мультяшных девочек в красивых платьицах бегают туда-сюда, пытаясь найти дорогу домой. Никто не говорит о том, как Страна Чудес пробирается в сны и воспоминания, и никто не думает о том, как могла Алиса продолжать смотреть на свой мир так же, как раньше, после того, как танцевала с безумными шляпниками и мышами размером с людей, и видела всё перевёрнутым вверх тормашками.
А Томми?
Он только и делает, что удивляется тому, во что превратился этот мир, рассказывает о старых Всемирных выставках, которые когда-то проводились, и о том, как демонстрировавшиеся на этих выставках вещи не были такими же прекрасными, как нынешние — такие, как гибридные автомобили и телевизоры, интернет-порнография и смартфоны.
Теперь он доверяет ей, не так, как раньше, и Тош ждёт чего-то большего. Как будто они оба стали свободнее, сбросив одну туфлю, и теперь она ожидает, когда на пол упадёт вторая. Неужели только излишне оптимистичный настрой может стать причиной неудачи с Томми? С ними? Ведь он так до сих пор и остался нетронутым Рифтом и разрушительной природой самого Торчвуда; конечно, у него есть великая цель — та, о которой смутно упоминал Джек, — но почему это обязательно должно быть самопожертвование? Может быть, ему придётся передать какое-то сообщение, или навестить старого друга, или раздобыть какой-нибудь артефакт.
Томми переворачивает мир с ног на голову, и все люди внезапно меняются; как магниты, поляризованные так, чтобы отталкиваться — стоит перевернуть один, и все отношения изменятся.
— На этот раз всё по-другому, — однажды вечером говорит ей Оуэн, открывая банку с пивом. — Ты… ты во что-то ввязываешься.
Она с отсутствующим видом делает глоток из чашки с чаем.
— Во что я ввязываюсь? В то же, что и ты с Дианой?
Его челюсть напрягается.
— Ты… просто будь осторожна.
А потом он просто встаёт и уходит, оставив своё пиво на столе. Тошико с трудом сдерживает смех.
Она не любит его — Томми — но знает, что это ей и не нужно. Он просыпается один раз в год и ждёт своей миссии (они никогда об этом не разговаривали, но Тошико размышляет о том, страшно ли ему ожидать, как решится его судьба; она знает, каким холодным кажется Торчвуд — какой он холодный на самом деле, — и не представляет, какой дать совет, если бы у неё попросили совета. При этом она хочет знать, хочет видеть его разозлённым, хочет видеть, как он дерётся), но в такие моменты всё напоминает Страну Чудес. Поэтому они ходят в кино и в паб, и он покупает ей картошку, и она смеётся, и когда они целуются, его рот сладкий на вкус.
Она отмечает этот день в своём календаре — день, когда он просыпается, — словно Рождество.

_______________

Им приходится отправить его на смерть (это и есть тот звук, с которым упала на пол вторая туфля; там, где они не разуваются у дверей, потому что невозможно тихо ходить на цыпочках среди старых воспоминаний и призраков).
Она замечает, что Оуэн следит за ней из-за угла, сложив руки на груди, и смеётся. Томми сидит в углу, угрюмый, молчаливый, и Тош отворачивается, впившись зубами в собственную руку; её плечи трясутся.
Гвен тянется к ней, но Тошико выскальзывает из её рук.
— Тош, ты в порядке?
В резком свете ламп в прозекторской хирургические инструменты кажутся ещё острее.
— Всё хорошо, — говорит она.
Джек выходит в коридор.
Тош думает о молитвах. Конечно, в этом нет смысла. Существование Бога не имеет никакого научного или рационального обоснования. Только не здесь — в Торчвуде — где мужчины и женщины падают с неба, чтобы в них влюблялись, чтобы к ним привязывались и чтобы их в конце концов отзывали обратно туда, откуда они появились. Бог дал, Бог взял.
Оуэн отключает медицинское оборудование.
(В этот момент Томми начинает всхлипывать, и все удаляются в коридор, где неловко переминаются с ноги на ногу, делая вид, что не слушают. Горю всегда нелегко противостоять, но она слишком много раз смотрела на это лицо, чтобы ужасаться его виду; она не обнимает Томми, не прикасается к нему — нет утешения для того, кто знает, что скоро умрёт [не имеет значения, по важным причинам или из-за чего-то незначительного; может быть, когда есть важная причина, умереть легче, и, может быть, благодаря этому легче поверить в Бога], и он не просит её ни о чём.
Он не берёт её за руку, не просит остаться и не просит уйти.
Он просто дышит. Издаёт резкие хриплые звуки, пытаясь сделать глубокий вдох сквозь рыдания, прерывисто смеётся над непрожитой жизнью, над несправедливостью всего происходящего.
— Если это Первая мировая война, — говорит он, — то меня можно будет считать великим человеком, если я погибну на ней?
Загадка, но вполне решаемая.
— Ты уже великий человек, — отвечает она, обняв его за талию и прижавшись к нему; его рот утыкается в её плечо, а лоб — в ключицу.
— Я люблю тебя, — говорит он, и это ложь — они оба это знают — но умирающему нужно хоть какое-то утешение, а он солдат, и он молод, и его должны торжественно встречать вместе с другими такими же солдатами на улицах города, люди должны приветствовать его. И, может быть, должны быть и гранаты у самого его лица, и пули в спину, и шрапнель в бёдра, в рёбра, но только не это — оправиться от войны лишь ради того, чтобы понять, что возвращение неизбежно, что уйти от смерти невозможно.
В конце концов война забирает своё, пожинает то, что не сеяла. Она всегда выигрывает, поэтому нет смысла делать ставки. Томми запускает руку в её волосы и целует её, обхватив пальцами затылок, и она знает, что он хочет спросить. Вопрос, терзающий всех мёртвых и умирающих — как заполучать жизнь от всех и отовсюду, где только можно её найти).

_______________

Томми исчезает, и Тош пускает фонарь по воде канала. Мертвец отправляется в призрачный мир, откуда и появился. Оуэн предлагает купить ей выпить, пытается вызвать её на разговор. Змея пожирает свой хвост, и они вернулись к этой точке — точке А: одно тело находится в эмоциональном отдалении, а другое парит рядом, как спутник; позиции меняются, когда появляется третье тело — то, что немного смещает всё относительно первоначального положения.
Эффект Страны Чудес.
Она оставляет его на мосту, хотя с его стороны очень мило предпринять какие-то усилия. «Всегда стараться видеть во всём позитив» — новогодняя резолюция 1998 года — разве это не то, что она делает? Она потеряла любимого человека, но получила приятную беседу. Обменные курсы редко бывают выгодными.
Однако это не меняет старых привычек. Тош направляется в бар, где спиртное продают навынос, и приобретает ещё несколько бутылок — опять это слово, множественное число, нарицательное, и так далее, и так далее, — крепкого ликёра, потому что ей совершенно необходимо напиться. Она пьёт водку, пока не засыпает на полу в ванной, где тени на потолке двигаются сами по себе.
Один раз Оуэн ей позвонил, и она уронила свой телефон в ванну.

_______________

На одной памяти нельзя ничего построить — это слишком похоже на памятники из песка, они очень легко разрушаются, рассыпаются, их нетрудно изменить. Наутро после ухода Томми, когда Тош просыпается на полу в ванной с прилипшим к нёбу языком и сухими губами, а рядом с ней лежит открытая бутылка водки, а на щеке отпечаталась керамическая плитка, вспоминать оказывается нечего.
Конечно, была мозаика, части которой можно было соединить: да, должно быть, она здесь пила — вот бутылка водки со следами её помады на горлышке (и о, почему-то губы у неё были накрашены). На кухне винные бокалы, до сих пор немытые, с красными следами — из них, должно быть, она пила до того, как пошла за добавкой. А в гостиной — наполовину скрученная сигарета.
Настоящее становится прошлым, и Тошико не может не узнать своих ошибок юности, доказательства которых лежат на журнальном столике, на кухонных шкафчиках, на полу в ванной. Когда она решила стать более аккуратной, всегда убирать за собой и вычищать все пятна (Новый 2001 год), предполагалось, что так и будет до конца её жизни. Что она будет более замкнутой, и её неприятные стороны больше никто не увидит, они больше не ничего не омрачат.
Она просыпается с похмельем и настойчивым напоминанием о том, что, когда у тебя есть лишь воспоминания, у тебя нет ничего. Её мать ничего не оставила после себя, кроме историй, сохранившихся в памяти, как исчезающий запах ароматической цветочной смеси; историй, которые она должна удержать, должна сохранить.

_______________

Разрушение в пяти словах (или даже меньше):
Так она знакомится с Адамом.

_______________

Адам с лёгкостью занимает те места, где должна находиться информация, которой Тошико не владеет: имя её прадеда или что произошло с её дедушкой после войны. Он вплетается между её любимыми японскими стихотворениями и физическими законами Ньютона, словно игла, сшивающая куски материи — они не разделятся, пока не порвётся нитка. Это её вина; это вполне понятно.
Ему удобно с ней; след, оставленный Мэри, оказалось легко найти, и он с лёгкостью преодолевает свой путь. Нужно было сделать не так уж много, чтобы выдавить из Тош настоящую её — в ней было слишком много горечи и обиды. И в конце концов он материализовался — полностью сформированный человек, стоящий на валлийской земле, целующий её, проскальзывающий у неё между ног и пробующий на вкус другое тело.
В её памяти уже было слишком много жидкого, податливого, и всё начало меняться. Остальные члены команды, один за другим.
И Оуэн — и их взаимоотношения — служит маркером в её воспоминаниях. Поцелуй на рождественской вечеринке, и фотография, и память о той боли, которую Тош испытала, узнав о романе Оуэна с Гвен. В ней было достаточно эмоциональной боли, чтобы подпитывать Адама, и достаточно воспоминаний, с которыми он мог играть, вписывая себя в центр повествования.
Третья строка хокку? Ничто не работает так, как следует; это уже не просто путаница — они преодолели несколько измерений, их мотало, вертело, швыряло из стороны в сторону и выворачивало наизнанку, и теперь Оуэн, конечно же, по уши влюблён в неё, бедняжка, и она понятия не имеет, как сказать ему, что он её не интересует, что её никогда не заинтересует такой человек, как он — особенно если поблизости есть кто-то вроде Адама.
В кои-то веки Тош твёрдо знает, кто она и для чего она здесь; есть Торчвуд, и она является важной его частью, и ещё есть Адам. А Оуэн? Как они в принципе могли общаться друг с другом, если он даже не смеет посмотреть ей в глаза, если в его голове живёт твёрдое убеждение в том, какой прекрасной она должна быть — а она отнюдь не прекрасная, во всех смыслах этого слова. Она изо всех сил боролась за своё место в этой жизни, и у неё нет времени на его влюблённые взгляды. Он ведёт себя, как маленький мальчик, который и мира-то не повидал. Она не может быть ничьим спасителем; вот что Оуэн должен знать.
Тош разбивает Оуэну сердце и даже не вспоминает об этом; горькую правду нужно высказывать вслух, и чем раньше, тем лучше.

_______________

Адама изгнали из их сознания, но Тош по-прежнему ощущает повсюду его следы — так же, как и следы Мэри. В её голове слишком много голосов, но она помнит лишь то, как разговаривала с Оуэном, и то, как в конце концов ушла, расправив плечи и выпрямив спину.
Даже Адам, который умел мастерски исследовать чужие воспоминания, не нашёл её воспоминаний о тюрьме — они были скрыты слишком глубоко. Там была пустая ненависть к самой себе, безответная любовь, потребность в самоутверждении, необходимость найти себя, но всё остальное —
Её мать, тюрьма, появление Джека —
Даже призраки — инопланетяне, демоны — по её мнению, даже у них есть предел.

_______________

Кульминация истории —
Оуэн соглашается на свидание. Кто кого позвал — он её или она его, она не помнит, и нет, она так и не привыкла учиться на собственных ошибках — ни теперь, ни раньше, ни в будущем — и не привыкла к мысли о том, что за всё хорошее Мироздание требует заплатить определённую цену —
Она знает, что рискует, и знает, какую игру ведёт — как всё обернулось и как будет развиваться в дальнейшем. Les jeux sont faits, и ничего уже не изменить, пусть фишки остаются на своих местах, она будет ставить их на те же места, куда ставила всегда. Снова, и снова, и снова, и она никогда не изменит своего выбора. Карма — проживать одну и ту же жизнь десять тысяч раз и всякий раз выбирать одно и то же, получая взамен одни и те же последствия и одну и ту же судьбу.
Только история изменилась, поэтому конец должен быть другим.

_______________

Оуэн умирает.

_______________

И воскресает, и снова умирает, и снова воскресает (но факт остаётся фактом: он мёртв, он пересёк черту, его имя вычеркнуто из списка и так далее). Несколько часов он психует, в истерике разбрасывая вещи, и Тошико думает: следовало бы напомнить ему, чтобы был осторожнее — если он сломает себе что-нибудь, это нельзя будет исправить, его кости никогда не срастутся (невозможно вдохнуть жизнь в мертвеца); хотя это бессмысленно, о чём она прекрасно знает. Потому что Оуэну это нужно, ему нужна возможность отреагировать на их эгоистичное решение попытаться оживить его.
(И признание в любви — ну и что?
Конечно, он не говорит об этом. Это всегда было их общей тайной, которую они не очень-то старательно хранили, и это связывало их друг с другом. Но теперь, когда это оказалось высказано вслух, оно утратило своё очарование, свою силу; так бывает с проклятиями: произносишь их — и они воплощаются в реальности. Произнесённые вслух проклятия всегда сбываются, даже если человек изо всех сил старается предотвратить это [Мать много лет пыталась сделать это, но в конце концов все её попытки эффектно провалились] — и теперь они ждут, когда же упадёт вторая туфля.
Проклятия шаблонны: в них всегда можно найти банальность, если хорошо поискать.
И проблема Оуэна — это та загадка, которая теперь занимает все её мысли; здесь должно быть доказательство, подтверждающее то, как Оуэн Харпер действует и всегда будет действовать, особенно учитывая постоянную Тош и переменчивый характер жестокости Оуэна Харпера).
Он швыряет в стену свои хирургические инструменты, переворачивает каталки, кричит так громко, что испуганные долгоносики прячутся по углам. Тошико не приближается к нему, но и уйти не может. Она остаётся стоять в углу, ожидая момента, когда ей представится возможность сделать что-нибудь полезное. (Первая добродетель: стать полезным; вторая: стать значимым; и третья: стать любимым).
Он кричит, и хмурится, и плачет, и орёт о ебанутости всего вокруг, а затем в конце концов плюёт на стену; его лицо по-прежнему бледно.
— Какого хрена ты всё ещё здесь? — кричит он на Тош.
Она не вздрагивает и не ёжится.
— Жду, — отвечает она.
Он шмыгает носом и утирается рукой.
— Да? И чего же? — А потом жестоко смеётся. — Если того свидания, то ждать тебе придётся долго.
Её глаза сужаются, рот сжимается в тонкую линию. Вопрос всегда заключался в расстоянии — черепаха удаляется на 20 метров, и заяц пытается её догнать. Но что насчёт эмоциональной дистанции, личной дистанции; какие парадоксы припасены у Зенона на этот случай? Тош прикусывает губу и подбирает с пола скальпель; очертания его гладкого острого лезвия очень красивы. Лак на её ногтях начал скалываться, но благодаря размерам скальпеля и его аккуратной форме её пальцы выглядят изящными. Они словно фарфоровые.
Оуэн ловит её взгляд:
— Тош? — И в его голосе снова слышны мальчишеские интонации: отчасти — осторожность, отчасти — удивление.
Тошико кладёт скальпель на стол. (И это оно? Тот самый момент, когда баланс между обеими сторонами наконец установлен, больше не нужно ничего добавлять или отнимать, умножать или делить, совершать факторные операции — когда он смотрит на неё и видит в ней потенциал, видит, что она не просто техническая поддержка, не просто рядовой помощник, не просто необыкновенно добрый и милый человек.
Это тот момент — богоявление — когда всё становится на свои места, люди перестают быть архетипами и становятся людьми [тот момент, когда ты перестал смотреть в бездну, но бездна начала смотреть на тебя]. Он смотрит на неё, и она задумывается, не дошло ли до него наконец, что она всегда была не его безмолвным союзником, а всего лишь критиком, обиженным и язвительным, но научившимся держать язык за зубами.
— Да, Оуэн? — отвечает она.
Он облизывает губы и костяшками пальцев выстукивает по стене какой-то ритм; он не смотрит на Тош. (И да, здесь должен быть вопрос: вообразил ли он себе какого-то монстра, которого, по собственному мнению, видел, или же монстр был настоящим, а Тош на самом деле оказалась совсем не тем человеком, которого он якобы знал).
— Ничего, — говорит он так тихо, что его голос дрожит.

_______________

После смерти он в принципе становится тихим: уходит в себя, превращается в более сосредоточенного Оуэна, чем когда-либо раньше. Иногда это спокойное существование перемежается вспышками ярости, когда он пытается доказать, что жив, что всё ещё способен чувствовать, даже на самом деле это невозможно.
И Тош продолжает притворяться, что всё в порядке (потому что разве не это является воплощением британского характера? Продолжать жить, сохранять спокойствие и заниматься своими делами, даже если идёт бомбёжка, даже если мертвец ожил, даже если он ничего не может с этим поделать, находясь среди живых?), приносит ему чай и — время от времени — бутерброды. Он даже не смотрит на них, но всегда вскользь благодарит — чего никогда не было раньше — и Тошико думает о том, что соблюдать все эти мелочи всё-таки важно. Хотя бы для того, чтобы подтвердить, что апокалипсис пока не наступил. Цивилизация будет существовать до тех пор, пока в мире будут тосты и чай.
И как лучше доказать уровень его жизни? (Они договорились больше никогда не говорить об этом в тот краткий промежуток времени между настоящим и тем моментом, когда она умрёт [потому что она умрёт; это можно считать пророчеством для родившегося 9 апреля — как ей избежать смерти и страданий, если они — неотъемлемая часть её самой, если они заключены в дне её рождения? Лучше принять пророчество, чем избегать его, а потом удивляться внезапности всего происходящего] — по его инициативе.
Может быть, он слишком много времени провёл с мрачным осознанием смерти, а может быть, слишком долго пробыл среди живых, но он ждёт в Хабе, променяв на него свою квартиру, чтобы не сталкиваться с атрибутами городской жизни — ежемесячными счетами за проживание и коммунальные услуги, пустым холодильником. Остальные расходятся по домам, и Оуэн с Тошико остаются наедине среди десятков гудящих приборов, которые она использует.
И вот, когда она пишет свои отчёты и вычищает учётные записи остальных членов команды в папках Торчвуда, он подходит к её столу [и воспоминания не заставляют себя ждать; вот и пятно шоколада, оставшееся с рождественской вечеринки — то ли никем не замеченное, то ли оставленное по неаккуратности] и кончиками пальцев гладит её по волосам.
Она замирает, дыхание становится прерывистым, и он зовёт её по имени. А может быть, и нет, но она считает, что да, смысл в том, что она понимает, что он имеет в виду и для чего это делает. Он убирает волосы с её плеча, и она оборачивается к нему.
Остальное происходит быстро и спонтанно: сначала поцелуй; его рот требовательно прижимается к её губам — Оуэн пытается доказать, что всё ещё жив, что он по-прежнему что-то может, что он по-прежнему мужчина, даже после всего произошедшего. Он прижимает её к столу, и Тош не может ни о чём думать и не думает, а просто отвечает на его прикосновения. [Сноска: Третий закон Ньютона].
Оуэн напорист и упрям; ему не нужен воздух, а Тош дышится тяжело, она жадно хватает ртом воздух в перерывах между поцелуями, и её губы уже покалывает, и руки Оуэна такие холодные. Он целует её в шею и одной рукой расстёгивает пуговицы и ширинку на её джинсах; Тошико двигает бёдрами — всего один раз, и стул под ней скрипит. Оуэн смеётся, когда она с очередным вздохом запрокидывает голову, и его рука скользит по её бедру.
Она крепко сжимает подлокотник кресла.
— Оуэн.
Тошико знает, что дело не в ней. Знает, но не может сдержаться и не побаловать себя; раз уж она может получить что-то благодаря всему этому, какая разница, что на самом деле имеет в виду Оуэн? По её мнению, за всё время её работы в Торчвуде — а она провела здесь больше времени, чем остальные, за исключением Джека — никто так и не узнал, как хороша она в постели. Но рука Оуэна ныряет за пояс её джинсов, он целует её в шею, мягко поглаживая кожу кончиками пальцев, и Тош думает о том, что бы сказали остальные, если бы увидели её сейчас.
И когда его пальцы наконец оказываются у неё внутри, когда она сидит на самом краешке стула и осторожно двигается в такт движениям его пальцев, крепко вцепившись в подлокотники, она понимает, что Оуэну нет никакого дела до неё, он просто хочет вернуть себе власть.
Он смотрит на неё и целует в покрытую мелкими веснушками ключицу.
Кончая, она закрывает глаза, её бёдра подёргиваются. Затем Оуэн встаёт и, ни слова не говоря, уходит в ванную. Это было лишь самоутверждение, ничего более).

_______________

И пророчество сбывается: апрель 2008 года, они покидают этот мир.
На линии тишина. Тош истекает кровью, зажимает рану на животе ладонью — снова змея, пожирающая собственный хвост, — а Оуэн вернулся назад, к своим старым привычкам: он боится темноты, боится умирать, боится неведомых ему вещей. И Тошико благодарна ему за это, за то, что он сосредоточен на собственной боли, за то, что он кричит и ругается; конец света должен сопровождаться взрывом, а не хныканьем.
И разве не это всегда было их функциями — он бесится, она плачет?
Сегодня она умрёт. И вот настало время взвесить все её грехи и добрые дела, чтобы убедиться, что она обеспечила себе место где угодно, только не в Аду. Однако она не может сосредоточиться; ей хочется дождаться, пока на линии окончательно воцарится тишина, когда больше не будет слышно его дыхания, когда фоном будут звучать лишь сигналы тревоги. Но им предстоит видеть друг друга до самого конца, не правда ли?
— Тош? — произносит он. И да, Оуэн, она уже слышала этот вопрос раньше — от Томми, когда настал его черёд вернуться и столкнуться лицом к лицу со своим ночным кошмаром, предсказанным ранее. Она уже отвечала на этот вопрос, игнорировала его — да, ты умрёшь, и да, совершенно определённо смерть ждёт их обоих — и нет, она понятия не имеет, что лежит там, за чертой (и разве он не должен иметь более чёткого представления об этом? Может быть, поэтому он так напуган). Однако Тошико делает глубокий вдох и изо всех сил старается, чтобы её голос звучал бодро.
— Да, Оуэн?
Он шмыгает носом, и в глубине души Тош задумывается о том, не найдёт ли он очередной способ выжить, если сила воскрешающей перчатки оказалась больше, чем они представляли.
— Прости меня, Тош. Мне жаль. Мне так...
Она думает о молитве, но никому из них это не удавалось так уж хорошо. Его дыхание становится прерывистым, и Тош представляет, как радиация начинает воздействовать на него; он что-то бормочет, слова склеиваются воедино, и она мычит в ответ что-то утвердительное. Да, она понимает; да, она здесь; да, они оба умрут и навечно останутся связанными друг с другом — оказывается, эта нить никогда не порвётся — но находясь вдали друг от друга. Тошико не ощущает тяжести физического присутствия, и сейчас ей этого очень не хватает.
Ощущая покалывание в пальцах, она шевелит ими, и покрывающая их корка засохшей крови трескается.
Тело начинает неметь; она перестала плакать, Оуэн замолчал, и она была готова к этому, она подготовила прощальную запись на компьютере и теперь может уйти. Это — кульминация дня её рождения: верная смерть и страдания. И всё же её мать всегда считала, что сумеет спасти их обоих.
Она мысленно перечисляет единицы системы СИ, когда всё вокруг начинает расплываться. Последнее, что она помнит — Джек. (В конце концов всё совпадает. Он спас её, а теперь она умирает из-за него, выполняя его миссию...
Последнее, что она помнит — его лицо, тепло его рук. И вот — действие её контракта истекло, теперь ему придётся найти новых людей, которые смогут занять её место и выполнять её работу. Он использует их, и они тоже умрут ради его миссии — или ради надежды спасти Землю, однако Тош знает, что все они служили ему в той же мере, что и всей планете).

_______________

И что осталось в качестве наследства?
Стопки бумаг в её квартире желтеют и со временем становятся такими хрупкими, что рассыпаются от одного прикосновения. Надписи становятся нечитаемыми. И, возможно, всё это может стать квинтэссенцией её жизни — того человека, которым она была. Это — само воплощение человеческой жизни, жизни женщины в XXI веке в Уэльсе — в сумме: как не нужно проживать свою жизнь. А между ровных строк подробно записанных наблюдений должна оказаться её история — должна быть, пусть она никому об этом и не рассказывала, истории существует независимо от персонажей. Истории записываются — в памяти ли, на бумаге ли — и передаются из поколения в поколение (вот это — твоя бабушка, это — родители, а вот это будешь ты). И в её грудах записей, в пыльных углах её спальни, должна скрываться её история (люди определяются количеством собранных ими артефактов, тем, как они расставляют свою мебель и какую еду хранят в холодильнике).
У героев должны быть свои истории.

_______________

Конец есть начало, и змея, и изогнутая раковина.
Она просыпается на пляже, её бёдра перепачканы песком, волосы влажные и прилипли к шее. Другой вопрос — метафорический это пляж, метафизический или настоящий. Наступает прилив, ей становится холодно, и последнее, что она помнит (память — сложная штука) — как её оставили умирать.
Она ощупывает свою грудную клетку и живот; кровотечение остановилось, но на коже есть какое-то углубление, плотное на ощупь — там уже образуется шрам.
— Ты в порядке?
Даже воздух кажется солёным на вкус.
Она встаёт. Вода плещется на уровне её щиколоток.
— Ты не знаешь, где мы?
Варианты, безусловно, есть: Рай — желанный выбор; Ад — наиболее очевидная возможность; чистилище; преддверие Ада; зал ожидания перед реинкарнацией; зал ожидания перед Небесным судом; невозможное измерение для всех потерянных душ; место, где рождаются призраки; но это точно не пляж — всё не может быть так просто. Не в их случае, когда они пожертвовали своими жизнями (а он сделал это несколько раз) ради чего-то, благодаря чему взамен могли бы получить хоть какой-то мир. (В конце концов, именно этого всегда желают мертвецам: мира, как будто мёртвые не цепляются за собственные пороки, зависть и мелочность, любовь и ненависть, мотивировавшие их в жизни.
Именно поэтому столы ломятся от еды и подарков; именно поэтому люди жгут благовония и фальшивые деньги; именно поэтому мёртвым предоставляют право поесть первыми. То, о чём она забыла, переезжая с места на место — притча: мёртвые держатся за свои обиды точно так же, как и все остальные).
— Не знаю, — отвечает он и протягивает руку, чтобы помочь ей встать.
(Она должна была знать — это постоянно звучало у неё в голове, иногда голосом матери, иногда её собственным, но всегда одно и то же: учись на собственных ошибках).
Она берёт его за руку.

_______________

Самым ярким аспектом парадоксов Зенона для неё всегда была жестокость обстоятельств: вечная гонка без возможности остановиться, без возможности обогнать соперника (черепаха, заяц, роли постоянно меняются), вечное движение в пределах ограниченного отрезка времени.
И вот, что получается: они движутся — может быть, и не вечно, но по-прежнему движутся, хотя и не должны, потому что им обоим сейчас следовало бы находиться на шесть футов под землёй, где их поедали бы бактерии и земляные черви.
Она тоже его целует (в данном случае местоимение и порядок слов важны: она целует его, а не наоборот), её руки касаются его лица, его зубы царапают её губу. Загадка, проблема здесь в том, что трудно понять, означает ли это движение вперёд или назад — положительное ускорение или отрицательное, потому что, если говорить о гравитации вопреки утверждениям Эйнштейна, её нужно рассматривать как фактор. Если она движется в направлении, представляющем собой прогрессию, устанавливающем тот час Х, когда Тошико Сато официально познала что-то на своих ошибках (отметила в журнале, в архивах, в документах, которые подтвердят, что она была Человеком — возможно, не таким уж важным, но всё же Человеком, который делал Что-то, независимо от того, было ли это Что-то важным в историческом плане) и поняла тщетность погони за мужчинами, которым она не интересна, поняла бесполезность вежливости в тех случаях, когда приходится говорить влюблённому в тебя мужчине, что ты его не любишь и что его достижения не имеют для тебя никакого значения (а такое может случиться с равной вероятностью в любой вселенной и в любой ситуации).

Хокку:
Она целует его,
А в ответ — лишь тишина и холод.

(и вот — третья строка, соль шутки или удар под дых, в зависимости от того, кто ты и с кем ты, и, конечно, оглядываясь назад, понимаешь, что других вариантов не было. Если Оуэн Харпер в одной вселенной думает и делает что-то, то все Оуэны Харперы во всех вселенных должны думать то же самое и рассматривать его действия в качестве возможных [хотя разные вселенные, являющиеся стабильными и идентичными данной вселенной — в этом времени и в этом пространстве, которое невозможно определить в настоящий момент — могут внести изменения в итоговое действие], и в этот момент Тош понимает, что никакого движения и не было, только иллюзия [предыдущие вопросы, касающиеся прогрессии/регрессии, больше не актуальны], и они остались теми же, кем были, статичными, каждый на своей орбите).

Его звенящий смех.

Она целует его, и рука, касающаяся её щеки, вдруг оказывается удивительно тёплой, и он говорит:
— Сколько времени ты этого ждала?
Она чертит линию на песке большим пальцем ноги.
— Какая разница?
— Никакой, — соглашается он.
Вопрос никогда не заключался в сроках, временных линиях; вопрос был не «когда», но «если». Чем дольше она думает об этом, тем яснее становится, что Оуэн оказался связан с ней пунктирной линией. Доктор Оуэн Харпер — доктор в биологическом смысле, выпускник медицинского университета, чья задача — лечить людей (вне зависимости от того, велики или малы их шансы на это), стал частью её мыслительного процесса, частью её самой. Потому что он был мостиком между тем процессом, когда ты лечишь кого-то сам, и тем, когда лечат тебя — снова эти идеи движения вперёд, даже если заяц никогда не догонит черепаху, потому что они будут двигаться вечно — каждый в своей вселенной.
И, возможно, наука запуталась, но истории остались прежними; её наследие будет частью наследия её матери, а то, что останется от её матери — частью того, что оставила бабушка, и раковина никогда не развернётся по собственной воле. Все всегда возвращаются на знакомый путь.
Стрела, выпущенная из лука, движется со скоростью X километров в час, но не имеет значения, куда целился стрелок (если он вообще куда-нибудь целился), или кого он хотел убить, и хотел ли он убить ради благого дела или попусту, и чьей моралью он руководствовался (западной, восточной, маркеры человечности могут быть любыми) — такая правота или неправота рассчитывается потому, что ответ следующий: стрела никогда не достигнет своей цели —
Чтобы переместиться из точки X с координатами (x;y) на плоскости Z в точку X2, сначала нужно, чтобы стрела достигла точки X1 между двумя указанными — это средняя точка, простейший пример. А чтобы достичь точки X1 с координатами (x;y) на плоскости Z, стрела также должна оказаться в точке X½, и так далее, ad nauseam. Так создаётся вечное движение на ограниченном отрезке пространства —
Что делает движение (перемещение, прогрессию, вопросы расстояния [эмоционального, умственного, физического, семейного]) невозможным;
quod erat demonstrandum.
Он берёт её за руку на пляже в загробной жизни, и она целует его, и неоспорим тот факт, что они оба мертвы (официально, со свидетельством и так далее), и им больше нечего вычислять, нечего делать и не о чем думать — разве что устанавливать мир, или завершать свою последнюю миссию, или искать новую, или просто идти дальше и наконец перестать существовать.
Он берёт её за руку, и они просыпаются (в метафорическом, физическом, философском или буквальном смысле — это ещё предстоит определить) в точке с координатами (x;y) в неопределённой плоскости Z. Оуэн не выпускает её руки, и Тош задумывается о том, смогли бы они найти способ добраться до Рифта, чтобы вернуться в то место, которое они оба ненавидели (ненавидели, но не представляли своей жизни без него).
— Что нам теперь делать? — спрашивает он.
И она отвечает:
— Не знаю. Может быть, идти дальше.

_______________

Они возвращаются — так, как это обычно бывает: невидимыми, неспособными прикоснуться к чему-либо, кроме друг друга (даже к мебели, которая так же безжизненна, как и они), однако могущими говорить (правда, неизвестно, слышат ли их другие). Тошико задерживается в кабинете Джека, трогая всё, до чего может дотянуться, даже если её прикосновений никто и ничто не сможет ощутить.
Когда Джек видит её, он не бросается извиняться, не выглядит шокированным, лишь прерывисто вздыхает (и она видит, как он напряжён, как застывают его шея и плечи).
— Я так и думал, что это произойдёт, — говорит он, поправляя одну из своих подтяжек.
Она грызёт ноготь большого пальца.
— Тогда спасибо, что предупредил нас.
Он приподнимает бровь и вскидывает голову, скрестив руки на груди — о, да, он не ожидал этого, но даже у мертвецов есть своя свобода.
Оуэн выходит из стены, и Джек трёт глаза — о, капитан, мой капитан — и все трое молчат. Рука Оуэна по-прежнему тёплая, когда его пальцы переплетаются с пальцами Тош; она думает, что могла бы привыкнуть к этому — к теплу его рук, к теплу его кожи, к мягкости его рта (и разве это не удивительно, как быстро всё может измениться; напряжённая челюсть становится мягким ртом за такое [короткое, или, может быть, долгое время; всё относительно, когда оглядываешься в прошлое {нет ясности в том, чтобы быть мёртвым; это всё равно что расплывчатые образы тех, кого больше нет среди живых, но кто пока не смирился с тем, что больше не принадлежит к этому миру}]);
Конец истории не мог быть иным:
(Джек копается в ящиках своего стола и выкладывает кое-что из их вещей — реликвии, артефакты — на столешницу рядом с табличкой с именем. Здесь и пистолеты, и фальшивые именные значки и удостоверения личности, и их фотография с рождественской вечеринки.
— Вы планируете вернуться?
Оуэн кашляет.
— Мы уже вернулись, разве нет?
— Я не это имел в виду, — отвечает Джек, пряча руки в карманы. Карманных часов, которые всегда лежали у него на столе, нигде не видно.
И что они могли сделать, несчастные, всеми покинутые мертвецы, неспособные прикасаться к вещам или людям, не могущие ничего — только летать сквозь мебель, через весь мир, бесцельно, но в поиске. Ответ: этот вопрос никогда на самом деле не был вопросом.
Они часто возвращаются в Хаб — а что ещё им оставалось? Что ещё могло бы иметь смысл? — и помогают, когда есть возможность, когда команда Торчвуда [реальная, из плоти и крови] находится в офисе. А в те моменты, когда никого нет, когда в офисе пусто, они парят вокруг своих бывших рабочих мест, и Оуэн запускает руку ей под блузку, чертит линии на её коже, ласкает её грудь, прижимая её к себе, его губы прижимаются к её шее за ухом, и это движение, ведь так?)
Змея пожирает собственный хвост и сводит свою судьбу к единственной точке А, и не движется ни в одном из других направлений (X, Y или Z).

@темы: перевод, фанфики, Torchwood, Торчвуд

---

Освещая Торчвуд. Глава 3

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале BBC

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Контролируя Разлом: чудовищное и сверхъестественное
СЬЮЗЕН ДЖ. ВУЛФ и КОРТНИ ХЬЮЗ УИКА

Как ты думаешь, что с ними сделает истина? Мы видели, что проходит через Разлом. Я не хочу, чтобы мама и папа жили в страхе перед тем, что живёт в канализации.

- Гвен. «Что-то взаймы»

Многое поставлено на карту для Торчвуда, организации, члены которой контролируют Разлом, чтобы защищать жителей Кардиффа и их «земную» жизнь. Эта организация действует, как утверждает закадровый голос в начале эпизодов, «вне правительства, вне полиции», и обладает собственным штабом – подземным, наполненным сложными технологиями и частями тел в банках – под центром «Миллениум». Миссия Торчвуда, известная лишь немногим, строжайше засекречена, потому что, если народ узнает о Разломе и пространственно-временном мусоре, который он изрыгает, вне всяких сомнений, результатом станет массовая истерия. Контраст между слабо освещёнными интерьерами и скрытым существованием Торчвуда и городом, который они охраняют, подчёркивается в каждом эпизоде. Нам показывают виды ночного города с высоты птичьего полёта, его огни мерцают в темноте, пока звучит закадровый голос, и показы различных действий часто прерываются городскими видами. Ужасы в отдельных эпизодах соседствуют с перешучиваниями главной героини Гвен Купер и её жениха Риса, который готовит ужин или смотрит по телевизору спортивные соревнования. Дифференциацию между двумя мирами «Торчвуда» можно проанализировать, опираясь на теории Сверхъестественного, сформулированные Эрнстом Йенчем и Зигмундом Фрейдом [1], которые исследуют напряжение, возникающее между знакомым и незнакомым, известным и неизвестным, и эти теории могут распространяться на двойственность, лежащую в основе миссии Торчвуда: человеческое и чудовищное.
Зигмунд Фрейд в своём очерке «Сверхъестественное», опубликованном в 1919 году, утверждает, что сверхъестественное «несомненно, связано с пугающим – с тем, что вызывает страх и ужас» и является «той разновидностью пугающего, которая относится к тому, что известно как старое и давно знакомое». [2] Фрейд, стремясь «выйти за пределы уравнения “сверхъестественное” = “незнакомое”», исследует определение сверхъестественного в нескольких языках. В основном он сосредотачивается на переводах немецкого слова «Heimlich» в словаре Даниеля Зандерса «Wörterbuch der Deutschen Sprache» 1860 года. Он обнаруживает, что слово «Heimlich» означает ‘знакомый, покорённый, близкий, дружелюбный’ и ‘принадлежащий к дому или семье либо расцениваемый как принадлежащий к ним’, а также ‘покой и безопасность, которые ощущает человек, находясь в стенах собственного дома’. [3] Это значение, однако, меняется и впоследствии приобретает также значение ‘скрытый от посторонних глаз, что-то, что держится в тайне от других’, а также ‘обманчивый и злой’. [4] Благодаря своему анализу Фрейд приходит к выводу о том, что «более всего интересно […] то, что среди различных оттенков значений слова “Heimlich” выделяется одно, являющееся идентичным значению противоположного понятия “unheimlich”». [5] Таким образом, сверхъестественное возникает, когда границы между элементами двойственности перемещаются, например, когда чудовища проникают через Разлом, нарушая спокойствие и безопасность жизни в Кардиффе, или когда люди становятся монстрами, отвергая само определение человечности.
Это нарушение границ нельзя одобрять, поскольку оно приводит к «интеллектуальной неопределённости». Эрнст Йенч в своей статье «О психологии сверхъстественного», опубликованной в 1906 году, утверждает, что «интеллектуальная неопределённость» является олицетворением сверхъестественного, так как «это старый опыт: традиционное, обычное потомственное дорого и знакомо большинству людей, и они относятся к новому и необычному с недоверием, беспокойством и даже враждебностью (ненависть к новому)». Эти негативные реакции в значительной степени обусловлены неспособностью субъекта к когнитивному определению нового предмета или явления; иными словами, возникает большая сложность с «интеллектуальным овладением» этим. [6]
Аргументы Йенча о неопределённости не только совпадают с проблемой двойственности (человек я или чудовище?) у членов Торчвуда, но и выражают беспокойство из-за угроз захвата знакомого домашнего пространства и человеческой личности неизвестным и чужим соответственно.
В сериале сверхъестественное появляется всякий раз, когда нарушается граница между знакомым и незнакомым, известным и неизвестным, человеческим и чудовищным. Поскольку эти границы переходят многие категории монстров, представленных в сериале, с ними имеют дело также члены Торчвуда – с целью эффективно контролировать Разлом и защищать рядовых граждан от ужасов непознанного, – и они должны с готовностью призывать сверхъестественное. Тем не менее, занимаясь этим, они рискуют стать пришельцами, которых стремятся поймать – рискуют сами стать чудовищами.
«Торчвуд» сознательно противопоставляет два определения «чудовищного»: это существа, имеющие странную или гротескную форму, иногда являющиеся безобидными, в то время как и существа, принимающие человеческий облик, и сами люди могут оказаться злыми. Конечно, те, кто не является членами Торчвуда, не знают о существовании инопланетян, и, стараясь вписать странные явления в привычные рамки, они не могут воспринимать этих существ как тех, кем последние являются на самом деле. Первый эпизод первого сезона, «Всё меняется», показывает нам, как изначально обычные люди реагируют на сверхъестественное. Полицейский Гвен Купер гонится по лестнице за загадочной личностью в серой шинели; она входит в опечатанный коридор, видит в другом его конце вертикально стоящее двуногое существо и подходит к нему, чтобы задать несколько вопросов. Хотя его лицо ужасно искажено, а рука увенчана морщинистыми, когтистыми пальцами, и Гвен, и санитар, который входит в коридор вслед за ней, ошибочно принимают чудовище, долгоносика, за переодетого человека. Фактически, Гвен упрекает монстра в том, что он не отвечает на её вопросы, а санитар называет его «костюм» «прекрасным». Долгоносик просто стоит на месте, подёргивая пальцами, пока санитар не пытается дотронуться до него. Тогда долгоносик внезапно нападает, и из шеи кричащего человека струями брызжет кровь. В этот момент Гвен сталкивается со сверхъестественным; её «свидетель» совершенно очевидно не человек, но что-то неизвестное.
Мы, зрители, можем опознать в этом существе монстра, как только Гвен подходит достаточно близко, чтобы задать ему вопрос, поэтому реакции Гвен и санитара кажутся нам забавными – как если бы марсиане спрашивали, как найти пожарный гидрант. Но внезапное нападение существа и реалистично выглядящая кровь вовсе не смешны. Неожиданные изменения настроя и происходящих событий происходят в сериале постоянно, поэтому, как и Гвен, мы никак не можем найти баланс между забавным и ужасным, обычным и сверхъестественным, человеческим и чудовищным, и нас смущает тот факт, что, в сущности, разделяет эти понятия немногое.
Фактически, такого рода дихотомия составляет структуру эпизода «Всё меняется». Начальная сцена, в которой мы впервые знакомимся с Гвен, показывает её рядом с другим офицером полиции на месте преступления; стоя под дождём в жёлтых жилетах, они разговаривают о планируемой вечеринке в выходные. На вопрос Гвен о личности убитого полицейский отвечает: «Не знаю. Какой-то парень», и оба выглядят спокойными, их не заботит явное убийство. Однако спокойствие Гвен даёт трещину, когда прибывает команда Торчвуда и использует металлическую перчатку, чтобы оживить мертвеца.
Позднее, притворившись курьером из службы доставки пиццы, Гвен проникает в штаб Торчвуда через вход, спрятанный в стене самого обыкновенного на первый взгляд офиса. Штаб огромен, простирается на несколько этажей в высоту; среди лабораторного оборудования и компьютерных экранов стоят две стеклянных банки, в которых хранятся отрезанные рука и голова. Оглядываясь по сторонам, Гвен пугается птеродактиля, который, крича, пролетает у неё над головой. Здесь также обычное сочетается со сверхъестественным.
Гвен показывают долгоносика-убийцу, который теперь заперт в камере и не представляет опасности. Однако теперь он не страшен, и не только потому, что находится под действием седативных средств. Когда Гвен смотрит в глаза долгоносика, мы, как и Гвен, перестаём приписывать его жестокость его порочной природе. Это всего лишь животное, в чьих глазах видна печать интеллекта, и оно, по всей видимости, так же озадачено людьми, как и люди – им. Когда Джек объясняет, что долгоносик, обычно обитающий в городской канализации, случайно выбрался на поверхность, момент интеллектуальной неопределённости заканчивается; новые знания были приняты, и тайна, стоящая за городской легендой (о монстрах в канализации) раскрылась.
Долгоносик – это первый монстр (кроме птеродактиля), которого нам показывают в сериале, таким образом устанавливая дихотомию человеческого/чудовищного для последующих эпизодов. Поскольку его внешний вид устрашающ, мы считаем, что это то чудовище, которого мы должны бояться, но в определённом смысле это один из наименее страшных монстров, с которыми мы сталкиваемся. Предсказуемый в своём животном поведении, он перестаёт вызывать ужас, как только мы узнаём, кто это, и «интеллектуальная неопределённость» оказывается преодолена. Поэтому Джек кажется таким бесцеремонным, когда сообщает Гвен о том, что долгоносик – убийца. Такую же беззаботность он демонстрирует, общаясь с инопланетянами, чей космический корабль появляется в атмосфере Земли; он приветствует пришельцев, но просит их «убраться на фиг из нашей атмосферы; они пугают местных».
Другие инопланетные существа кажутся очень кроткими, как, например, неподвижно лежащий бегемот в эпизоде «Мясо»; его размеры могут быть чудовищными, но глаза кажутся добрыми. То, что люди режут живое разумное существо, чтобы продавать его на стейки и жаркое, – бессовестно. Из-за огромных размеров существа люди используют бензопилы и надевают шахтёрские каски, чтобы пробраться в его напоминающее пещеру тело с целью разделать его. Возможно, это символизирует наше погружение в потребительство в эпоху позднего капитализма или наше неэтичное потребление мяса в пищу. Безусловно, мы понимаем возмущение команды Торчвуда в адрес людей, из-за которых страдает живое существо. Это не единственный случай, когда человек или человекоподобное создание отвергает общепринятые нормы этики и морали и переходит границу чудовищного.
Как замечает Шекспир, «сатана лукавый властен принять заманчивый, прекрасный образ»*, и многие из монстров в «Торчвуде» могут делать то же самое. [7] Многие чудовища в сериале оказываются особенно страшными, потому что они выглядят как люди. В эпизоде «Дары данайцев» торчвудский компьютерный гений, Тошико Сато, знакомится в пабе с привлекательной, энергичной блондинкой. Мэри, конечно, почти двести лет, благодаря пришельцу, живущему у неё внутри, она остаётся молодой и красивой. Её инопланетное тело не менее симпатично, чем человеческое – это гуманоид, грациозно парящий в воздухе и светящийся, словно медуза – но Тош не имеет ни малейшего представления об истинной натуре Мэри. Поэтому, хотя Мэри быстро очаровывает Тош, мы знаем о её двуличности, и это тревожит нас; она – воплощение неизвестности, скрывающейся под видом чего-то знакомого, инопланетянин в человеческой оболочке.
В начале эпизода мы наблюдаем, как инопланетная сила, воплощённая в виде света, проникает в тело Мэри. Перед этим мы видели испуганную молодую женщину, преследуемую солдатом, который хочет её убить; однако, когда в ней поселяется пришелец, она игнорирует пулевое отверстие в своём теле, легко скользит к солдату, вырывает из его груди всё ещё бьющееся сердце и кусает его. Поэтому мы буквально сидим как на иголках, когда Тош поддаётся на её чары и становится её любовницей. Однако как только Мэри раскрывается как пришелец, мотивы, которыми она руководствуется, соблазняя Тош, становятся до боли знакомыми и вполне человеческими: она одновременно наслаждалась происходящим и использовала секс для достижения своих целей. Оуэн Харпер, доктор и агент Торчвуда, может быть в ужасе от безразличия Мэри и от того факта, что она десятилетиями жила, питаясь человеческими сердцами, но более сильный акцент в эпизоде делается на ощущении предательства Тош. Пусть Мэри и не съела её сердце, она определённо разбила его.
В центре нескольких других эпизодов «Торчвуда» также находятся пришельцы, скрывающиеся за человеческой формой, что воплощает оба значения понятия «heimlich»: они оказываются «знакомыми», «дружелюбными» и даже «близкими», они используют человеческое тело в качестве прикрытия, пряча под ним незнакомое и чудовищное. Например, в эпизоде «Первый день» облако газообразной энергии из космоса проникает в тело девушки, которую бросил молодой человек. Таким образом, хозяином для пришельца оказывается всего лишь сексуально агрессивная молодая женщина со смертельными (как впоследствии выясняется, в буквальном смысле) феромонами. Войдя в ночной клуб, она сразу же находит мужчину, готового вступить с ней в половой контакт. Секс начинается вполне нормально (пусть это и происходит в туалете ночного клуба), но, к нашему ужасу, в момент оргазма партнёр девушки превращается в кучку пыли – пришелец поглощает его энергию. Клубный вышибала, наблюдавший за половым актом и его роковыми последствиями на видео с камеры наблюдения, предсказуемо называет гибель жертвы «невозможной». Даже члены Торчвуда не могут устоять перед чарами инопланетянина, хотя и знают, что у него внутри скрывается что-то ужасное. Фактически, эта личность, запертая в подземной камере Торчвуда, совращает Гвен.
Точно так же, как вышибала из клуба, остальные члены команды одновременно шокированно и зачарованно наблюдают по сети видеонаблюдения, как Гвен целуется и обнимается с заключённой, пока пришелец не отталкивает Гвен из-за того, что она человек «не того» пола.
Подобным образом Тош попадается в ловушку «Адама», персонажа-антагониста из одноимённого эпизода. На первый взгляд Адам кажется безобидным молодым человеком, но зрителям он не знаком. Нам непонятно, откуда он взялся, хотя у остальных членов команды, похоже, взаимоотношения с ним давно устоялись. Гвен, однако, испытывает такое же беспокойство и замешательство, как зрители; её удивляет присутствие незнакомца в штабе Торчвуда. Но Адам быстро помещает в сознание Гвен «воспоминания» об их первой встрече, поскольку он не может жить, не существуя в памяти окружающих его людей. Адам манипулирует сознанием каждого из членов Торчвуда, прочно вливаясь в их компанию и попутно разрушая их жизни. Гвен отдаляется от своего жениха Риса; её воспоминания о нём были стёрты, поэтому Рис, а не Адам кажется ей опасным человеком, который вмешивается в чужие дела. Тош также оказывается под влиянием Адама, который добавил ей воспоминания о долгом романе между ними. Поэтому в конце, хотя истинная сущность Адама и раскрывается, Тош определённо переживает тяжёлые времена, пытаясь принять тот факт, что отношения, которые она принимала за взаимную любовь, на деле оказались реакцией на инопланетного паразита.
В эпизоде «Спящая» Бет, счастливо живущая в браке, узнаёт, что на самом деле она – одна из нескольких инопланетян, помещённых на Землю для сбора данных и подготовки к инопланетному вторжению. Открытие Бет, касающееся механического импланта, скрытого в её предплечье, представляет собой постмодернистскую версию сверхъестественного, ощущение того, что граница между человеком и механикой нарушилась. Согласно Н. Кэтрин Хейлс, сейчас мы живём в постгуманистическую эпоху, в которой «не существует основополагающей разницы или абсолютных разграничений между физическим бытием и компьютерной симуляцией, кибернетическим и биологическим механизмами, телеологией роботов и человеческими целями». [8] Донна Харауэй соглашается с ней, заявляя, что мы вошли в постгуманистическую эпоху в конце двадцатого века, когда «машины сделали очень неопределённым различие между естественным и искусственным, разумом и телом, саморазвитием и внешней разработкой». [9] Харауэй предвещает появление киборгов с их освободительным потенциалом, видя в нарушении границ возможность замены гуманистической, эссенциалистической модели личности на более открытую, поскольку киборги «делают очень проблематичными статусы мужчины или женщины, человека, артефакта, представителя расы, различные лица и тела». [10] Тем не менее, она также признаёт, что киборг рассматривается многими как средство для «окончательного наложения контрольной сети на планете», технический прогресс, созданный в постиндустриальном обществе для продвижения идеологии войны [11].
Именно последняя, дистопическая версия киборгов доминирует в сюжете «Спящей». Инопланетные киборги несвободны; они, скорее, запрограммированы на выполнение определённых разрушительных действий после получения тайного сигнала. Их правые руки внезапно превращаются в ножи, которые киборги используют, чтобы убивать ближайших к ним людей, людей, которых они любили. После этого они выполняют определённые миссии, направленные на разрушение Кардиффа, в результате которых погибают сами. В отличие от других инопланетных киборгов, Бет изо всех сил старается сохранить в себе человечность – во всех смыслах этого слова: она желает сохранить свою индивидуальность, в том числе эмоциональные связи с мужем, а также своё сострадание к другим. Таким образом, инопланетная инаковость представляет собой стремление к групповой идентичности, потерю индивидуальности и безжалостную погоню за целями, продиктованными кем-то другим.
Эпизод «Киберженщина» так же пессимистичен в отношении результатов перемещения границы между органическим и механическим; в этой серии высказывается предположение о том, что киборги могут стать высокомерными по отношению к человеческой слабости и, как следствие, попытаться искоренить её – даже ценой человеческих жизней. Йанто, влюблённый в киберженщину, Лизу, прячет её в подвале торчвудского штаба и возится с техникой, надеясь, что сможет сохранить свою любимую живой достаточно долго для того, чтобы убедить кого-нибудь преобразовать её обратно в человека. Сначала Лиза, влюблённая в Йанто, радуется перспективе вновь стать человеком и быть с ним. Когда доктор даёт ей возможность дышать самостоятельно, поначалу ей приятно чувствовать себя живой. Вскоре, однако, её кибернетическое эго берёт верх; она считает себя лучше обычных людей. Заявив врачу, оживившему её, что «человеческая раса слаба; я могу сделать вас сильными», – она помещает его в специальное устройство для внедрения кибернетических имплантов. А когда он умирает, Лиза, к тому времени убеждённая, что люди неполноценны и более слабы, чем киборги, пытается «обновить» человека с помощью кибернетических имплантов, убивая его в процессе. Когда Йанто наталкивается на труп доктора, в чьей окровавленной глазнице виднеется кибернетический имплант, он понимает, что больше не может защищать свою любимую женщину, потому что её больше не существует; теперь Лиза почти полностью иная, чудовищная личность, чьи действия Йанто не может ни понять, ни оправдать. В отличие от реакции команды Торчвуда на долгоносика, знание Йанто о том, кем она стала, не отменяет его интеллектуальной неопределённости, ибо в данном случае, в то время как киберженщина действительно выглядит и разговаривает так же, как его Лиза, её действия и поведения не соответствуют тому, какой он знал её, когда она была человеком. Возникает интеллектуальная неопределённость, и вдруг Лиза – а вместе с ней и их с Йанто взаимоотношения и их история – становится чем-то сверхъестественным. Их словесная перепалка лишь подтверждает опасения Йанто. Её голос теперь почти совсем механический, Лиза спокойно заявляет: «Его обновление завершилось ошибкой», и, когда Йанто умоляет: «Скажи мне, что ты этого не делала», она отвечает, что «хотела отблагодарить его за помощь, избавив от человеческой слабости».
Похоже, в визуальном плане этот эпизод в какой-то степени отдаёт дань уважения «Франкенштейну» Мэри Шелли [12], который, как Мишель и Дункан Баррет отмечают в своей книге «Звёздный путь: Человеческая граница», является «повсеместно упоминавшимся ранее ориентиром монстра, который превзошёл ожидания своего создателя и вышел из-под контроля» (хотя Франкенштейн изначально стремился быть принятым людьми). [13] После того, как Лиза помещает доктора в киберустановку, вспышки электричества освещают комнату, как молнии, бросая отблеск на её полуметаллическую фигуру. Как в истории Шелли и в отличие от утверждений Харауэй, «Киберженщина» провозглашает киборгов не освободительной силой, но скорее чудовищной технологией, которая угрожает человеческому существованию.
Тем не менее, Торчвуд не ограничивает своё исследование сверхъестественного лишь киборгами и пришельцами; в одном из самых жутких эпизодов, «Бойня», нет монстров, которые появляются из Разлома. Там действуют люди, живущие в сельской местности в Уэльсе. Как утверждают в своей книге «Кровь: Вампиры как метафора в современной культуре» Джоан Гордан и Вероника Холлингер, границы между человеческим и чудовищным стали размытыми: «В настоящий момент, в эпоху постмодерна, похоже, даже наши монстры изменились, поскольку границы между «человеческим» и «чудовищным» становятся всё более актуальной проблемой в современных текстах». [14] Сценаристы «Торчвуда», судя по всему, согласны с этим, но они добавляют, что люди тоже иногда изменяются, возможно, поддаваясь первобытным желаниям, которые обычно погребены глубоко в подсознании (в серии «Бойня»), или, возможно, жадности (в серии «Мясо»).
«Бойня» обладает всеми атрибутами традиционного фильма ужасов; первые тридцать минут эпизода наполнены предсказуемыми, но пугающими визуальными и звуковыми эффектами. Женщина в одиночестве едет на машине по тёмной, пустынной деревенской дороге; её телефон теряет сеть, а затем она видит лежащее на дороге нечто, напоминающее человеческое тело. «Тело» – всего лишь приманка, а в припаркованную машину вламываются загадочные фигуры в капюшонах и хватают женщину. Торчвуд приезжает на место событий, чтобы провести расследование, потому что похищенная накануне ночью женщина была последней жертвой; всего в указанном районе ранее пропало семнадцать человек.
Оуэн и Гвен обнаруживают человеческое тело, которое едва ли можно назвать трупом, потому что оно полностью выпотрошено и с него удалена вся плоть; как отмечает Оуэн, «ничего не осталось, только туша». Все люди из Торчвуда идут в ближайший городок, единственный в радиусе тридцати миль, и, когда они прибывают на место, из-за ветвей деревьев за ними наблюдает фигура в капюшоне. Город явно заброшен (что неудивительно), но к зданиям прибиты свежие тушки дичи (и камера периодически переключается с команды Торчвуда на эти тушки); когда группа прочёсывает местность, все их действия сопровождаются карканьем грачей и скрипичной музыкой в минорной тональности. Йанто и Тош, производящие поиск на улице, вскоре оказываются разделены каменными стенами, и Тош исчезает без всякого предупреждения. Когда Джек, Гвен и Оуэн ищут укрытия в пабе, они блокируют входную дверь (в которую стучат снаружи), но забывают о подвале, который, как известно любому поклоннику фильмов ужасов, является источником нечеловеческих опасностей.
Оуэн, дипломированный медик, и Гвен, которая была полицейским констеблем, не могут подавить ужас и отвращение, обнаружив изуродованные трупы в разных стадиях разложения. Оуэн испытывает тошноту при виде первой найденной ими туши, а Гвен едва не рвёт, когда она обнаруживает третий труп, в котором до сих пор можно опознать женщину, пусть даже окровавленную и расчленённую. «Мы – мясо», – заключает Гвен.
Торчвуд не знает о деревенской традиции употреблять проходящих или проезжающих мимо незнакомцев в пищу, поэтому команда предсказуемо убеждена в том, что они имеют дело с инопланетным вмешательством. Обнаружив одно из изуродованных тел, торчвудцы приходят к выводу, что столкнулись с инопланетной угрозой. Когда Тош обнаруживает комнату с завёрнутыми в полиэтилен и подвешенными к потолку, как говяжьи туши, человеческими телами, она тоже предполагает, что убийцы – не люди. Однако житель деревни отвечает: «Как ещё мы должны выглядеть?», и становится ясно, что во всех недавних смертях виновато именно местное население. Мы, зрители, приходим в ужас, точно так же, как Йанто, обнаружив, что в этом эпизоде самые обычные деревенские жители внезапно оказываются монстрами, в которых нет ничего человеческого – и это, возможно, самая жуткая вещь в первых двух сезонах «Торчвуда».
В конце «Бойни» Гвен, глядя в окна квартиры Оуэна на огни Кардиффа, говорит: «Всё это меняет меня, меняет мой взгляд на мир. И я ни с кем не могу этим поделиться». Тем не менее, столкновения Гвен со сверхъестественным изменили её меньше, чем других сотрудников Торчвуда, большинство из которых показаны переступившими границу между человеческим и чудовищным. Их гибридное состояние отчасти является результатом постоянного воздействия пугающих личностей и событий; как Джек говорит Тош, существуют вещи, которых нам, людям, не следует знать. Но необходимость изолировать себя от остальных представителей человеческого рода ради сохранения тайны также воздействует на них; мы видим это в облегчении, которое испытывает Тош, доверившись Мэри («Дары данайцев»).
Гвен выступает как совесть команды, сохраняя границу между её жизнью в мире, который Торчвуд пытается защищать, и «другой» жизнью в роли агента Торчвуда (однако, похоже, на самом деле всё наоборот, и её жизнь с Рисом вскоре становится «другой» жизнью). Её постоянная борьба за сохранение этой границы показана в эпизоде «Что-то взаймы», где моменты девичника Гвен с выпивкой, танцами и стриптизёрами перемежаются с показом предыдущих событий того же вечера, когда она гналась за оборотнем по тёмным улицам и переулкам. Оборотень умудряется укусить её перед тем, как она убивает его, и мы видим пропитанную кровью повязку, когда Гвен сплетничает с подружками в туалете. Хотя это кажется всего лишь незначительным укусом, на следующее утро Гвен просыпается беременной детёнышем оборотня с острыми, как бритва, зубами. Но Гвен отказывается откладывать свадьбу, несмотря на то, что рождение монстра убьёт её, и, когда её спрашивают, почему она это делает, она отвечает: «Мне нужна стабильность».
Хотя Гвен и удаётся сохранять эту стабильность, какой бы шаткой она ни была, другие члены Торчвуда страдают от разрушительного влияния инопланетных технологий гораздо сильнее. Йанто в буквальном смысле принимает их с распростёртыми объятиями, считая, что это единственная возможность спасти Лизу, женщину, которую он любит. Он прячет её и киберустановку в глубинах Хаба и отказывается видеть последствия её статуса киборга. Йанто считает, что с помощью правильной технологии сможет вновь сделать её той женщиной, которую он когда-то знал, и даже когда она начинает пытаться «усовершенствовать» других, убивая несчастных людей, оказавшихся на её пути, он неоднократно повторяет, что «она не хотела этого», и объявляет другим: «Она не чудовище». Хотя он осознаёт последствия своих действий, признавая: «Это моя вина; я несу ответственность за это», когда обнаруживает тело доктора, из-за его неспособности объективно оценить состояние Лизы и её последующие действия умирает не один человек, и риску подвергаются остальные члены команды, в том числе Гвен, которую Лиза пытается «усовершенствовать». Тем не менее, в конце он по-прежнему не может заставить себя причинить Лизе вред; остальным приходится делать это за него.
Опыт Тош с амулетом из серии «Дары данайцев» связан со сверхъестественным мотивом телепатии. Несмотря на предупреждение Мэри о том, что амулет «меняет восприятие людей», Тош охотно надевает его, и не один раз. На протяжении многих эпизодов мы видим, как члены Торчвуда сами становятся чудовищами благодаря инопланетным технологиям, с помощью которых они пытаются победить пришельцев или людей-монстров. Но, хотя амулет и позволяет Тош предотвратить семейное убийство и самоубийство, большую часть времени она использует его, чтобы шпионить за своими товарищами по команде. Контроль, который, как ей кажется, она имеет над другими благодаря использованию амулета, оказывается краткосрочным, и, как Тош признаётся впоследствии: «То, что я делала, было вторжением. Я ничего не контролировала». Пусть Тош и удалось в конце концов дистанцироваться от этой технологии настолько, чтобы уничтожить её – то, что Йанто сделать не удалось, – взаимоотношения с товарищами по команде уже были испорчены, потому что, как Джек говорит в конце серии, «существуют вещи, о которых не следует знать».
Если Йанто и Тош используются для иллюстрации результата временного отступления от границ, Сьюзи является примером того, что происходит, когда эти границы полностью пропадают из поля зрения. Одержимая воскрешающей перчаткой, Сьюзи не испытывает никаких сомнений, убивая невинных людей для проверки возможностей перчатки. Зрители с ужасом узнают, что убийства, которые расследовались в начале сериала, были делом её рук, и что те самые люди, которых Торчвуд должен защищать, стали объектом её экспериментов по изучению смерти и бессмертия. Она не только приносит в жертву невинных жителей Кардиффа, но и решительно стреляет в голову Джеку, когда тот грозит, что заберёт у неё перчатку. В то время как поначалу Сьюзи вызывает у зрителей сочувствие, как и Йанто, потому что она заставила нас поверить в то, что надеется спасти жизнь своего больного раком отца, истинные мотивы её поступков – те, что связаны с бессмертием, – полностью раскрываются в эпизоде «Они продолжают убивать Сьюзи». Комментарий Джека: «Это перчатка; я же говорил, что они связаны», – относится не только к воскрешающей перчатке, но и к опасности морально-этической деформации, вызываемой инопланетными технологиями.
Ещё одна жертва воскрешающей перчатки – Оуэн, который, как и Сьюзи, был возвращён к жизни с её помощью. Впрочем, ещё до своего воскрешения Оуэн демонстрирует склонности к чудовищному, отчасти из-за его растущей отчуждённости и обособленности, вызванной его частыми столкновениями со сверхъестественными существами и событиями. Фактически, в эпизоде «Осколки» мы видим его другим человеком, до того, как он стал агентом Торчвуда. Даже в разгар борьбы с болезнью его невесты он производит впечатление в определённом смысле счастливого человека, и он определённо чуткий и любящий – совсем не тот равнодушный и циничный Оуэн из Торчвуда, и не тот Оуэн, который с готовностью бросается в клетку с долгоносиком и пугает его рычанием. После своей трансформации он становится Королём долгоносиков и на – короткое время – пристанищем для самой Смерти, которую он впоследствии побеждает. Однако, возможно, самым сверхъестественным элементом его перемены является его «неестественная» чудовищность; он – ходячий мертвец во всех смыслах этого слова, поскольку его тело не способно к исцелению. Если рассечь его пополам, что мог бы сделать кусок стекла в «Осколках», он останется таким навсегда – живущим, но не живым.
В конце серии «Киберженщина» Йанто, горюющий из-за смерти Лизы, говорит Джеку: «Тебе нравится думать, что ты герой, но ты самое большое чудовище среди них всех». Джека можно сравнить с киборгом: его феромоны слишком сильны, и его нельзя убить. Он был биологически изменён неким неизвестным нам способом. Он – аналог «живого мертвеца» Оуэна: они оба не могли бы существовать, поскольку один из них – мёртвый человек, а другой – человек бессмертный. На протяжении сериала мы видим, как смерти Джека обыгрываются самыми разными способами: в частности, его застреливают, сталкивают с небоскрёба и хоронят заживо. Даже Аваддон, властелин демонов, чья тень несёт смерть, не может убить Джека. Таким образом, смертность является одним из главных различий между человеком и машиной. Джек, как и Аваддон, пересёк границу чудовищного. Более того, Джек, как и Оуэн, представлен как сверхъестественный персонаж, поскольку другие люди не могут понять, что они пересекли черту, до тех пор, пока им не представят доказательства.
Чудовищность Джека связана не только с его бессмертием, но и с особым пониманием этики, которое отличается от взглядов остальных членов команды. Джек – прагматик, готовый убивать и монстров, и людей ради общего блага, в то время как его коллегам это не под силу. И он готов к этому потому, что, как человек из пятьдесят первого века, он знает, что в двадцать первом веке «всё меняется».
Такое различие в системе верований представлено в виде конфликта во многих эпизодах, например, в «Маленьких мирах», когда Гвен приходит в ужас из-за того, что Джек позволяет злобным феям забрать маленького ребёнка в их мир, или в «Они продолжают убивать Сьюзи», где, несмотря на бессовестные поступки героини, команда по-прежнему не может её убить. Гвен спрашивает Джека: «А ты мог бы убить её?» – и Джек отвечает: «О, да». В начале второго сезона встаёт та же проблема: пришелец с рыбьей головой берёт в заложники семью жителей пригорода и убивает некоторых из них, и, хотя в команде четыре человека, а пришелец всего один, они всё равно не стреляют. Только Джек, внезапно появляющийся после своего исчезновения в конце первого сезона, может убить инопланетянина без малейших колебаний.
Однако в роли совести команды выступает Гвен, которая протестует против жестокости и убийств и поддерживает границу между человеческим и чудовищным, знакомым и незнакомым, известным и неизвестным. В конечном счёте, «Торчвуд» является аллегорией того, что может произойти, если полностью пересечь эти границы. «Нормальные» монстры, долгоносики, в определённом смысле наименее опасны из всех представленных в сериале монстров. Они дикие, но их легко отличить от людей, они не слишком яркие; их можно спокойно отнести к категории «звери», и они могут пугать персонажей своей жестокостью, но для аудитории они не так уж страшны. По-настоящему жутки те чудовища, которые кажутся «знакомыми», но на деле оказываются не такими. Эти монстры – пришельцы или люди, перешедшие границу чудовищного; и те, и другие отвергают этические и моральные принципы, которые определяют человека; это чудовища, живущие среди нас. «Торчвуд» исследует неустойчивый характер человеческой личности и возникающую из-за её хрупкости постмодернистскую тревогу. Эта тревога представляется как сверхъестественная, но в эпоху постмодернизма сверхъестественное вызывает особые опасения, потому что мы больше не можем отличить себя от машин – это эпоха киборгов – и потому, что мы погрязли в потребительстве эпохи позднего капитализма. Именно загадка Торчвуда позволяет нам, с одной стороны, сохранять понятие человеческого превосходства/доминирования, а с другой – дарит волнующее ощущение того, что с нами будет, когда мы поймём, что больше не знаем, кто является человеком – ощущение Сверхъестественности.
_____________
* - Здесь: в переводе А. Кронеберга.

______________________________________________________________

Примечания

1. См. Зигмунд Фрейд, «Сверхъестественное» // «Критическая традиция: Классические тексты и современные тенденции» под ред. Дэвида Х. Рихтера, 3-е изд. (Бостон: Бедфорд/Сент-Мартинс, 2007) и Эрнст Йенч, «О психологии сверхъестественного», Angelak 2 (1996), с. 7 – 15.
2. Зигмунд Фрейд, «Сверхъестественное» // «Критическая традиция: Классические тексты и современные тенденции» под ред. Дэвида Х. Рихтера, 3-е изд. (Бостон: Бедфорд/Сент-Мартинс, 2007), с. 514 – 515.
3. Там же, с. 516.
4. Там же, с. 516 – 517.
5. Там же, с. 517.
6. Эрнст Йенч, «О психологии сверхъестественного», Angelak 2 (1996), с. 8.
7. «Гамлет», акт 2, сцена 2, 628 – 29. Уильям Шекспир, «Гамлет» // «Полное собрание Шекспира» под ред. Крэйга Хардина (Чикаго: Scott Foresman, 1961), с. 898 – 943.
8. Кэтрин Н. Хейлс, «Как мы стали постлюдьми: Виртуальные тела в кибернетике, литературе и информатике» (Чикаго: University Chicago Press, 1999), с. 3.
9. Донна Харауэй, «Манифест киборга: наука, технология и социалистический феминизм в конце ХХ века» // «Обезьяны, киборги и женщины: Новые изобретения природы» (Нью-Йорк: Routledge, 1991), с. 149.
10. Там же, с. 178.
11. Там же, с. 154.
12. Мэри Шелли, «Франкенштейн, или Новый Прометей: текст 1818 года» (Нью-Йорк: Oxford University Press, 2009).
13. Мишель Баррет и Дункан Баррет, «Звёздный путь: Человеческая граница» (Нью-Йорк: Routledge, 2001), с. 120.
14. «Кровь: Вампир как метафора в современной культуре» под ред. Джоан Гордан и Вероники Холлингер (Филадельфия: University of Pennsylvania Press, 1997), с. 5.

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Narrative and Torchwood, Повествование и Торчвуд, Courtney Huse Wika, Susan J. Wolfe, Кортни Хьюз Уика, Сьюзен Дж. Вулф

---

Освещая Торчвуд. Глава 2

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале BBC

ГЛАВА ВТОРАЯ
Экзистенциализм и христианский символизм
Р. С. НЕЙБОРС

В своей конструктивной статье «Идеология и идеологические аппараты государства» теоретик Луи Альтюссер описывает идеологию как «воображаемые отношения индивидуумов с реальными условиями их существования» [1]. Иными словами, идеология понимается как воображаемые отношения между индивидуумом и обществом. Согласно утверждению Альтюссера, эти идеологии создаются тем, что он называет идеологическими аппаратами государства, такими, как система образования, средства массовой информации и т.д. В этом смысле одним из самых выдающихся создателей идеологии является религия и, в исторической Западной культуре, особенно Христианская церковь. Согласно Жану-Люку Комолли и Жану Нарбони, эти идеологии могут быть использованы для классификации развлекательных медийных текстов – идеологии могут быть либо представлены текстом, либо оспариваться текстом, либо непреднамеренно воспроизведены в тексте в попытках оспорить их. [2] Одно из телевизионных шоу, оспаривающих религиозную идеологию – увековечивая экзистенциальную мысль – это телепрограмма канала BBC «Торчвуд».
«Торчвуд» – это научно-фантастический спин-офф долгоиграющего сериала «Доктор Кто», рассказывающий о квазигосударственной организации, базирующейся в Кардиффе, и о команде, поклявшейся защиать мир от пришельцев и других фантастических существ и происшествий. Будучи программой, транслировавшейся в позднее вечернее время, «Торчвуд» затрагивает многие «взрослые» темы, и, возможно, самой распространённой «взрослой» темой в сериале является экзистенциализм, поиски понимания человеческого состояния, такие понятия, как свобода личности, бессмысленность и истинная природа существования. В «Торчвуде» эта тема реализуется несколькими способами, в том числе путём взаимодействия со случайностями, смыслам существования, смертностью и загробной жизнью.
Экзистенциальное мировоззрение пронизывает эпизоды «Торчвуда». Например, сталкиваясь с вероятностью апокалипсиса в серии «Конец света», член команды Йанто начинает читать пророческий раздел из Книги пророка Даниила. Руководитель команды, Джек, в чьи уста, как можно утверждать, часто вкладываются мысли создателей сериала, описывает одержимость человечества чем-либо как «отрицание случайности существования», что является очевидным экзистенциальным понятием. Здесь Джек считает само собой разумеющимся то, что существование есть случайность, которая полностью отрицает религию или любые другие объяснения, в которых могло бы утверждаться обратное. Однако, возможно, наиболее распространённые экзистенциальные понятия в сериале касаются смертности и смысла жизни, и в наибольшей степени эти вопросы решаются сквозь возможность загробной жизни.
Исторически вера в жизнь после смерти была почти универсальной для разных человеческих культур, даже если её придерживались не все представители данных культур. Соответственно, сегодня большинство людей, религиозные они или нет, верят в какую-либо форму загробной жизни. Многие представляют себе свет в конце тоннеля, награду за хорошее поведение или воссоединение с любимыми людьми. Однако этот небесный духовный мир не существует в вымышленной вселенной «Торчвуда». Фактически, несколько персонажей умерли и были возвращены к жизни лишь для того, чтобы сообщить одно и то же: смерть – это ничто, темнота. Есть только жизнь.
С самого начала сериала идея о том, что никакой загробной жизни нет, фигурирует в нём постоянно. Фактически, эта концепция заключена в первой же сцене первого эпизода программы. В начале пилотной серии, «Всё меняется», команда прибывает на место преступления – последнего в череде однотипных убийств. Они планируют использовать найденный ими артефакт, названный «воскрешающей перчаткой» (хотя Йанто говорит о ней как о «перчатке, поднимающей из мёртвых»), чтобы временно оживить жертву в надежде определить убийцу. Когда оказывается, что убитый не может им помочь, команда задумывается, как распорядиться оставшимися несколькими секундами жизни мужчины. Джек склоняется над ним и спрашивает: «Когда вы умерли, на что это было похоже? Что вы видели?». Мужчина приходит в ужас и кричит: «Ничего. Я не видел ничего. О Господи, там ничего нет!» – а затем снова умирает, когда сила перчатки иссякает.
Эта мысль красной нитью проходит через весь сериал, в частности, затрагивая отдельных персонажей – Джека, Сьюзи и Оуэна. Например, в результате нескольких происшествий во время приключений с Доктором Джек зарабатывает неспособность умирать, или, точнее, неспособность оставаться мёртвым. Его несколько раз убивали на протяжении первого и второго сезона, и он всякий раз оживал, обычно спустя всего несколько секунд. Он воспринимает своё долгожительство как проклятие и утверждает, что хочет найти лекарство, чтобы наконец умереть и остаться мёртвым. Из-за этого он испытывает глубокое сочувствие к тем, кто хочет умереть, как в эпизоде «Вне времени», когда он сидит с мужчиной из начала ХХ века, провалившимся сквозь Разлом и желающим убить себя. Джек лишь предупреждает его о том, что, когда человек умирает, «всё просто погружается в черноту». Он сидит с этим мужчиной и держит его за руку, когда последний умирает от отравления угарным газом.
С другой стороны, Сьюзи, которая была членом Торчвуда до того, как её заменила Гвен, способна на всё ради того, чтобы остаться в живых. Спустя три месяца после её самоубийства команда Торчвуда оживляет её, используя перчатку, потому что им нужна помощь в деле (в эпизоде «Они продолжают убивать Сьюзи»). Однако становится очевидным, что Сьюзи спланировала всё заранее, за несколько месяцев, чтобы в случае её смерти команде понадобилось её воскресить. Кроме того, перчатка создала связь между Сьюзи и Гвен, медленно высасывая жизненную энергию из Гвен и передавая её Сьюзи, по сути убивая первую и исцеляя последнюю. Мотивация Сьюзи становится ясна из следующего разговора с Гвен, которая спрашивает, что происходит после смерти:

ГВЕН: Так что там?
СЬЮЗИ: Ничего, совсем ничего.
ГВЕН: Но если там ничего нет, в чём смысл всего этого?
СЬЮЗИ: Смысл – в этом. В том, чтобы ехать сквозь тьму, все эти глупости и мелочи. Мы всего лишь звери, воющие в ночи, потому что это лучше тишины. […] Существа, собирающиеся вместе, когда холодно.
ГВЕН: То есть, когда ты умираешь, это просто…
СЬЮЗИ: Темнота.

Позднее, когда Джек спрашивает Сьюзи, зачем она, в сущности, убивает Гвен, чтобы остаться в живых, она отвечает: «Потому что жизнь – это всё. […] Я сделаю что угодно, чтобы остаться, что угодно».
Как и Сьюзи, Оуэна также убивают выстрелом (в эпизоде «Перезагрузка»), и, как и Сьюзи, его оживляют с помощью перчатки, но лишь для того, чтобы команда могла попрощаться. Однако каким-то чудом в следующем эпизоде, «Ходячий мертвец», Оуэн оказывается возвращён насовсем, не выкачивая жизненные силы из кого-либо ещё, как в случае со Сьюзи. Он тоже отмечает, что смерть – это «ничто […], темнота».
Как видно, каждый персонаж, вступавший в схватку со смертью, сообщает об одном и том же – о пустоте и темноте, об отсутствии загробной жизни. Нет ни яркого света, ни жемчужных врат, ни ожидающих любимых людей. В какой-то момент Оуэн даже шутит об этом, когда его расспрашивают, говоря: «Там был свет, крошечная точка света, и я летел к нему, как по коридору. И свет становился всё ярче и ярче, и вдруг появились эти ворота… эти большие жемчужные ворота. И там был святой Пётр, и он сказал: “Ты был очень плохим мальчиком”».
Также стоит отметить, что, как видно из приведённой выше цитаты Сьюзи, традиционные Западные представления о загробной жизни – с пушистыми белыми облаками, играющими на арфах ангелами и воссоединением с близкими людьми, – являются признаком незрелости. Сериал не только предлагает очень необычную идею о том, что происходит с людьми после смерти, но и, похоже, отрицает общепринятую альтернативу, считая её детской.
Тем не менее, рассказы и Сьюзи, и Оуэна о загробной жизни в определённой степени отрицают утверждение о том, что загробной жизни не существует, что после смерти нет ничего, кроме темноты. Фактически, похоже на то, что имеет место быть осознание темноты, одиночества и небытия. Это подтверждают постоянно всплывающие в сериале упоминания о чём-то «движущемся в темноте» [3], очевидные отсылки либо к демону Аваддону, который появляется из Разлома, чтобы разрушить Кардифф в эпизоде «Конец света», либо к воплощению смерти, которое приводит воскрешённого Оуэна в мир живых в серии «Ходячий мертвец». Это наличие сознания, или продолжение существования личности после смерти, которое упоминается Сьюзи и Оуэном, не указывает на отсутствие загробной жизни. Напротив, это показывает, что она существует, даже если и выглядит неудовлетворительно. Кажущееся противоречие, однако, может возникнуть из-за присущей человеку неспособности осознать прекращение существования нашего собственного сознания.
Это лишь основные примеры, указывающие на отсутствие загробной жизни (либо существование нетрадиционной, неприемлемой её формы) во вселенной «Торчвуда». Существует много других, менее значительных примеров, таких, как объяснение очевидного существования призраков научным путём в эпизоде «Духогенератор» или внезапно становящийся чёрным экран в эпизоде «Разные туфли», когда персонаж, от лица которого ведётся повествование, умирает на самом деле. Изображение отсутствия загробной жизни является интересной установкой для телевизионного шоу, в частности, для сериала с большим количеством других фантастических элементов, особенно когда подобные шоу с подобным мировоззрением, например, «Баффи – истребительница вампиров» (20th Century – Fox Television, 1997 – 2003, США), занимают более традиционную позицию. Тем не менее, как ни необычна эта позиция для современного телевизионного шоу, вместе с тем она несколько противоречива или, по крайней мере, немного загадочна, когда речь заходит о последствиях.
Первые и наиболее явные последствия касаются нравственности. Если «жизнь – это всё», как заявляет Сьюзи, то после смерти никого не ждёт награда за добрые дела, и без этой обещанной награды акты морали должны находить новую мотивацию. Добрые дела должны делаться ради них самих и должны иметь внутреннюю ценность или, по меньшей мере, внутренней смысл, значение, которое им приписывается. Это позволяет по-новому взглянуть на всё то, что делал Торчвуд на протяжении всего сериала.
Кроме того, если загробной жизни не существует, встаёт вопрос об экзистенциальном «смысле жизни», или, как его формулирует Гвен, – «Но если там ничего нет, в чём смысл всего этого?». Сьюзи отвечает: «Смысл – в этом», имея в виду, что смысл – это жизнь, то есть парадоксальным образом жизнь является смыслом жизни.
Тем не менее, идея состоит в том, что экзистенциальная позиция сериала становится несколько запутанной.
Во многих отношениях жизнь во вселенной «Торчвуда» (и, по аналогии, жизнь в реальном мире) показана как не более чем страдание. Каждый из персонажей по ходу действия сериала проходит сквозь определённую форму ада. Например, и Йанто, и Оуэн теряют любимых людей. После истории с деревенскими каннибалами в эпизоде «Бойня» Гвен перестаёт владеть собой, заводит роман с Оуэном и говорит о том, что увиденное ею во время работы в Торчвуде «изменило её мировоззрение», по-видимому, в худшую сторону. Кроме того, после испытания с кулоном, позволяющим его обладателю читать мысли окружающих, в «Дарах данайцев», Тош задаётся вопросом, как ей жить дальше после этого.

ТОШ: Я больше не могу выносить это, эту тяжесть, эту порочность, этот страх. Оно переполняет меня... как будто вокруг ничего нет. Я не могу забыть то, что видела, то, что слышала. […] Я надеялась, что увижу какой-нибудь случайный добрый поступок, который заставил бы меня думать, что мы в безопасности, что в нас есть что-то хорошее. Но этого нет. Мы напуганы и бессердечны, и я больше не могу быть частью всего этого.

Эти рассуждения можно подытожить строкой из стихотворения «Похищенное дитя» Йейтса, которая цитируется в эпизоде «Маленькие миры». Она звучит следующим образом: «...Ибо в мире столько горя, что тебе в нём места нет»*. Тем не менее, Сьюзи утверждает, что жизнь имеет смысл, хотя первый сезон показывает последнюю полной печали и жестокости. Более того, жизнь в нём описывается теми же словами, что и смерть – небытие, темнота и уединение. Однако это изображение жизни в определённой степени смягчается во втором сезоне, когда в сериал вводится определённая христианская символика.
Есть некая ирония в том, что, оспаривая христианскую идеологию, «Торчвуд» часто достаточно явно прибегает к использованию христианской символики. Например, в эпизоде «Адам» Джек собирает свою команду, и они сидят вокруг стола, как на Тайной вечере, но их хлеб воплощает собой таблетка, вызывающая амнезию, призванная помочь им забыть изменяющего сознание пришельца. Также, чтобы подтвердить, что он мёртв, Оуэн позволяет женщине-самоубийце из серии «День из смерти» прикоснуться к его огнестрельному ранению, что напоминает о взаимодействии воскресшего Иисуса и святого Фомы. Эта встреча «спасает» её от самоубийства. Однако наиболее яркий пример христианского символизма в сериале можно увидеть в эпизоде «Конец света». Джек действует как Христос, умышленно принося себя в жертву и будучи впоследствии воскрешённым. Он противостоит сатанинскому образу Аваддона как единственный, кто способен остановить его, но это столкновение стоит ему жизни. Команда, его ученики, терпеливо ждут его воскресения, но этого не происходит в течение нескольких секунд, как обычно. Фактически, чтобы ожить, ему требуется несколько дней (возможно, три). Его воссоединение с командой напоминает возвращение Иисуса к его ученикам, которые предали его; в частности, Джек обнимает Оуэна, который застрелил его во время их последней встречи. Прощение Джеком предательства Оуэна позволяет провести параллель с Иисусом, который простил предательство святому Петру.
Эта последняя цепь событий представляется важной, потому что после этого и на протяжении второго сезона персонажи начинают меняться или, как кто-нибудь мог бы сказать, «освобождаться», и негативное изображение экзистенциального мировоззрения в сериале в некотором смысле уменьшается.
Например, в жизни каждого из главных героев во втором сезоне происходит что-то хорошее, какое-либо изменение, прямо противоположное тому, с чем они сражались в первом сезоне. Джек находит новый смысл жизни и узнаёт, что значит быть человеком, во время своих дальнейших приключений с Доктором [4] в промежутке между первым и вторым сезонами «Торчвуда». Гвен искупает свою вину за свой роман с Оуэном, выходя замуж за своего давнего бойфренда Риса в эпизоде «Что-то взаймы». Также она вступает в схватку со своей новой работой в Торчвуде и даже находит в себе силы рассказать Рису о специфике своей работы, пусть и против желания Джека («Мясо»). Тош, боровшаяся с одиночеством в первом сезоне (чем воспользовался пришелец, чтобы подчинить её себе), во втором сезоне закономерно влюбляется в солдата времён Первой мировой войны («До последнего человека») и даже находит смелость наконец сказать Оуэну, что она чувствует по отношению к нему с самого начала сериала («Ходячий мертвец»). Также на протяжении первого сезона Йанто страдал, потеряв свою девушку после того, как она оказалась частично превращена в Киберженщину («Киберженщина»), но во втором сезоне он двигается дальше и даже заводит отношения с Джеком. Оуэн, возможно, претерпевает самые большие изменения среди всех, когда после смерти становится менее циничным и начинает видеть в жизни не только темноту («День из смерти»).
Именно благодаря этому последнему преобразованию отрицательное видение экзистенциализма в «Торчвуде» ослабевает. Например, когда Марта Джонс, постоянный персонаж из вселенной «Доктора Кто» и «Торчвуда», спрашивает Оуэна, на что похожа смерть, он отвечает: «Там ничего не было, я ничего не могу вспомнить» («Ходячий мертвец»). Это первый случай в сериале, когда допускается утверждение о том, что смерть – это «ничто» или «темнота». Это допускает существование чего-то после смерти, чего-то, сильно отличающегося от строгого посмертного несуществования в первом сезоне. Это оставляет открытой возможность того, что умершие и воскрешённые просто не могут запомнить, каково это – быть мёртвым, на что в действительности похожа загробная жизнь. Как утверждает Оуэн, он «не уверен, что живым (вообще) следует знать», на что похожа смерть.
Во втором сезоне не только допускается возможность существования загробной жизни, но и жизнь показывается не такой исполненной страданий, как в первом сезоне. Это становится наиболее очевидным в оуэноцентричном эпизоде «День из смерти». В этом эпизоде Оуэн сталкивается с умирающим человеком, который, по мнению команды, держит в руках инопланетную бомбу; кроме того, Оуэн беседует с женщиной, которая планирует совершить самоубийство, сбросившись с крыши высотного здания. Умирающий мужчина считает, что до сих пор жив лишь благодаря инопланетному устройству, но Оуэн говорит ему: «Это надежда. Это всего лишь надежда». И продолжает: «Вы просто боитесь темноты. Добро пожаловать в клуб. Поверьте мне, я знаю, как дерьмово всё может быть».
Умирающий человек говорит, что ему нужно «знать, что там есть нечто большее, что это ещё не всё».
Опыт Оуэна, а именно смерть и воскрешение, дал ему возможность утешить умирающего. Он даже говорит о том, что, хотя и у жизни, и у смерти есть свои нежелательные качества, они обладают и определёнными позитивными сторонами, поэтому не нужно ничего бояться. Отдав Оуэну прибор, в скором времени мужчина умирает, и Оуэн думает, что странный пульсирующий предмет взорвётся. Он готовится к тому, чтобы умереть ещё раз. Однако происходит кое-что интересное. Прибор оказывается посланием от далёкой инопланетной расы, ответом на послания, отправленные в космос в 1970-е годы, и эта раса представляет себя красивым и красочным световым шоу. Нечто, по мнению Оуэна, обладавшее разрушительной силой, вместо этого несёт в себе красоту.
Оуэн пересказывает эту историю женщине на крыше. Он говорит: «Инопланетное устройство пело для меня. Оно освещало тьму. Видишь, иногда всё меняется к лучшему».
Оуэн продолжает говорить, и в этот момент его настрой прямо противоположен тому, что фигурировал в первом сезоне:

ОУЭН: У тебя есть выбор. Если ты считаешь, что темнота – это слишком, иди туда. Но если есть шанс, хоть какая-то надежда – это может быть сигарета, или первый глоток горячего чая холодным утром, или твои друзья – если есть хотя бы крошечный проблеск света, разве тебе не начинает казаться, что это стоит того, чтобы попробовать ещё?

Оуэн начал признавать, что в жизни существуют определённые аспекты красоты, и научился ценить жизнь. Ирония заключается в том, что, чтобы понять это, ему самому пришлось умереть.
Исходя из этого, кто-то может быть склонен предположить, что сериал делает шаг назад по сравнению со своей прежней позицией, что христианский символизм самопожертвования Джека и его роль как фигуры, подобной Христу, оправдывает команду Торчвуда, принося доверие к той идеологии и тому идеологическому аппарату государства, благодаря которым это возникло. Однако это не так. Присутствие христианского символизма в «Торчвуде» лишь указывает на то, как тщательно символы насыщают наш культурный миф; это не способствует идеологии. Кроме того, различие в настрое между двумя сезонами с большей вероятностью вызвано перемещением программы с канала BBC3 на BBC2 – сериал должен был стать более ориентированным на семейный просмотр – и дело вовсе не в какой-то жертвенности в содержании самого шоу.
На протяжении всего сериала экзистенциальное мировоззрение в «Торчвуде» никогда не отрицалось. Фактически, позитивный тон второго сезона даже служит для того, чтобы сделать экзистенциализм более привлекательным в качестве альтернативы для религии. Таким образом, в то время как некоторые сериалы пытаются поставить под сомнение традиционную религиозную идеологию, «Торчвуд» остаётся примером сложной, глубокомысленной и вместе с тем развлекательной программы.

________
* - Здесь: в переводе Г. Кружкова.

_______________________________________________________

Примечания

1. Луи Альтюссер. «Идеология и идеологические аппараты государства: Заметки к исследованию, январь – апрель 1969» // «Ленин и философия» и другие эссе, в переводе Бена Брюера (Нью Йорк: Monthly Review, 1971), с. 127 – 186.
2. Жан-Люк Комолли и Жан Нарбони. «Кино. Идеология. Критика». 1969. Тж. см.: «Теория кино и критика» под ред. Джеральда Моста, Маршалла Коэна и Лео Бренди (Нью Йорк: Oxford University Press, 1992), с. 682 – 689.
3. См. эпизоды «Они продолжают убивать Сьюзи» и «Ходячий мертвец».
4. См. эпизод «Доктора Кто» «Утопия» (BBC, 2007, Великобритания).

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Narrative and Torchwood, Повествование и Торчвуд, R. C. Neighbors, Р.С. Нейборс

---

Освещая Торчвуд. Глава 1

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале BBC


ГЛАВА ПЕРВАЯ
Игра на публику: Торчвуд знает, что мы наблюдаем за ними
ЭНДРЮ АЙРЛЕНД

В закадровом тексте в начале серии говорится: «В XXI веке всё меняется, и вы должны быть готовы к этому». Но чей голос произносит это? Этот голос определённо похож на голос главного героя сериала – капитана Джека Харкнесса. Или актёра, Джона Барроумена. Регистр этого голоса можно интерпретировать по-разному, в зависимости от того, к кому, по нашему мнению, он обращается. Если считать, что говорит капитан Джек Харкнесс, то он определённо обращается к вымышленным жителям Кардиффа, загубленного разломом во времени и пространстве. Если говорит Джон Барроумен, то он точно обращается к аудитории телесериала под названием «Торчвуд». Этой двойственностью определяется сам сериал – он даёт пояснения к самому себе и к «Доктору Кто» (ВВС, 2005 – н.в., Великобритания).
«Торчвуд», написанный и сыгранный текст XXI века, представляет собой современное развитие теории Ролана Барта о смерти автора и рождении читателя. [1] Барт отмечает, что смысл текста утверждается не его автором, а в большей степени зависит от интерпретации текста читателем. Современная аудитория достаточно интеллектуальна и взыскательна в отношении восприятия медийных текстов, и можно утверждать, что этот факт лежит в основе своеобразности и дискурса бренда «Торчвуд». Согласно Барту, автор живёт лишь в момент написания текста; далее эстафету перехватывает читатель, воспринимающий текст. Я бы сказал, что здесь, в «Торчвуде», мы видим одновременно и автора, и читателя, зрителя, борющихся за пространство, стремясь превзойти друг друга в интерпретации текста. Граница между автором и читателем размывается и уменьшается, поскольку теперь читатель не только знает, как истолковать значение текста, но и сам является его создателем. Таким образом, автор и читатель объединяются в гештальтную сущность. Поэтому в определённом смысле «Торчвуд» привлекает и поклонников «Доктора Кто».
Присутствие аудитории как критического, отягощённого опытом элемента, оказывает влияние на то, каким образом рассказываются истории на экране. Сюжетные линии, персонажи, интонации, стиль, метод изложения, всё это искажено доминирующим присутствием аудитории, которая более не заглядывает внутрь текста, но уже находится внутри его, оглядываясь по сторонам. Актёрам и съёмочной группе приходится освобождать место для зрителей и позволять им чувствовать себя как дома, чтобы те не почувствовали себя ненужными и не отвернулись.
В данной главе я покажу, как этот переход к соприсутствию привёл к появлению новых подходов к кинопроизводству, о чём свидетельствует телесериал «Торчвуд», шоу, которое я предлагаю считать маркером изменений, произошедших благодаря использованию зрителей – их опыта, знаний и их присутствия, и влиянию, которое это оказало на способ повествования. В основном я сосредоточусь в первую очередь на премьерной серии, «Всё меняется», а также на эпизоде «Перезагрузка» из второго сезона. [2] В последнем в сериал вводится персонаж Марты Джонс из «Доктора Кто», и я предложу сравнение с теорией относительности Эйнштейна, чтобы продемонстрировать эффект её присутствия в тексте.
Майкл Рабигер утверждает, что литературные тексты и тексты движущихся изображений требуют различных методов повествования. [3] В то время как литературный повествователь создаёт историю, основанную на прошедших событиях, экранное повествование осложняется событиями, которые разворачиваются в настоящем времени – в нашем присутствии. Как можно рассказывать историю, происходящую в настоящем времени? Рабигер объясняет, что «самое большое, что можно сделать – наблюдать, реагировать и двигаться, что и делает камера, за исключением тех случаев, когда она служит для воспроизведения того, что испытывает персонаж». [4] Рабигер продолжает рассуждать о том, что этот пассивный рассказчик берёт на себя роль «Заинтересованного Наблюдателя» и тем самым воплощает связь аудитории с текстом. Заинтересованный Наблюдатель привносит в текст некую точку зрения. Телевизионная драма, однако, требует большего, нежели пассивное наблюдение – в ней должен быть Рассказчик, тот, «сквозь чей активный, творческий ум мы воспринимаем события фильма». Контроль за тем, что видит Заинтересованный Наблюдатель, – это работа Рассказчика, который в фигуральном смысле стоит у него за спиной, обхватив руками голову Наблюдателя, контролируя то, что он видит, слышит и ощущает. За Рассказчиком же стоит аудитория, которой в конце концов передаётся опыт Наблюдателя.
«Торчвуд» представляет собой смещение баланса сил. Не довольствуясь простыми наблюдениями, Наблюдатель стряхивает с себя контролирующие руки Рассказчика. Джон Фиске утверждает, что «существует импульс для инноваций и изменений, исходящий от активности аудитории в культурной экономике». [6] Фиске продолжает:

«Свобода аудитории и её способность выводить из телевизионного текста социально соответствующие значения… является, с одной стороны, именно тем, чего хотят продюсеры: их не интересует и не волнует, какие смыслы видят в фильмах зрители и какое удовольствие получают, их беспокоит исключительно численность аудитории и демографические данные». [7]

«Торчвуд» воспринимает это как шаг вперёд, не только принимая позиционирование аудитории как создателей смысла, но также проявляя готовность сотрудничать со зрителями в игре-соревновании – невзирая на численность аудитории и её состав (хотя, в конечном счёте, игра и численность аудитории оказываются неразрывно связанными понятиями). Лишь немногие продюсеры достаточно уверены в себе, чтобы принять этот публичный вызов. Возможно, бросающая вызов смерти Воскрешающая перчатка, которая появляется в первой серии, на самом деле перчатка, которую продюсер/автор Рассел Т. Дэвис бросил мгновением раньше, принимая вызов? И, возможно, новая жизнь, которую Перчатка вдыхает в тело убитого мужчины во вступительной сцене, символизирует новую жизнь, которую вдохнули в телевизионную драму? Не «рождение читателя» по Барту, но возрождение? Более сильного читателя, вооружённого тем, что в «Докторе Кто» описали бы как самое мощное в мире оружие – знанием. [8] Именно осведомлённость автора о знаниях читателя и умелое их использование составляют сущность «Торчвуда».
В премьерном эпизоде, «Всё меняется», в центре внимания находится Гвен Купер, обычный полицейский. Входя в паб в одной из первых сцен эпизода, партнёр Гвен говорит ей: «Сейчас всё повёрнуто на ДНК. Как в Институтах компьютерной безопасности, вся эта ерунда. Кардиффский Институт компьютерной безопасности, хотел бы я посмотреть на это. Они измеряли бы скорость шашлыка». Но чьи это слова? Я бы сказал, что это Рассел Т. Дэвис вступает в дискуссию с аудиторией. Пока в повествовании не появилась эта реплика, «Торчвуд» можно было сравнивать (во многих отношениях) с глянцевыми американскими сериалами. Создатели «Торчвуда» не боятся упоминать в своём сериале известные имена, чтобы продемонстрировать собственную контекстуальную осведомлённость о телевидении.
Другой пример игры появляется в этой же серии позднее, и это прямой, относительно тонкий тычок в сторону осведомлённых о данном жанре зрителей, которые к этому моменту уже полностью вовлечены в затеянную Дэвисом игру «заметь упоминание о чём-либо»:

КАПИТАН ДЖЕК: Торчвуд-1 находился в Лондоне и был уничтожен в бою. Торчвуд-2 – офис в Глазго, очень странный мужик. Торчвуд-3 – Кардифф. Торчвуд-4 вроде как пропал, но когда-нибудь мы его найдём.

Предположительно, это было хитроумной отсылкой к «Вавилону-5» (Warner Bros. Television, 1993 – 1998, США), где в премьерном эпизоде обсуждался подобный список предыдущих станций; примечательно то, что Вавилон-4 бесследно исчез. [9]
Помимо текстуальных ссылок, высокоразвитая жанровая грамотность аудитории используется в качестве способа разработки новых подходов к рассказыванию историй. Мы все улыбаемся при упоминании «Звёздного пути», где человек в красной рубашке «телепортируется» на планету. Мы знаем, что этот несчастный, у которого нет даже имени, будет распылён в течение нескольких секунд. Это предвидение показывает, как аудитория читает тексты, слишком долго основывавшиеся на одном и том же наборе кодов и ценностей. В детективах мы сразу подозреваем персонажа, который появляется из фоновой массовки, чтобы вступить в диалог. Мы задумываемся, размышляя о том, почему этому новичку оказалось позволено больше, чем остальным участникам массовки. Почему эту реплику вообще не вырезали из сценария? Часто этого персонажа играет актёр, которого аудитория знает в лицо. Предвидение может использоваться для того, чтобы привлечь аудиторию к просмотру программы, но в ущерб разворачивающемуся повествованию. Этот персонаж должен быть убийцей! По крайней мере, это должно быть актуально для разворачивающегося сюжета.
В игре с «Торчвудом» это вызывающее скептицизм предвидение поворачивается к аудитории другой стороной. Рассмотрим сцену: Гвен Купер – полицейский, являющаяся основным ориентиром в истории, поскольку мы следуем за ней с самого начала. Убеждённые в том, что она лишь «Заинтересованный Наблюдатель», мы идём за ней по пятам. Камера кружит вокруг её лица, показывая нам её сомнения, её беспокойство, её решимость найти таинственного капитана Харкнесса. В конце концов она обнаруживает местонахождение Торчвуда, притворившись разносчицей пиццы. Гвен входит в Торчвудский Хаб впервые – и мы вместе с ней. Нам предоставляется длинная, драматическая цепь открытий – тёмные коридоры, огромная вращающаяся дверь, а затем – великолепный подземный комплекс лабораторий. Там люди, погружённые в работу. Все они заняты своими делами и словно не замечают присутствия Гвен и присутствия зрителей. Громкость ненавязчивой музыки, сопровождающей сцену, возрастает, когда Гвен входит в основное помещение – а затем музыка внезапно останавливается, и команда Торчвуда начинает смеяться. Всё выглядит так, словно персонажи, сценарист и режиссёр – все они шутят. И не только над Гвен, но и над зрителями, которые оказываются «Заинтересованными Наблюдателями» по отношению к ней! Очко в пользу Рассела Т. Дэвиса, и игра продолжается.
Переналадка телевизионной грамотности зрителей становится ключевым качеством в повествовании на протяжении всей серии. Первое столкновение с пришельцем в сериале достойно особого внимания. В больнице Гвен идёт по пустому опечатанному коридору после погони за фалдами шинели капитана Джека. В дальнем конце коридора стоит существо – долгоносик. Высокий, одет как человек, только руки и лицо выдают его инопланетное происхождение. Когда Гвен подходит ближе (а вместе с ней и мы, Заинтересованные Наблюдатели), в глаза бросается больше деталей. Мы видим глаза, зубы, морщинистую кожу и ловко управляемый насмешливый рот. То, что нам показывают, – не инопланетянин, но правдоподобная, хорошо контролируемая маска, которую создатели сериала демонстрируют зрителям. Рассказчик гордо показывает нам это, используя несколько длительных крупных планов. Рядом с Гвен появляется санитар и говорит то, что, по мнению Рассказчика, должен думать зритель: «Чёрт возьми, это прекрасно! Это же «Восставший из ада», вот что. Посмотрите на это!» [10]
Оставляя очередную культурную отсылку к произведению, с которым можно сравнить «Торчвуд», сценарий обращает внимание зрителя на то, что дизайнеры сериала вполне естественно могли бы скрыть – любые намёки на то, что это маска, а не реальность – чтобы заставить аудиторию поверить в происходящее. [11] Однако это устаревшее понятие – аудитории это больше не нужно, люди охотно избавились бы от этого, чтобы принимать больше участия в разворачивающихся действиях. Всё более широкое использование «дополнительных материалов» на DVD, а также передач о закулисье, таких, как «Доктор Кто: Конфиденциально» и «Торчвуд: Рассекречено», обнародует методики производства и механизмы повествования, как никогда раньше. Эта внутренняя информация, теперь известная зрителям, может использоваться производственными бригадами для усиления драматического текста. В том, что касается методик производства, шоу использует принятие зрителем различных закулисных трюков. В том, что касается механизмов повествования, нам представляют, к примеру, санитара в указанной сцене. Персонаж, столь нахально игнорирующий грамматику производства, бросающий вызов природе текстовых конструкций, безусловно обречён на насильственную смерть. И аудитория понимает это – и это представляет собой новое направление для драмы – эта игра с предварительными знаниями зрителя создаёт благодатную почву для движения и возбуждает аудиторию.
В хрупкие первые дни между своим зачатием и первыми неуверенными шагами «Торчвуд» мог бы развиваться как бедный родственник, стремящийся вырваться из-под господства своего старшего брата, огромного супербренда «Доктор Кто». Действительно, похоже было, что в каждой статье в популярных СМИ, где обсуждался сериал, фигурировала фраза «“Торчвуд”: анаграмма “Доктора Кто”». [12] С самого начала производственная бригада старательно работала над тем, чтобы «Торчвуд» заполучил собственную территорию.
На первом заседании перед началом производства сериала Рассел Т. Дэвис сделал следующий комментарий: «По сравнению с «Доктором Кто», этот сериал реален. Его действие на самом деле происходит в Кардиффе». [13] Эта цитата интересна по двум причинам – во-первых, она подтверждает, что исполнительные продюсеры сознательно старались отделить «Торчвуд» от «Доктора Кто». Во-вторых, в ней говорится о том, что действие сериала на самом деле разворачивается в Кардиффе. Этот переход к более мрачному изображению города является одним из ключевых методов, благодаря которым «Торчвуд» утверждается в своём праве являться самостоятельным сериалом. «Доктор Кто» – программа, созданная для семейного просмотра субботним вечером, в 19.00. Поэтому этот сериал яркий, быстрый, красочный, богатый и в определённом отношении неестественный. «Торчвуд» создан для более позднего времени, для 21.00 в Великобритании. Поэтому он направлен на более взрослую аудиторию и может позволить себе быть более мрачным, угрюмым, более тревожным. Уже в первом эпизоде подчёркивается этот иной тон – действие происходит ночью, под проливным дождём. Определённо, это Кардифф. Нельзя сказать, что в «Докторе Кто» никогда не было дождя – но это, безусловно, лишь потому, что съёмки проводились в Великобритании, где дождь часто неизбежен. Дождь в «Торчвуде» сильнее, неистовее, и производственной бригаде сериала пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сделать его именно таким, создав в сериале совершенно иную атмосферу. Это обострённое чувство реализма создаёт контраст с «Доктором Кто». Вскоре этого реализма становится больше – обилие крови, насилия и ругательств: «Не спрашивай. Процедура больше не действует. Грёбаный позор», – говорит следователь Гвен Купер, стоя под дождём, в темноте, на месте отвратительного убийства.
Диалог, в котором присутствует табуированная лексика, впоследствии не был признан продюсерами ошибкой. При повторном просмотре эта реплика неуклюже выделяется как адресованная не Гвен, но аудитории. Подтекст здесь – не шёпот, а, скорее, гром: это не «Доктор Кто». Производственная бригада очень хорошо понимает, что их основная аудитория – это аудитория «Доктора Кто», и более активно реагирует на её присутствие, опасаясь излишне критического взгляда на их драгоценный новый текст. Эта паранойя в отношении разделения брендов сочетается с соревнованием, дружелюбным качеством повествования между автором и читателем. Контраст между противоположными поведенческими чертами может оказаться в «Торчвуде» настоящим разломом.
Стремясь создать нечто уникальное, программа одновременно напоминает зрителям о своих «семейных связях» (благодаря которым сериал имеет свою аудиторию) и старается отдалиться от них. Как капитан Джек говорит Гвен в конце эпизода: «Некоторое время назад со мной кое-что произошло. Это долгая и давняя история». Эти отношения «на расстоянии вытянутой руки» определяют саму суть сериала.
Когда начался второй сезон «Торчвуда», у которого на тот момент уже была своя устоявшаяся аудитория, зрителям представили ряд сильных, драматических историй. В частности, достойна анализа в контексте этой главы история, состоящая из трёх эпизодов, в середине 13-серийного сезона. [14] Эпизод «Перезагрузка» вводит в «Торчвуд» персонаж Марты Джонс из «Доктора Кто». Интересно то, что этот эпизод был показан шестым по счёту, в середине сезона. Привязанность зрителей к персонажу Марты Джонс обеспечила новый всплеск интереса к сериалу со стороны СМИ, что помогло избежать падения рейтингов. Подобная тактика подогревания интереса использовалась в обновлённом «Докторе Кто», в частности, в первом его сезоне, показанном в 2005 году. Далеки не появлялись в первом эпизоде, их приберегли для шестой серии, которая, опять же, являлась серединой сезона, и это помогло противостоять неизбежному падению рейтингов после того, как эффект от рекламы в СМИ начал утихать. Далеки прочно ассоциируются с «Доктором Кто», следовательно, можно было ожидать их появления в сериале. [15] У «Торчвуда», однако, нет подобных взаимоотношений с персонажем вроде Марты Джонс, и можно было бы поспорить, что появилось раньше – идея ввести Марту в сериал или рассмотрение стратегии по увеличению рейтингов. Конечно, я бы сказал, что само по себе введение этого эпизода является тактикой привлечения аудитории. Но насколько очевидным является присутствие и влияние этой расширенной аудитории «Доктора Кто»/«Торчвуда» в самом эпизоде?
В самом начале серии нас знакомят с Мартой Джонс путём использования способа показа событий «глазами персонажа». Как отмечает Рабигер, эта техника может использоваться в различных целях, а также для отображения различных точек зрения. [16] Я утверждаю, что употребление этого приёма здесь, когда личность персонажа не показывается на экране, предоставляет аудитории ключевой признак, отличающий данного персонажа от всех остальных. Показ событий глазами персонажа не является тем инструментом, который активно используется в «Торчвуде» (или, если уж на то пошло, в телевизионных драмах в целом) и служит для создания дополнительного напряжения. [17] Поскольку этот приём используется для сокрытия личности персонажа от аудитории, он обеспечивает возможность развития последовательности, когда эта тайна может постепенно раскрываться, как при разворачивании обёртки подарка. Сначала нам предоставляют взгляд персонажа, который явно обладает силой и значимостью, а затем показывают реакцию Йанто, когда персонаж входит в Хаб. Мы слышим диалог: «Особо важный посетитель здесь», – и это увеличивает интригу. После этого мы слышим отрывок музыкальной темы Марты из «Доктора Кто», смешанной с темой «Торчвуда». А потом видим саму Марту. Интересно то, что, когда мы впервые видим её в кадре, она выглядит довольно маленькой и застенчивой на контрасте с силой, которая ощущалась при показе событий от её лица. Однако это продолжается буквально одно мгновение, после чего даётся крупный план, где она уверенно улыбается. Таким образом, изменения её визуальных особенностей от «силы» через «застенчивость» к «уверенности» добавляет повествованию развития, за которым зрители могут следить, наслаждаясь – удовольствие и удовлетворение, награда за просмотр серии и снятие обёртки с подарка. Последовательность завершается показом Марты крупным планом и словами капитана Джека: «Мисс Марта Джонс!» Это восклицание сродни крику ребёнка: «Это игрушечная железная дорога!» после того, как он разворачивает свой подарок к дню рождения. Теперь Марта введена в контекст «Торчвуда», принята в его ряды. Понимание создателями сериала реакции аудитории на такого персонажа, как Марта, обусловило способ показа её прибытия в Хаб.
Смешение музыкальной темы Марты Джонс и темы «Торчвуда» демонстрирует размытие границ между брендами. Марта приводит свой персонаж вместе с его достоинствами и семейно-дружелюбным тоном «Доктора Кто» в «Торчвуд». Этот персонаж не станет ругаться и участвовать в сексуальных актах: Марта тесно связана с аудиторией «Доктора Кто» – и, таким образом, «Доктор Кто» доминирует в повествовании и диктует свои правила. Когда разговор заходит о сексе, сам термин не упоминается, а кодируется как «хобби». Эти пляски вокруг определённой темы не характерны для «Торчвуда», который ранее не показывал подобной сдержанности. Это демонстрирует осведомлённость о присутствии Марты в этой сцене и позволяет расширившейся за счёт поклонников «Доктора Кто» аудитории «Торчвуда» не чувствовать неловкости. Поэтому «Торчвуд» является амбивалентным текстом, который одновременно стремится представить себя автономным от своего «материнского» текста, «Доктора Кто», и дополняет этот текст: если аудитория ищет сходства с «Доктором Кто», «Торчвуд» делает то же самое.
Для дальнейшего обсуждения вопроса о том, как Марта Джонс повлияла на «Торчвуд», мы обратимся к теории относительности Эйнштейна, в которой говорится о том, что пространство и время искажены из-за присутствия материи. «Идея Эйнштейна состоит в том, что гравитационное поле представляется в виде искривленного пространства-времени: частицы стремятся двигаться по траекториям, заменяющим в искривленном пространстве-времени прямые, но, поскольку пространство-время не плоское, эти траектории искривляются, как будто на них действует гравитационное поле». [18] Стивен Хокинг описывает это как эффект от тяжёлого шара, брошенного на лист резины. Проходя мимо шара, различные объекты притягиваются к нему и искривляются. [19] Я бы предположил, что присутствие Марты Джонс в «Торчвуде» приводит к аналогичному эффекту. Все остальные элементы текста, включая повествование и техники его построения, искажены присутствием «тяжёлого шара» и искажаются, притягиваясь к нему. Таким образом, Марта во всех смыслах является центром текста.
Присутствие Марты влияет на остальных персонажей, изменяя их. Они окружают её, словно под воздействием гравитационных сил. Примером этому может служить ряд сцен, разворачивающихся внутри Хаба – сцена вскрытия в начале, где Марта находится в центре, а остальные персонажи стоят в кругу на мостике над ней, глядя на неё сверху вниз, как наблюдатели. Позднее команда экспериментирует с прибором (известным как сингулярный скальпель), который может удалять объекты изнутри других объектов. Джек в буквальном смысле берёт Марту за плечи и выводит её в центр. Знает ли он о том, что зрители желают наилучшего обзора?
Сюжет эпизода специально разработан так, чтобы соответствовать мотивациям этого персонажа. История вращается вокруг медицинских вопросов, что неудивительно, поскольку это является обоснованием присутствия Марты. Повторюсь, присутствие Марты искажает сюжет. Она отправляется на операцию под прикрытием, поскольку люди, в стан которых она пытается проникнуть, уже видели Оуэна. Будучи офицером медицинской службы в команде, он выглядел наиболее подходящей кандидатурой, но теперь ключевая роль досталась Марте. В этот момент снова применяется принцип показа событий глазами персонажа, что искажает все аспекты сюжета – его развитие, фокус, оформление кадров, действия и мотивации персонажей, позиция аудитории – всё это обусловлено присутствием Марты Джонс.
Аналогия с теорией относительности может получить дальнейшее развитие в рамках рассмотрения техники показа событий глазами персонажа. В условиях критической массы все вещество звезды будет сжато в нулевом объеме, так что ее плотность и кривизна пространства-времени станут бесконечными. Это называется сингулярностью [20] (и образует связь с сингулярным скальпелем, о котором говорилось выше). Согласно описанию Стивена Хокинга, в этот момент тяжёлый шар может сделать бесконечную дыру в листе резины, и материя может проваливаться туда без возможности избежать этого. [21] Так звёзды взрываются и образуют чёрные дыры. Есть представить в качестве тяжёлого шара Марту Джонс, можно понять, почему, когда в ходе развития сюжета её роль в нём увеличивается (когда она вступает в игру в качестве агента под прикрытием), мы сталкиваемся с показом событий её глазами. Плотность вещества (история) и кривизна пространства-времени (повествовательные техники) обращаются в бесконечность, и присутствие автора/читателя попадает в получившуюся в итоге точку сингулярности, становясь в центр сюжета вместе с одним из персонажей. Проферес описывает эту технику следующим образом: «…(она) содержит динамику пространственных отношений, тем самым выражая осведомлённость аудитории». [22] Благодаря использованию показа событий глазами персонажа, автор, читатель и персонаж сочетаются как сингулярность, расширение гештальтной сущности, о которой мы говорили ранее.
В заключительной части эпизода игривый «Торчвуд» вновь отвечает на осведомлённость о увеличившейся роли Марты в повествовании. Оуэн, врач, оказывается застрелен. Диалог, имевший место в эпизоде ранее, сеет определённые мысли в коллективном разуме аудитории. Джек уже сказал Марте: «Если тебе нужна была работа, следовало позвонить мне». Теперь всё выглядит так, словно в «Торчвуде» открывается вакансия, и Марта идеально подходит на эту роль. Это восхищает зрителей, которые сложили детали головоломки вместе и увидели связь. Их знания о том, как развивается сюжет телевизионной драмы, находят своё применение. Однако, в отличие от ситуации с сингулярным скальпелем, этому семени не суждено прорасти. Но тактика срабатывает – зрители заинтригованы и ждут следующего эпизода, который должен быть показан неделю спустя – благодаря этому поклонники Марты не бросают просмотр сериала. Тем не менее, Оуэн впоследствии оживает, а Марта покидает шоу после того, как трёхсерийная история завершается.
«Торчвуд» продолжает предлагать способы привлечения аудитории к взаимодействию с его сюжетами. Понимание производственной бригады, как лучше использовать аудиторию «Доктора Кто» для увеличения рейтингов, использовалось в истории третьего сезона – «Дети Земли» – который транслировался на протяжении пяти вечеров подряд на каналах BBC1 и BBC HD в Великобритании. Рейтинги этой специально расширенной истории побили рекорд, установленный ранее вторым сезоном – первый эпизод «Детей Земли» посмотрело 5,9 млн. зрителей (на 1,5 млн. больше по сравнению с предыдущим сезоном). [23] Интересно отметить, что этот сезон транслировался на телеканале ВВС1, основной канал, «родной» для аудитории «Доктора Кто». Ранее «Торчвуд» показывался на BBC3 (первый сезон) и BBC2 (второй сезон). Ранее в «Торчвуде» редко упоминался персонаж Доктора. Безусловно, в «Перезагрузке» присутствовала отсылка к Доктору, поскольку создатели учитывали расширившуюся благодаря поклонникам «Доктора Кто» аудиторию. В этой серии Марта говорит: «За нами обоими присматривал один и тот же Доктор». Теперь, в «Детях Земли», ссылок становится больше, поскольку создатели сериала используют возможность привлечь аудиторию «Доктора Кто» и канала BBC1. Благодаря этому в видеодневнике Гвен Купер, описывающей происходящее, появляется следующее:

ГВЕН КУПЕР: Я всегда хотела спросить у Джека одну вещь. Раньше, в прежние времена. Я хотела знать об этом его Докторе. О человеке, который появляется из ниоткуда и спасает мир, за исключением некоторых случаев. Все эти случаи, когда в истории нет ни одного его следа. Я хотела знать, почему. Но теперь мне больше не нужно спрашивать. Теперь я знаю ответ. Иногда Доктор смотрит на эту планету и отворачивается, потому что ему стыдно.

Я считаю, что это связано с ожиданиями зрителей в отношении дальнейшего развития сюжета, точно так же, как выдвижение на первый план смерти Оуэна заставило людей ожидать, что Марта присоединится к команде Торчвуда. Однако здесь смысл состоит в том, что аудитория «Доктора Кто» начинает надеяться, что появится Доктор и всех спасёт. Эта идея воздействует на все аспекты атмосферы и развития сюжета «Детей Земли». Нам показывают холодный, уродливый мир, где нет ни надежды, ни спасителя. Поэтому мы жаждем его появления. Видеодневник, используемый в эпизоде дважды, отлично срабатывает, подчёркивая отсутствие Доктора в этой истории, и укрепляет идею о том, что нам его не хватает. «Торчвуд» снова играет со своей аудиторией, реагируя на чувства зрителей «Доктора Кто» и в конечном счёте оставляя их ни с чем. На мой взгляд, это повышает градус ожидания «Доктора Кто», который всегда являлся основным и доминирующим супербрендом и должен был вернуться на телеэкраны осенью 2009 года. Но поскольку в данной главе речь идёт в основном про «Торчвуд» как проект, вовлекающий аудиторию в соревнование, я продолжаю утверждать, что в данном случае он используется как оружие для подчинения себе зрителей, как маркетинговый инструмент в руках создателей «Доктора Кто».
Одновременно со сверхъестественными явлениями «Торчвуд» всегда охватывал экстратекстуальное. Возвращаясь к вопросу о голосе, произносящем закадровый текст в начале, возможно, дело не только в том, кто это говорит – капитан Джек, Джон Барроумен или даже Рассел Т. Дэвис. В случае с «Торчудом» экстратекстуальное включает в себя саму аудиторию. Возможно, этот голос принадлежит зрителям, подкованным в области СМИ, циничным и неуклюжим, знающим слишком много о том, как устроено телевидение и теперь вызывающим его на поединок, призывая телевидение вновь начать удивлять их, устроить соревнование. Аудитория – игра. Произнесённый от их имени, закадровый текст в начале несёт в себе мощный посыл: «В XXI веке всё меняется, и телевидение должно быть готово к этому».

________________________________________________________

Примечания

1. Ролан Барт, «Смерть автора», в переводе Стивена Хита, «Изображение, музыка, текст» (London: «Fontana Press», 1977), с. 142 – 148.
2. Серия «Всё меняется» задал тон и modus operandi для сериала. «Перезагрузка» – шестой эпизод второго сезона, вводит в «Торчвуд» спутницу Доктора Кто Марту Джонс в мини-истории, состоящей из трёх эпизодов.
3. Майкл Рабигер, «Режиссура: техники и эстетика» (Burlington, MA: Focal Press, 2003), с. 54 – 55.
4. Там же, с. 54.
5. Там же.
6. Джон Фиске, «Мгновения телевидения» // Эллен Зайтер, «Дистанционное управление: телевидение, аудитория и культурная мощь» (London: Routledge, 1991), с. 62.
7. Там же.
8. Из оружия Доктор предпочитает знание – придумать выход из ситуации (вооружённая команда Торчвуда выбирает иные методы). См. эпизод «Доктора Кто» «Зуб и коготь» (BBC, 2006), где Доктор в библиотеке заключает: «Самое лучшее оружие – Знание».
9. В эпизодах «Вавилона-5» «Встреча с прошлым» (Warner Bros Television, 1994) и «Война без конца» (Warner Bros Television, 1996) рассказывается история о космической станции «Вавилон-4», которая загадочным образом исчезла во время строительства, чтобы спустя годы вновь появиться и сыграть свою роль в войне против Теней.
10. См. «Восставший из ада» (New World Pictures, 1987).
11. Используемый в оригинале термин «отсрочка неверия» был введён Сэмюэлом Тейлором Кольриджем в 1817 году и означает «временное принятие на веру событий или персонажей, которые обычно считаются невероятными. Обычно это позволяет аудитории принять литературные либо драматические работы, в которых выражаются необычные идеи». www.phrases.org.uk/meanings/suspension-of-disbe... (дата доступа - 16 июля 2009 г.).
12. Считается, что анаграмма «Торчвуд» впервые была использована во время производства первого сезона «Доктора Кто» в 2005 году. Этим словом были подписаны записи во избежание кражи копий. Годом позже Рассел Т. Дэвис использовал это слово в качестве названия для нового сериала. www.imdb.com/title/tt0485301/trivia (дата доступа - 10 июня 2009 г.).
13. См. дополнительные материалы на диске «Торчвуд: полный первый сезон» (BBC DVD, 2008).
14. Во втором сезоне в эпизодах «Перезагрузка», «Ходячий мертвец» и «День из смерти» рассказывается история смерти и воскрешения Оуэна. Фрима Аджьеман (Марта Джонс) принимает участие в этих эпизодах в качестве приглашённой звезды.
15. С тех пор, как «Доктора Кто» начали показывать по телевидению в Британии в 1960-е годы, там были далеки. Впервые они появились во второй истории в начале 1964 года и впоследствии содействовали долгожительству сериала. С того момента далеки время от времени возвращались, обеспечивая рост рейтингов.
16. Майкл Рабигер, «Режиссура: техники и эстетика», с. 193 – 203.
17. Такая же техника показа событий глазами персонажа использовалась в телесериале «Вавилон-5» для усиления эффекта от «окончательного введения» в сюжет жены капитана Джона Шеридана, которая пропала без вести и предположительно погибла за несколько лет до описываемых событий. См. «За’Ха’Дум» (Warner Bros Television, 1996).
18. Стивен Хокинг, «Краткая история времени» (London: Bantam Press, 1992), с. 135.
19. Обзор лекции Стивена Хокинга Сьюзен Эндрюс, «Чёрные дыры: больше не вечные тюрьмы» (США, 2009). www.physorg.com/news156450506.html (дата доступа - 22 июня 2009 г.).
20. Стивен Хокинг, «Краткая история времени», с. 49.
21. «Чёрные дыры: больше не вечные тюрьмы», www.physorg.com/news156450506.html (дата доступа - 22 июня 2009 г.).
22. Николас Проферес, «Основы режиссуры фильмов» (London: Focal Press, 2005), с. 41.
23. См. www.news.bbc.co.uk/1/hi/entertainment/8138514.s... (дата доступа - 15 июля 2009 г.).

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Andrew Ireland, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Эндрю Айрленд, Narrative and Torchwood, Повествование и Торчвуд

---

Освещая Торчвуд. Благодарности. Введение

Освещая Торчвуд:
Эссе о повествовании, персонажах и сексуальности в сериале ВВС

Благодарности

Благодарности

Особая благодарность Дональду Э. Палумбо за поддержку и помощь во время работы над книгой. Также спасибо секции научной фантастики на конференции Ассоциации массовой культуры и Ассоциации Американской культуры, на которой в 2008 году действовала сессия предложений по написанию книг, которая легла в основу этой книги. Всем докладчикам по обе стороны Атлантики моя сердечная благодарность за их энтузиазм и упорную работу. И, наконец, спасибо моим коллегам из Борнмутского университета, которые поддерживали этот проект, а также моей семье за их бесконечное понимание и любовь.

Читая Разлом
ЭНДРЮ АЙРЛЕНД

«Красивая задница».
Впервые мир увидел капитана Джека Харкнесса во время блица; немцы бомбили разрушенный Лондон во время Второй мировой войны в эпизоде «Пустой ребёнок» сериала «Доктор Кто» в 2005 году. Посреди всего этого стоял Джек (Джон Барроумен), глазея на «девицу в беде», висящую на метеозонде. Полюбовавшись с балкона на попку Розы Тайлер через футуристический бинокль и произнеся эти характерные первые слова, он флиртует с мужчиной-офицером, а затем спасает вышеупомянутую девицу с помощью своего невидимого космического корабля. Всё как полагается.
Капитан Джек – возможно, один из наиболее проработанных, уникальных и многомерных персонажей в истории современного телевидения. Сначала «Доктор Кто» (ВВС, 2005 – н.в.), затем «Торчвуд» (ВВС, 2006 – н.в.) предоставляют «омнисексуальному» Джеку невероятное путешествие сквозь время и пространство, смерть и возрождение, предательство и прощение.
Первый сезон «Торчвуда» был показан в Великобритании осенью 2006 года на цифровом канале «ВВС3» и состоял из тринадцати 45-минутных эпизодов. Он имел огромный успех и высокие рейтинги: первый эпизод посмотрели 2,4 млн зрителей, или 12,7% общей аудитории канала. Благодаря этому «Торчвуд» стал самой успешной на тот момент программой, не связанной со спортом, в Великобритании. Второй эпизод (который был показан сразу же после первого) просмотрели 2,3 млн зрителей, или 13,8% аудитории. Второй сезон оказался столь же успешным; впервые его показали уже не на «ВВС3», а на «ВВС2» – более авторитетном и более популярном канале. Первый эпизод просмотрели 4,2 млн зрителей. Третий сезон также был перемещён на другой канал, на сей раз – на «ВВС1», основной канал корпорации, и его просмотрели 5,9 млн зрителей. Когда сериал показали в Америке, он подтвердил свой статус самого успешного сериала, транслировавшегося на «ВВС Америка» и имевшего самые высокие рейтинги на этом канале.
«Торчвуд» – уникальный драматический телесериал, и в данной работе исследуются качества и подходы, которые определяют его как таковой. Сочетание нецензурной лексики, ироничных диалогов, острого юмора, архетипичных персонажей и откровенно гомосексуальных/гомоэротичных и бисексуальных историй предоставляет множество материала для научного анализа. В результате этот сборник эссе стремится обеспечить основу для истолкования и понимания развития форм и жанров телевизионных драм путём анализа «Торчвуда». Рассел Т. Дэвис сыграл здесь важную роль – он разработал шоу, которое бросило вызов общепринятым жанровым нормам и добилось успеха у зрителей по обе стороны Атлантического океана.
Книга состоит из трёх частей, посвящённых трём большим темам – «Повествование», «Персонаж» и «Сексуальность». Однако важно отметить, что указанные главы содержат значительное количество пересечений между относительно общими образцами. «Торчвуд» – это информативный, богатый текст, готовый к анализу, и из-за относительно ограниченного количества эпизодов для рассмотрения определённые «ключевые моменты» и характеристики появляются в нескольких главах.
Тем не менее, каждая глава освещает эти моменты с разных точек зрения, обеспечивая повторяющиеся элементы новыми объектами для анализа и перспективами для изучения. То, что в итоге получается, представляет собой разносторонний углубленный анализ оригинального, инновационного и возбуждающего «Торчвуда».

Повествование и «Торчвуд»

Первая часть исследует проблемы, связанные с повествованием в тексте «Торчвуда». В моём эссе «Игра на публику: Торчвуд знает, что мы наблюдаем за ними» приводятся аргументы в пользу того, что «Торчвуд» знаменует собой переход к новой форме драмы, где позиция зрителей как «критичных, обременённых опытом» элементов оказывает влияние на то, каким образом истории показываются на экране. Изображаемые сюжеты и персонажи искажаются доминирующим присутствием зрителей, которые больше не наблюдают за историей со стороны, но находятся внутри неё. В этой главе я обсуждаю то, каким образом этот постмодернистский переход к присутствию ведёт к новым подходам, позволяющим аудитории вновь начать получать удовольствие от взаимодействия с текстом. Я сосредоточил своё внимание на двух отдельных эпизодах, «Всё меняется» и «Перезагрузка», чтобы исследовать, каким образом на повествование и режиссуру в них повлияло экстратекстуальное присутствие зрителя. Я утверждаю, что «Торчвуд» использует такое понятие, как «игра на публику», и входит в контакт с аудиторией, создавая своего рода игру-соревнование.
Второе эссе рассматривает экзистенциальные вопросы «существования без загробной жизни» во вселенной «Торчвуда». Р.С. Нейборс в своей работе «Экзистенциализм и христианский символизм» допускает, что без обещанного посмертного вознаграждения моральные поступки должны находить новую мотивацию, должны совершаться ради самих себя и иметь внутреннюю ценность или, по крайней мере, значение, которое мы им приписываем.
Кроме того, в условиях отсутствия загробной жизни встаёт вопрос экзистенциального «смысла». Что означает заявление Сьюзи «Жизнь – это всё» для персонажей и для нас как зрителей? Как это заявление соотносится с колебаниями «Торчвуда» между «жизнь прекрасна» и «жизнь отвратительна»? Согласно утверждению Нейборса, имеется в виду, что персонажи Торчвуда должны принимать ценные аспекты жизни, учась работать с теми, кто не настолько хорош, потому что в сумме эти характеристики составляют реальность.
В «Контролируя Разлом: чудовищное и сверхъестественное» Сьюзен Дж. Вулф и Кортни Хьюз Уика рассматривается пороговое пространство, в котором существует «Торчвуд», а также монстры и пришельцы, с которыми он сражается, и это пространство характеризуется как «сверхъестественное». «Торчвуд» мастерски использует обычные земные явления для создания сверхъестественных ситуаций: например, существо, которое выглядит как человек, может оказаться пришельцем, питающимся сексом, или же одновременно создавать воспоминания и насыщаться ими ради того, чтобы манипулировать людьми. Настоящие представители человеческого рода могут сами по себе оказываться чудовищами, разделывающими таких же, как они, людей на мясо или вырезающими стейки из безвредного разумного инопланетянина. Авторы утверждают, что зрители, как и одна из главных героинь сериала Гвен Купер, постоянно сталкиваются с балансом обычного и сверхъестественного, смешного и ужасного, человеческого и чудовищного, и это подталкивает их к мысли о том, что по сути разделяет эти понятия немногое.
Вопрос о том, что «Торчвуд» строится вокруг концепции «встреч с пришельцами», обсуждается в следующем эссе под названием «Прикасаясь к Иному: контакты с пришельцами и греховные отношения», автором которого является Риа Чейн. В работе концептуализируются контакты между людьми и пришельцами с точки зрения соприкосновений, и приводится утверждение о том, что представление контактов является ключевым для определения статуса персонажа как человека или нечеловека, а также о том, что «Торчвуд» раздвигает границы отображения инопланетных контактов. Опираясь на последние теоретические работы о прикосновениях, исследования, касающиеся их психологического и физиологического значения и теории о киборгах, в эссе обсуждается роль человеческих контактов в сериале. Далее в нём рассматриваются ключевые моменты контактов с инопланетянами и их последствия.
В эссе Валери Эстель Френкель, «Более чем героическое путешествие: Гарри Поттер, Фродо Бэггинс и капитан Джек Харкнесс», приводится утверждение о том, что программа предлагает уникальный подход к научной фантастике, который может заинтересовать фанатов Гарри Поттера так же сильно, как любителей научной фантастики. Основное внимание в работе уделяется фэнтезийным элементам, включая приключения, которые переживает капитан Джек во время своего «героического путешествия». В том же аспекте здесь рассматриваются фантастические существа – от злобных фей до долгоносиков, настоящих монстров во всех смыслах этого слова. Автор рассуждает о загадочных происшествиях, для которых не существует научного объяснения – в том числе о призраках, предсказаниях будущего и пророчествах, а также о появлении библейского демона в эпизоде «Конец света».
Идея героя и антигероя получает своё дальнейшее развитие в следующей части.
«Охота на инопланетян и секс с инопланетянами: Торчвуд против Доктора» определяет сериал в контексте разработки межплатформенного, 360-градусного производства. Автор Ричард Берджер утверждает, что истоки сериала лежат в сообществах и деятельности (например, оригинальные романы «Кто» в 1990-е годы) поклонников «Доктора Кто», которые имели место быть во время перерыва в сериале с 1989 по 2005 годы. Бергер рассуждает о диалогике сериала и находит связи между зародившимся в 1960-е годы «слэшем» и происхождением и развитием каноничного «Торчвуда».

Персонаж и «Торчвуд»

Вторая часть посвящена исследованию концепции героя по отношению к сериалу, и, в частности, главного героя – в продолжение «героической» темы, затронутой ранее Валери Эстель Френкель. Эссе Дж. Тодда Дэвиса «Вечно бодрствующий: капитан Джек как байронический герой» открывает раздел.
Валери Эстель Френкель в эссе «Злобная мачеха Гвен: размышления о перчатках и волшебных тапочках» утверждает, что истории героини в «Торчвуде» уделяется недостаточно внимания по сравнению с представлениями, связанными с путешествием героя. Френкель восстанавливает баланс, исследуя понятие путешествия героини на примере Гвен Купер, начиная с её первой встречи с командой Торчвуда в первом эпизоде. Капитан Джек изображается как чудовище по отношению к красоте Гвен; чудовище, хранящее тайны и восстающее из мёртвых. Как и в случае с героинями сказок и мифов, героическое путешествие Гвен приводит её в само царство смерти для встречи с Аваддоном, «великим пожирателем», в финале первого сезона. Френкель утверждает, что «оживляющий» поцелуй, которым она награждает Джека после того, как тот умирает, сражаясь с Аваддоном, символически ставит её на место матери-исцелительницы и даёт ей новый статус «королевы-преемницы», статус нового главы Торчвуда.
Дэниел Дж. Роуклифф предлагает анализ готических понятий, отражающих аспекты «Торчвуда», в продолжении работы, представленной в главе 3. В работе «Носители греховного света: кто переносит границы готической эстетики?» речь идёт о том, что в Кардиффе, который является местом действия в сериале, наблюдается много сверхъестественного, поэтому его можно рассматривать в качестве пороговой среды готики. В главе предлагается анализ Гвен Купер как готической героини и Джека Харкнесса как готического героя. Роуклифф утверждает, что мужественность последнего как «омнисексуального» существа позволяет ему избежать готических признаков. Ссылаясь на наиболее актуальные обсуждения готики, в главе автор обсуждает личностную политику с особым акцентом на вопросах сексуальности.
Следующая глава, «Инопланетная женщина: отчуждение и выходцы с Востока», исследует изображение женских персонажей в сериале, утверждая, что они часто представляются как Иные в физическом плане и заставляют остальных освободить их от этого статуса, чтобы позволить себе вернуться к своему предыдущему состоянию.
Автор Кэрри Данн утверждает, что единственный регулярно появляющийся в сериале персонаж, не осуществляющий переход к инаковости, Тош, выглядит так потому, что она японка по происхождению, а следовательно, благодаря этому уже считается экзотической и Иной по своей природе. В главе рассматриваются случаи, когда женские персонажи приобретали статус «Иных» в негативном смысле, а также содержатся ссылки на труды ключевых теоретиков по вопросам Иных с проникновением в ориентализм.
В заключение этой части, подытоживая выводы о понятии героя, Том Пауэрс в своей главе «За пределами геройской парадигмы», предлагает исследование на тему того, как «Торчвуд» развивает концепт антигероя. Пауэрс выделяет антигероев из других классических примеров научной фантастики, и, опираясь на теорию антигероя, проводит нас по пути эволюции концепта мужчины, становящегося лидером против собственной воли, делая особый акцент на персонажах «Торчвуда» и на том, как они преодолевают свои человеческие недостатки, чтобы стать настоящими героями.

Сексуальность и «Торчвуд»

Третья часть переносит акцент на вопросы, касающиеся сексуальной ориентации и сексуального представления. Первая глава этой части представляет всестороннее исследование сериала, в котором предлагается сложное представление о сексуальной ориентации, где бисексуальность и гомосексуализм выходят на первый план. В работе «“Мне нравится ваша шинель”: бисексуальность, женский взгляд и романтика сексуальной политики» обсуждается бисексуальное желание, которое красной нитью проходит через весь сериал. Автор Кристофер Паллен исследует повествовательное устройство «Торчвуда», который, по мнению Паллена, демонстрирует зрителям жизнь геев и лесбиянок сквозь фильтр бисексуальности. Таким образом, вечное сексуальное возбуждение капитана Джека в основном направлено скорее в сторону потенциальных бисексуальных партнёров мужского пола, нежели женского, стимулируя зрителей обратить внимание на истории об однополых отношениях, о чём ранее не рассказывалось. Паллен использует термин «Мне нравится ваша шинель» как подтекст сексуального влечения между капитаном Харкнессом и Йанто Джонсом и поясняет, как эти два персонажа и их частые взаимодействия обеспечивают постоянство контрольной точки, когда внешнее и иногда поверхностное желание сочетается с силой и глубиной. Паллен считает, что так же, как шинель скрывает тело, подчёркивая при этом фигуру, «Торчвуд» побуждает зрителей обратить внимание на более глубокие аспекты, не видимые невооружённым глазом.
Следуя за работой Паллена и его концептом шинели, Сара Гиллиган представляет анализ моды по отношению к мужественности, гендерным особенностям и сексуальности. В эссе «Популяризация мужественности и страсти» предлагается текстуальный анализ капитана Джека Харкнесса и капитана Джона Харта, а также приводится утверждение о том, что популяризация их мужественности создаёт свой собственный дискурс, через который проникают костюмированная драма и историческое кино. Гиллиган рассматривает центральную роль, которую играет мужской костюм в отношении мужественности и популярности «Торчвуда» и двух капитанов.
Глава Шерри Джинн, «Сексуальные отношения и проблемы половой идентичности: дивные новые миры или всё тот же старый?», продолжает тему сексуальности, исследуя различные посылы популярных научно-фантастических фильмов. Персонажи таких сериалов, как «Звёздный путь», могут оказаться вовлечены (как правило, неявно) в сексуальную активность; любая подобного рода активность обычно содержится в «безопасных» моногамных или гетеросексуальных взаимоотношениях. «Торчвуд» отказался от этой схемы; в этом сериале мужчины открыто взаимодействуют с другими мужчинами, а женщины изображаются активно участвующими в сексуальных действиях как с мужчинами, так и с женщинами. Джинн расширяет свой анализ, рассматривая влияние такого «смелого» подхода на зрителей и СМИ. В заключении главы приводится анализ исследований, проведённых с группой студентов с целью выявления их реакции на необычную, привлекающую внимание сексуальную активность на экране.
В главе Пола Уинтерса, «“Люблю инопланетное”: эротичность технологий», говорится о том, что за спекулятивным характером научно-фантастических телепроектов и неприкрытым желанием технологической эволюции в то же время стоит «эротичность технологий». Автор утверждает, что страсть к технологиям можно экстраполировать в человеческое сексуальное желание, в то, примером чему служат сюжеты, темы и мотивации персонажей «Торчвуда». В ходе дальнейших рассуждений Уинтерс вводит в работу понятие «странности», связанное с работой создателя сериала, Рассела Т. Дэвиса, рассматривая влияние восприятия на возникновение сериала.
Следующая глава, «Киберженщины и спящие: перечитывая “Бронзового киборга” и “Тело чёрной женщины”», исследует расовый подтекст, присутствующий в двух ключевых эпизодах «Торчвуда», где две чернокожих женщины воплощают концепт бронзового киборга. Элспет Кидд утверждает, что обе серии – «Киберженщина» и «Спящая» – являются теми случаями, когда в сериале отражается двусмысленность расовой идентичности, а чернокожие киборги/женщины-инопланетянки рассматриваются как особый вариант инаковости.
В предпоследней главе, «Разрешение не нужно: феминистская точка зрения на проникновение без разрешения», критически анализируется гибкий подход программы к сексуальности. Кэрри Данн рассматривает случаи, когда явно добровольные половые связи на самом деле оказываются не тем, что кажется поначалу, так как в этих случаях применяется манипулирование сознанием. Что необычно для телесериалов, это неприемлемое поведение характерно не только для «эпизодических» персонажей, но и для главных. Затем Данн продолжает исследование рассуждениями о проникновении без согласия в несексуальном контексте, включая использование «воскрешающей перчатки» и чтение мыслей. В главе приводятся отсылки к феминистским теориям об изнасилованиях и исследуется вопрос о том, почему проникновение без согласия может быть приемлемым для подавляющего большинства современных телезрителей, и какие проблемы это может вызывать.
Заключительная глава, «В открытом космосе: мужественность, сексуальность и героизм капитана Джека» Ли Баррона, исследует изображение сексуальности в сериале с особым акцентом на капитана Джека. Автор утверждает, что сериал сочетает в себе инопланетные угрозы (из «Доктора Кто») с дополнительным акцентом на сексуальности, бисексуальности и гомосексуальности. В эссе рассматривается то, как все эти аспекты работают вместе, а также критически обсуждается вопрос о том, как «Торчвуд» «вписывается» и в британские традиции научной фантастики, и в более ранние представления о гомосексуальности.
Третий и последний на данный момент сезон «Торчвуда» увенчался некоторыми из наиболее необычных и смелых событий в контексте популярного телевизионного сериала. Герой капитан Джек пожертвовал жизнью собственного внука, целенаправленно и сознательно, однако при этом лишился и любви своей дочери. Мир был спасён, но такой ценой, какая редко бывает оправдана в телевизионной драме. Будучи показанным в Великобритании во время завершающего этапа подготовки этой книги, этот сезон стал мрачным напоминанием о том, почему «Торчвуд» требует научного анализа. Это необычный сплав научно-фантастической драмы, «мыльной оперы», секса, насилия, отображения бисексуальности и гомосексуальности, готики и сверхъестественного, инаковости и героизма, дающий много «свежего» текста для изучения. Наслаждайтесь.

@темы: книги, перевод, сборники, Torchwood, Торчвуд, эссе, Andrew Ireland, Illuminating Torchwood, Освещая Торчвуд, Эндрю Айрленд

---

Dan Abnett - Border Princes / Дэн Абнетт - Принцы Пограничья

Название: Принцы Пограничья
Автор: Дэн Абнетт
Год издания: 2007
Переводчик:  Snake Gagarin (aka  Dr Owen Harper)
Перевод завершён.
Частей: 31 из 31

Конец света начался в октябре, в четверг вечером, сразу после восьми...
Амок сводит людей с ума, превращает их в зомби и провоцирует беспорядки на улицах. Одинокий гость уходит из кардиффского ресторана, его миссия - защитить Властелина - приводит его на потайную базу под водяной башней. Все мучаются от головной боли; что-то прячется в сарае Дэйви Моргана; а церковь Святой Марии Сионской, разрушенная в 1840 году, появляется снова - хотя этого не должно произойти до 2011 года. Похоже, что Торчвуд разоблачён. Чем это всё грозит романтическим отношениям, возникшим между самыми новыми сотрудниками Торчвуда?
У капитана Джека Харкнесса ещё больше поводов для беспокойства: сигнал тревоги, предупреждение, данное человечеству и хранившееся нетронутым в Торчвуде на протяжении 108 лет. Теперь оно мерцает. Что-то надвигается. Или что-то уже здесь.

Содержание:

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31

запись создана: 25.04.2013 в 13:43

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья, содержание

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 30

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава тридцать первая

Джек Харкнесс сидел за своим столом, вертя в пальцах чёрную плитку на стеклянной столешнице перед собой.
— У Лорда Пограничья когда-то здесь были друзья, — сказал Джек. — Друзья, которым он доверял. Он дал им возможность присматривать за своим сыном, дал им что-то, что могло бы предупредить их, если его сыну угрожала опасность.
Джек постучал по плитке. Она больше не светилась и не вспыхивала. Это был обычный чёрный квадратик.
— Что мы будем делать? — мягко спросила Гвен. Она вытерла нос смятой салфеткой.
— Делать?
— Как мы справимся с этим? — спросила она.
Джек пожал плечами.
— Как обычно. Возможно, со временем всё постепенно исчезнет. Всё ненастоящее, всё напускное.
— Вся ложь, — сказала Гвен.
— Думаю, всё это уйдёт, — сказал Джек. — Растает, и мы обо всём забудем.
— Сколько времени это займёт? — спросила Гвен. — День? Неделю? Год? Господи, Джек, сколько раз это случалось с нами раньше?
— Понятия не имею.
Она шмыгнула носом и сморгнула слёзы.
— Не знаю, что пугает меня больше – то, что это может занять год, или что, что мы можем полностью забыть о нём.
Джек не ответил. Он встал.
— Давай пойдём и поищем Тош и Оуэна. Нам надо какое-то время побыть вместе и просто поговорить.
— Хорошо, — сказала она. — Я сейчас приду. Сначала мне нужно позвонить Рису.
— Конечно. Я понимаю.
Он положил руку ей на плечо.
— Всё будет хорошо, Гвен. Поверь мне. Всё будет хорошо.
Она покачала головой.
— Нет, Джек. Это конец света, — сказала она.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 30

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава тридцатая

На улице темнело. С запада надвигался дождь. Набережную освещали огни баров и ресторанов.
Джек и Гвен бежали под дождём по деревянному настилу.
— Тош? — крикнул Джек.
— Я его потеряла… подожди…
— Тош!
— Хорошо! Я опять его вижу. Он запутывает следы. Сейчас он бежит в сторону «Гарри Рэмсдена» (1).
Гвен уже свернула в том направлении. Джек последовал за ней. Доски у них под ногами были влажными и скользкими.
Джеймс добрался до ремонтных доков; он бежал навстречу ветру и дождю. Небо напоминало чёрную скалу, надвигалась ночь.
Тени были здесь, шёпот дыма на причале, они окружали его.
— Джеймс! — крикнул Джек, подбегая к нему.
— Не прикасайтесь к нему! Не делайте ему больно! — завопила Гвен. Она видела серые тени довольно отчётливо.
Одна из них бросилась к Джеймсу.
— Ублюдки! Нет! — взвыла Гвен.
Джеймс видел, как тень надвигается.
Он неистово повернулся в её сторону. Послышался треск, и тень отлетела, упала и стала судорожно извиваться на причале, колотя по настилу шипастыми конечностями.
Мистер Дайн видел, как мистер Лоу упал. Он знал, что Первый Старейшина снова будет на ногах уже спустя мгновение. Мистер Лоу рассердится и будет стремиться исполнить свой долг без всяких колебаний. Его гордость была уязвлена. Он бы повёл себя безжалостно, возможно, даже попытался преподать Властелину урок, попытался бы заставить уважать себя.
Мистер Дайн не мог этого допустить. Он шагнул вперёд. Оболочка слетела с него, словно дым. Он подошёл к Властелину.
Джек и Гвен были в десяти ярдах от Джеймса, они бежали к нему.
Джеймс посмотрел на худощавого светловолосого мужчину в чёрном костюме, стоявшего перед ним под вечерним дождём. На лице мужчины промелькнула тень сочувствующей улыбки.
— Пора идти, — сказал он.
— Я живу здесь, — сказал Джеймс. — Этот тот мир, который я знаю. Пожалуйста.
— Пора уходить, — повторил мистер Дайн.
Он протянул руку. Всего лишь небольшой жест.
Послышался хруст кости, невыносимо резкий на ветру и дожде.
Джеймс скрючился и упал.
Гвен закричала. Джек прижал её к себе.
Она упала на колени, отчаянно всхлипывая.
Джек подошёл к мистеру Дайну. Посмотрел на скрюченное тело Джеймса. За спиной мистера Дайна возник мистер Лоу.
— Теперь вы его заберёте? — спросил Джек.
— Мы уже забрали его, — сказал мистер Дайн и бросил взгляд на тело. — Властелину это больше не нужно, — добавил он.
— Что я… — начал Джек, но, когда он поднял взгляд, мистер Дайн и мистер Лоу уже исчезли.
Джек опустился на колени и обнял тело Джеймса.
_________________
(1) - Ресторан, специализирующийся на рыбе с жареной картошкой и других подобных блюдах.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 29

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать девятая

— Этого вам достаточно? — спросил Джек.
Он и личность по имени мистер Дайн шли по Русалочьей набережной в сторону залива. Было уже поздно; темнело. Ветер пах дождём.
Джек указал на скамейку с видом на парапет и море.
Мистер Дайн кивнул, и они сели. Мистер Дайн периодически бросал взгляды на набережную. Тень мистера Лоу следовала за ними на некотором отдалении.
— Вашему приятелю это не нравится, да? — спросил Джек.
— Нет, — сказал мистер Дайн. — Мистера Лоу внедрили сюда совсем недавно. Он не понимает нюансов этого места и вашего общества.
— А вы понимаете?
— Не то чтобы очень хорошо, — признался мистер Дайн. — Но, думаю, лучше, чем мой коллега.
Джек кивнул. Они повернулись к морю.
— Откуда вы? — спросил мистер Дайн.
— Не отсюда, — ответил Джек.
— Я это понял.
— Вы?
— Я точно пришёл не издалека, капитан, — ответил мистер Дайн.
— Это всё из-за Разлома, да?
Мистер Дайн на мгновение задумался.
— Разлом? Так вы его называете?
Джек кивнул.
— Красиво. Это название лучше нашего.
— А вы как его называете?
— То слово, которое используем мы, можно буквально перевести как «Запинка» или «Ошибка». Обычно мы назваем его «Пограничьем».
— Ладно. Здесь долгое время пролегала граница.
— Столько времени, сколько мы помним. Задача Первого Старейшины – защищать её.
— Первого Старейшины?
— Это мы.
— Угу. Торчвуд тоже должен её защищать – с этой стороны.
— Я знаю. Именно поэтому Властелина внедрили к вам. Вы – самая интересная и интригующая вещь по эту сторону границы.
— Да, но что это означает – «внедрили»?
— Мы с вами общаемся. Иногда – агрессивно.
— Я в этом не сомневаюсь. Но не сегодня, детка. Я не в настроении.
Мистер Дайн поразмыслил над замечанием Джека и засмеялся.
— Это шутка о сексе. Она содержит преднамеренную двусмысленность, которая и делает её смешной.
— Эй, я здесь всю неделю, — сказал Джек. — Не забудьте о своей официантке.
Мистер Дайн нахмурился.
— Вы имеете в виду Шизней?
— Я не знаю, кто такая Шизней, — сказал Джек.
Мистер Дайн улыбнулся и покачал головой.
— В таком случае, вы меня потеряли. Вы упомянули культурную ссылку, которая лежит за пределами моего архива данных. Хотя я уверен, что это забавно.
— Не очень. Так расскажите мне о Джеймсе, — попросил Джек.

* * *

Гвен вошла в Хаб. Её лицо было бледно и ничего не выражало. Она довольно долго и много плакала.
— Где он? — спросила она. — Я хочу его увидеть.
— Просто подожди, — сказал Джек.
— Нет, Джек. Я, твою мать, не буду просто ждать. Я хочу его увидеть. Я должна.
За спиной Джека Тошико и Оуэн сидели на своих рабочих местах, глядя на Гвен. Они оба тоже выглядели потрясёнными.
— Гвен, — сказал Джек.
— Я забыла его, Джек, — тихо произнесла Гвен. — Я просто его забыла. Всё, что связано с ним и нами двоими, просто стёрлось из моей памяти и оставило там жуткий провал. Как будто его вообще никогда не было.
— Думаю, в этом весь смысл, — сказал Джек.
— Как я могла просто забыть его? — простонала Гвен.
— Насколько я понимаю, всё дело в определённом диапазоне. Эффект маскировки, способность вливаться в общество – всё это работает только на определённом расстоянии. Сто миль или около того. Сто миль от того места, где находится Джеймс. Ты вышла за рамки этого диапазона, Гвен.
— И он просто вылетел у меня из головы? Это безумие.
— Но ты ведь знаешь, что это правда, да? — спросил Джек.
Гвен кивнула.
— Я знаю, что, как только я забыла о нём, чары разрушились. Когда я вернулась, воспоминания, чувства, всё это тоже вернулось, но они изменились. Теперь я могла видеть их такими, какими они были на самом деле. Я поняла, что всё это было ложью. — Гвен в отчаянии взглянула на Джека. — Я не люблю ложь.
— Он не знал, что лжёт, если для тебя это что-нибудь значит, — сказал Джек.
— Кто он? — спросила Гвен.
Джек грустно улыбнулся.
— Это самое худшее, знаешь? Худшее во всём этом. Он Джеймс. Он – это Джеймс. Вот только никакого Джеймса Майера не существует.

* * *

Когда Джек и Гвен вошли в конференц-зал, Джеймс встал со стула и повернулся к ним лицом.
Он подался вперёд, чтобы обнять Гвен, но она резко отшатнулась.
— Гвен? — спросил Джеймс.
— Нам нужно поговорить, Джеймс, — сказал Джек. — Нам нужно о многом поговорить, и разговор предстоит нелёгкий. Но я хочу, чтобы ты услышал это от меня.
— Я не… я ничего не понимаю… — сказал Джеймс.
— Ничего, поймёшь. Ты ничего не понимаешь, потому что был ранен. Полагаю, лучше сказать – «повреждён». Та часть тебя, которая должна включаться в чрезвычайных ситуациях и рассказывать тебе тайны, которые тебе нужно знать – ну, она сломана.
Джеймс пристально смотрел на них. Встретившись с ним взглядом, Гвен сглотнула. Один его глаз был карим, второй – голубым.
— Ты так говоришь, как будто я – машина, — сказал Джеймс.
— В общем-то, так и есть. Вроде того, — ответил Джек.
— Нет, он не машина, — решительно возразила Гвен.
— Хорошо, он из плоти и крови. Здесь ты получил настоящее человеческое тело, Джеймс. Не имитацию. Под машиной я имел в виду то, что было сконструировано.
Джеймс покачал головой. Он в отчаянии смотрел на Гвен. Та не смела встретиться с ним взглядом.
— Давайте сядем, — предложил Джек.
Джеймс медленно опустился на стул. Джек и Гвен сели с противоположной стороны стола.
Джек откашлялся.
— Вот как я это понимаю. Мне это очень терпеливо объяснили, но я всё равно не очень хорошо понимаю суть. Итак…
Он посмотрел на Гвен, потом на Джеймса.
— Кардифф – не единственное место, пролегающее над Разломом. Есть и другие места, другие миры. У нас с ними общая граница. В одном из этих мест о Границе знали всегда. Местные жители воспринимали Границу как данность. Они считали своим долгом наблюдать за ней, поддерживать там порядок, патрулировать её и те явления и людей, которые пересекали её в обоих направлениях.
— Так же, как и Торчвуд, — сказал Джеймс.
— В намного бо́льших масштабах, — сказал Джек. — Самый главный парень у них – Принц Пограничья. Это его долг и его призвание, они живут долго и относятся к своему делу очень серьёзно. Обязанности передаются из поколения в поколение, от отца к сыну. Сыновья – и дочери, конечно, тоже – они в любом случае наследники, взрослея, они овладевают необходимыми навыками для того, чтобы взять дело на себя, когда придёт их очередь. Это обучение – долгий процесс. И в качестве одного из его этапов наследников время от времени посылают жить в другие места и погружаться в жизнь тех миров, с которыми у их мира есть общая граница.
— Как культурный обмен? — насмешливо хмыкнул Джеймс.
— Я не шучу, — сказал Джек. — Им даётся форма, идеально совпадающая с обликом местного населения, и способность – врожденная способность – вливаться в общество местных жителей. Пока они находятся за границей, они не знают, кто они такие. Полагаю, благодаря этому они не могут себя выдать. Они вспоминают, кто они на самом деле, только когда приходит время возвращаться домой.
Джеймс покачал головой.
— И ты действительно поверил в это, Джек? Я-то думал, ты скептик. Это просто нонсенс.
— Я не… — начала Гвен. — Я так не думаю. Меня тошнит при мысли об этом, но это правда.
Джеймс посмотрел на неё. У него был испуганный вид.
— Что ты говоришь? Джек, что ты мне рассказываешь? Ты считаешь, что это я? Ты хочешь сказать, что ты считаешь меня таким? Одним из этих существ? Брось!
— Ты настоящая личность, — ответил Джек. — Настоящий человек, до последнего атома. Совершенный во всех отношениях. Если бы ты таким не был, не было бы смысла развиваться.
— Нет, — пробормотал Джеймс.
— Но Джеймс Майер – всего лишь личность, созданная в качестве прикрытия.
— Заткнись! — сказал Джеймс.
— Настоящего Джеймса Майера не существует.
— Заткнись!
— Ты знаешь, как это тяжело для нас? — резко поинтересовался Джек. — Мы тебя знаем! Ты один из нас! Ты в самом центре всего, что делаем мы! Ты – наш лучший друг, которого на самом деле никогда не существовало, и нам будет очень больно тебя потерять!
Джеймс сглотнул.
— Потерять меня? Что ты имеешь в виду?
— Ты должен вернуться домой, Джеймс. Ты должен снова стать собой.
— Это всё просто-напросто враньё, — взорвался Джеймс. Он вскочил, отодвинув стул. — Вас одурачили!
— Да, одурачили, — сказал Джек. — Тебя тоже. Сядь.
Мгновение Джеймс смотрел на них испепеляющим взглядом, а затем медленно сел на место.
— Вот что они мне сказали. Ты больше не можешь оставаться здесь. Чары разрушились. Они отправили сюда парня вместе с тобой, в качестве сопровождающего, чтобы он за тобой присматривал. В конце концов, ты наследник престола. Работа твоего телохранителя – следить за твоей безопасностью и спасать тебя, если что-то пойдёт не так. Если бы тебя ранили или ты заболел, он бы забрал тебя домой.
— И тебя ранили, — сказала Гвен.
Джеймс уставился на них.
— Предполагается, что у тебя есть спящие протоколы, которые пробуждаются во Властелине – так они это называют – в случае травмы или повреждения. Эти протоколы помогают Властелину понять, кто он, чтобы он мог подготовиться к извлечению. Подготовка включает все разновидности психологических усовершенствований, бойцовских навыков и сверхспособностей.
Джеймс посмотрел на свои руки. Они дрожали.
— На этот раз всё пошло не так, — сказал Джек. — Протоколы не сработали как положено. Поэтому всё это и кажется тебе кучей дерьма.
— Ты не шутишь? — спросил Джеймс.
— Вот так всё обстоит на самом деле, — сказал Джек.
— И что? — поинтересовался Джеймс. — Я просто уйду? Или они заберут меня?
— Думаю, будет лучше, если ты уйдёшь сам, — сказал Джек. — Они не хотят причинять тебе боль.
— И ты им позволишь? — с горечью спросил Джеймс. — Я думал, мы друзья.
— Мы друзья, — подтвердил Джек. — Иногда друзья делают это друг для друга.
— Нет,— сказал Джеймс, качая головой.—Я не могу это принять.
— Я знаю, что это тяжело.
— Я не верю во всё это.
— Конечно. Так всё это и действует, но то, во что ты веришь, – неправда.
— Нет, правда, — настаивал Джеймс. — Это… мой мир. Вот что я знаю, и всё, чего я хочу…
— Мир не такой, каким нам кажется, — сказал Джек.
— Нет, — повторил Джеймс.
— Джеймс…
— Нет! — рявкнул он и снова вскочил. Гвен вздрогнула. Джек молча встал.
— Джеймс…
— Может быть, ты и можешь просто отослать меня, — сказал Джеймс. — Но я не обязан соглашаться. Даже если я, на хрен, единственный человек, который видит, что здесь на самом деле правда…
— Джеймс, пожалуйста, — сказала Гвен.
Джеймс пристально посмотрел на неё.
— Я обожаю тебя, Гвен. Мы собирались… Как ты можешь предать меня?
— Я не предаю тебя, — сказала она. В её глазах стояли слёзы. — Всё не так. Всё не так, как мы думали.
Джеймс моргнул своими разными глазами. Дверь конференц-зала закачалась.
— Чёрт! — закричал Джек. — Он бежит! Тош! Заблокируй все выходы!
Они выбежали из конференц-зала и помчались вниз по лестнице к рабочим местам. Тошико сидела за своим компьютером.
— Вы его видели? — заорал Джек.
— Нет! — заорал в ответ Оуэн.
— Мы опоздали! — заключила Тошико. — Он уже вырвался наружу. Он на набережной, я его вижу.
Джек направился к выходу, Гвен – вслед за ним.
— Постарайтесь его задержать, — крикнул Джек, обернувшись через плечо.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 28

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать восьмая

«Уэбли» Джека выстрелил; в узком переулке этот звук показался просто оглушительным.
Его окружали Тошико и Оуэн. Оба были вооружены и поворачивались то в одну сторону, то в другую, ища цель. Джек держал в руке чёрную плитку. На её поверхности плясали огоньки.
— Знаете, что это? Кто-нибудь? Кто-нибудь? — крикнул Джек.
Джеймс повалился на землю у их ног, тяжело дыша.
— Джек? — выдохнул он. — Джек? Они здесь, прямо у меня за спиной.
— Всё в порядке, — сказал ему Джек и поднял плитку выше.
— Ну же. Ты что, трус? Я всего лишь парень со старым пистолетом и парой друзей. Ты этого боишься? Не думаю. Я тебя видел. Я видел, как ты голыми руками завалил Серийного G. Ты настоящая убивающая машина. Не то что я, по сравнению с тобой я кисонька. Ты можешь меня одним пальцем пришибить. Так что хватит прятаться. Покажись.
— О, вот дерьмо, — выдохнул Оуэн.
Из тени переулка вышли дымчато-серые фигуры. Их было две. Они словно были здесь, но одновременно их и не было, они напоминали что-то, видимое боковым зрением. Серые шипы колебались, то появляясь, то исчезая.
— Хорошо, — сказала Тошико, сглотнув. — Их двое?
— Это не имеет значения, — тихо ответил Джек. — Чтобы убить нас, хватит и одного. Два, какая разница? Всё равно мы покойники.
— Как я люблю, когда ты такой весёлый, — сказала Тошико.
Джек помахал плиткой в воздухе.
— Вы заняты, — крикнул он серым теням. — Я понимаю. Вы заняты и стремитесь исполнить своё предназначение. Это прекрасно. Мы не будем стоять у вас на пути. Чёрт возьми, мы не смогли бы, если бы даже захотели. Просто скажите мне кое-что. Вы знаете, что это?
Да, Джек Харкнесс.
Джек вздрогнул. Слова прошли сквозь него, словно нож. Он выдавил улыбку.
— Прекрасно. Так вы собираетесь рассказать мне об этом?
Два серых существа повернулись к нему своими щетинистыми колючими спинами.
— У меня есть идея, — сказал Джек. — Смотрите мне в глаза. Смотрите мне в глаза, сукины дети.
Серые существа зарычали. Одно из них двинулось вперёд, шипастая серая оболочка стала сползать с него, словно грязный дым.
Когда она растаяла, существо изменило форму. Оно стало худым светловолосым мужчиной в чёрном костюме. Мужчина шагнул к Джеку.
— У тебя есть имя? — спросил Джек.
— Да, — ответил мистер Дайн.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 27

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать седьмая

Он выбежал из продуктового отдела и помчался по верхнему этажу торгового центра. Там было полно народу. Яркий дневной свет падал сквозь стеклянную крышу на сотни толкающихся людей.
В голове роились разные мысли. Сердце колотилось как безумное. Он…
Он замедлил бег. Он вёл себя глупо.
Джеймс остановился и медленно повернулся, разглядывая толпу. Никто не задерживал на нём взгляд. Все были сосредоточены на своих субботних покупках и на разговорах со своими партнёрами, друзьями или ноющими детьми.
Звуки, слишком много звуков, все гулкие и приглушённые. Это было всё равно что находиться под водой в общественном бассейне, где полно народу, и слышать отзвуки чужих голосов.
Ладони были влажными от пота. Джеймс посмотрел на свои руки, подняв их перед собой. На одно короткое мгновение ему показалось, что это вообще не его руки, и от этого у него неприятно засосало в животе. Это были чьи-то чужие руки.
Вдох, выдох. Глубокий, глубокий вздох. Испугавшись собственных частей тела, казавшихся ему совсем чужими, Джеймс отшатнулся. Оуэн ошибался. С ним происходило какое-то чудовищное превращение, прямо здесь, средь бела дня, на глазах у сотен людей. Или Оуэн был прав, а Джеймс просто сходил с ума.
Кто-то смотрел на него. Джеймс ощущал это, каким-то шестым чувством, это было как покалывание горячих иголочек. Он поднял взгляд, изучая огибавшую его толпу.
Он увидел мужчину, худощавого блондина в чёрном костюме. Мужчина стоял в двадцати футах от Джеймса, толпа огибала и его тоже. Этот человек смотрел прямо на Джеймса.
Джеймс знал, что где-то уже встречался с ним. Где, где, где?
Почему он смотрит на меня?
Джеймс очень медленно повернул голову вправо – буквально на несколько градусов. В десяти ярдах слева от блондина безмолвным и неподвижным островом в толпе стояла другая фигура. Темноволосый мужчина в чёрных джинсах.
Он тоже смотрел на Джеймса.
Джеймс замер. Ему хотелось побежать, но его ноги не двигались, а тело отказывалось поворачиваться. Как будто эти люди имели над ним какую-то власть, гипнотизировали его так, как это не удалось тому оконному мошеннику. Должно быть, так чувствовали себя Джек, Гвен и остальные бедолаги, к которым тот прикасался: очарованными и неподвижными.
Как мелкий зверёк перед хищником.
Блондин повернул голову и посмотрел сквозь толпу на темноволосого мужину. Темноволосый мужчина повернулся и бросил на него ответный взгляд. И они одновременно целенаправленно направились в сторону Джеймса ровным, размеренным шагом.
Они всё приближались и приближались, идя бок о бок, в ногу.
Две фигуры. Бок о бок.
Две тени у телефонной будки посреди ночи.
Джеймс вспомнил. Память вернулась внезапно – Джеймс почувствовал себя так, словно его ударили деревянным молотком по лбу; стало жарко, закружилась голова. Он бросился бежать.
О, теперь люди его замечали. Они кричали и громко жаловались, когда он проталкивался мимо них. Кем он себя возомнил? Куда это он прётся? Не мог бы он вести себя поприличнее, чёрт возьми?
Пока он бежал, мозг подкидывал ему ответы. Что сказать на первые два вопроса, он не знал. Что касалось третьего вопроса – нет, не мог бы.
Он оглянулся. Мужчины гнались за ним. Джеймс растолкал толпу, взбежал на спускающийся эскалатор и побежал вниз. Какая-то женщина возмущённо закричала на него, когда он повалил пакеты с покупками, которые она поставила на ступеньку рядом с собой. Мужчина выругался, когда Джеймс толкнул его локтем. Молодой парень, ехавший вместе со своей девушкой, слетел на две ступеньки вниз и уцепился за поручень, когда Джеймс оттолкнул его.
Джеймс спрыгнул с эскалатора на средний этаж атриума. Наверху двое мужчин бежали за ним, лавируя между людьми. Им пришлось подождать, пока женщина собирала свои рассыпавшиеся покупки, а другие покупатели ей помогали. Мужчины не отводили глаз от Джеймса.
Джеймс побежал сразу же, как только сошёл с эскалатора. Он врезался в какого-то старика и сбил его с ног. Когда старик упал, Джеймс споткнулся, но не остановился. Ещё больше людей стали на него кричать. Он продолжал бежать.
Двое мужчин добрались до конца эскалатора и помчались за ним.
Джеймс пересёк весь этаж и посмотрел сначала влево, потом вправо. Ему нужно было ещё раз спуститься по эскалатору, чтобы добраться до первого этажа. Он повернулся и столкнулся с молодыми мужем и женой. С ними было двое детей. Младший из них упал, споткнувшись о ноги Джеймса, и тут же расплакался.
— Тупой ублюдок! — закричала жена.
— Смотри, куда идёшь, болван, — взревел муж. Он был крупным и коренастым – из тех, кто умеет работать кулаками. Он замахнулся на Джеймса.
Джеймс инстинктивно поднял руку – просто защищаясь.
Муж-бугай хрюкнул и отлетел назад. Он действительно взлетел, его ноги оторвались от земли. Он пролетел метров десять и врезался в стоявший посередине этажа лоток, где продавались матрёшки и фотографии с автографами футболистов. Лоток с грохотом рухнул под его весом. Толпа зашумела.
Джеймс побежал к эскалатору. Люди расступались перед ним.
Нижний эскалатор был длинным. Взойдя на него, Джеймс обнаружил, что путь вниз перекрыт другими покупателями. Кое-кто из них попытался отодвинуться подальше от него. Кто-то испуганно закричал.
Джеймс оглянулся. Двое мужчин показались на вершине движущейся лестницы и помчались в его сторону, маневрируя между одинокими покупателями, которые отшатывались от них. Преследователи нагоняли его.
Джеймс схватился за поручень. Он глянул вниз, где люди поднимали головы, чтобы посмотреть, из-за чего суета наверху. Темноволосому мужчине до Джеймса оставалось всего четыре ступеньки, и он уже протянул руку.
Джеймс перепрыгнул через поручень и упал.
Десятки людей закричали.

* * *

Джек медленно положил трубку беспроводного телефона. Мгновение он молчал.
— Джек? — окликнула его Тошико, вставая. — Джек, в чём дело?
— Это была Гвен? — спросил Оуэн.
— Джек?
Джек повернулся к ним лицом.
— Вы знаете, — тихо начал он, — вы знаете, каким ужасным всё это казалось, знаете, нездоровым?
Оуэн кивнул. Тошико просто молча смотрела на Джека.
— Вы не поверите, что только что сказала мне Гвен, — сказал Джек.

* * *

Он летел, раскинув руки, падал. Кто-то кричал, в самом деле оглушительно.
Он приземлился – на ноги, слегка согнутые в коленях, чтобы смягчить удар. Он даже не упал и не споткнулся. Очутившись на земле, он снова побежал.
Толпа перед ним расступилась; люди отскакивали в сторону, их лица были искажены от ужаса.
В спину ему раздавались крики. Ему не нужно было оглядываться, чтобы понять, что блондин и темноволосый мужчина последовали его примеру и спрыгнули с эскалатора.
Должно быть, они уже нагоняли его. Они двигались очень быстро – и очень тихо.
Впереди уже виднелся выход из торгового центра. Ни о чём не подозревающие люди входили внутрь и выходили; они только теперь начали замечать, что в здании что-то происходит. Сам выход представлял собой две пары автоматических стеклянных дверей в стеклянной же раме.
Здесь было слишком много людей, слишком много людей на его пути. Некоторые шли очень медленно; другие были слишком испуганы или растеряны. Один молодой парень просто пригнулся, и Джеймс перепрыгнул через него.
У него не было времени, чтобы остановиться, да и чтобы просто замедлить шаг. В дверях было слишком много людей.
Джеймс поднял руки перед собой, чтобы защитить лицо, и побежал быстрее. Он врезался в одну из боковых панелей, расположенных у дверей, подняв фонтан осколков. Он пробил насквозь лист крепкого стекла. Осколки разлетелись в разные стороны, а сама стеклянная панель рухнула, как лист тонкого льда, и мелкие кусочки стекла сверкающим потоком посыпались на тротуар.
Истерических воплей стало ещё больше. Покупатели впали в панику. Джеймс не останавливался. Дорога с оживлённым движением находилась всего в двух шагах от него.
Не замедляя шага, Джеймс прыгнул. Бум! – на крышу такси-малолитражки. Бум! – на капот «Мини». Три мощных прыжка – и он уже на противоположной стороне улицы.

* * *

Мистер Дайн выскочил на улицу сквозь дыру в стекле, которую проделал Джеймс.
Мистер Лоу выбежал секунду спустя, через главный вход, расталкивая пешеходов, как разъярённый бык. Люди падали, некоторые ударялись так сильно, что им могла потребоваться медицинская помощь. Одна девушка буквально врезалась в тяжёлый мусорный бак.
Хотя мистер Дайн покинул торговый центр раньше, мистер Лоу разогнался сильнее и потому оказался впереди. Он вылетел на дорогу, вскочив сначала на крышу «Ауди», а затем перепрыгнув через высокую крышу микроавтобуса. Благодаря своей ловкости и безупречной грациозности он мог бы получить высший балл на любой Олимпиаде. При этом никто его не видел, потому что к этому моменту он двигался слишком быстро.
Он приземлился на тротуар на противоположной стороне улицы; от удара дорогая тротуарная плитка в форме зигзага треснула.
Мистер Дайн приземлился рядом с ним. Вокруг раздавалась отвратительная мешанина голосов, криков и автомобильных сигналов. Оба мужчины тщательно осмотрели толпу и переглянулись.
Нигде не было видно ни следа Джеймса.
Мистер Дайн посмотрел скопление раненых у входа в торговый центр.
— Это было необязательно, — сказал он.
— Это было допустимо. Только Властелин имеет значение, — ответил мистер Лоу.
В тридцати ярдах к востоку от них пассажиры автобуса тревожно вскрикнули. На движущийся автобус снаружи карабкался мужчина, глядя на них через окно. Водитель начал снижать скорость, услышав доносящиеся сзади крики.
Джеймс смотрел на испуганных пассажиров. Такое потрясение, такой страх. Когда автобус замедлился, Джеймс отпустил одну руку и спрыгнул.
Он приземлился на ноги и оттолкнулся от автобуса.
Они по-прежнему следили за ним, оба. Он чувствовал это. Джеймс снова перешёл через дорогу, лавируя между машинами, и спустился в подземный переход. Замедлил шаг. Он едва дышал.
Он вытащил мобильный телефон.

* * *

— Как она может не знать? — спросил Оуэн.
Джек пожал плечами.
— Как такое может быть? Как?
— Просто не бери в голову, — предложил Джек.
— Не могу. Я, чёрт побери, не могу просто так забить на это!
— Тогда иди и сядь где-нибудь, откуда я не буду тебя слышать, — сказал Джек.
— Мне тоже это не совсем понятно, — заявила Тошико.
— Добро пожаловать в клуб, — резко ответил Джек.
— Здесь кое-что происходит, — крикнул Йанто. Остальные подошли к компьютеру, за которым тот сидел.
— Покажи, — сказал Джек.
— Какое-то происшествие в торговом центре «Капитолий», — сказал Йанто. — Сообщают о нанесении ущерба имуществу торгового центра и о травмах. Какая-то погоня. Какие-то парни спрыгнули с движущегося эскалатора.
Джек изучил изображение на экране.
— Это не очень похоже на наше дело. Может быть, это просто…
Его телефон зазвонил.
— Это Джек.
— Джек, это Джеймс.
Джек немного поколебался, прежде чем ответить. Он указал на Йанто, затем на свой телефон. Йанто кивнул и начал набирать что-то на клавиатуре.
— Джек, ты здесь?
— Да, Джеймс. Мы беспокоились из-за тебя. Где…
— Джек, послушай меня. Что-то происходит. Что-то не то.
— Джеймс, что ты…
— Просто слушай. У меня мало времени. За мной гонятся.
— Кто за тобой гонится, Джеймс?
— Мужчины. Ради Бога, Джек, помоги мне. Я схожу с ума. Поговори с Оуэном. Оуэн расскажет тебе об этом. Скажи ему, что я согласен, чтобы он рассказал обо всём тебе.
— Джеймс, — осторожно произнёс Джек. — Думаю, я уже знаю. Оуэну не пришлось мне рассказывать.
Повисла тишина.
— О, — сказал Джеймс. — Ладно. Хорошо. Я тебе доверяю, Джек. Я тебе доверяю.
— Рад слышать об этом. Какие у тебя неприятности? По шкале от одного до десяти?
— Двадцать семь, идиот! Пожалуйста!
На мгновение на линии появились какие-то помехи. Послышались какие-то непонятные звуки.
— Джеймс? Джеймс, ты здесь?
— Джек, они приближаются! Они…
На экране телефона Джека появилась надпись: «ВЫЗОВ ЗАВЕРШЁН».
— Ты нашёл его? — спросил Джек. — Пожалуйста, скажи мне, что нашёл.
Йанто кивнул.
— Удалось определить GPS-координаты. Местонахождение телефона… — Он посмотрел на Джека. — Местонахождение телефона – в двухстах тридцати трёх ярдах к югу от торгового центра.
— Я возьму машину, — сказал Оуэн.

* * *

Самый центр Кардиффа: сверкающие магазины и торговые пассажи, смелые новые здания в обрамлении последних остатков бедного старого города. Субботний день, солнце светит слабо, и город кишит людьми, готовыми к покупкам и тратам.
Чёрный внедорожник продирался сквозь городские пробки, словно грозовая туча.
Машина остановилась у двойной жёлтой линии, и пассажиры вышли наружу. Джек, Тошико и Оуэн.
— Йанто? — позвал Джек через беспроводную гарнитуру.
— Слышу тебя.
— Местоположение?
— Вы на месте.
Джек оглянулся на остальных двоих.
— Варёное яйцо, — сказал он.
Они побежали.

* * *

Джеймс поднял голову и посмотрел на вымощенный плиткой потолок подземного перехода. Сунул телефон обратно в карман. Нет сигнала.
Сверху доносился шум автомобилей. Джеймс сделал шаг в сторону восточного выхода из перехода.
Появился мужчина в чёрных джинсах; он медленно шёл по переходу в его сторону. Джеймс повернулся в другую сторону. С западной стороны по ступенькам спускался блондин в костюме.
Джеймс попытался попятиться сразу от обеих приближающихся фигур, но быстро понял, что это было физически невозможно.
Он раскинул руки в стороны, выставив ладони в обоих направлениях.
— Хватит! — рявкнул он. Его голос эхом разнёсся по тоннелю.
Мужчины замедлили шаг, но продолжили идти.
— Я серьёзно! — крикнул Джеймс.
Преследователи остановились.
— Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Оставьте меня в покое!
Это совершенно невозможно.
— Что?
Безопасность Властелина – наша первоочередная задача.
— Кто из вас это сказал? Кто?
Темноволосый мужчина шагнул вперёд.
— Эй! Нет! — воскликнул Джеймс.
Темноволосый мужчина остановился.
Мы здесь лишь для того, чтобы защитить Властелина.
— Да, это вы так говорите.
Ваши действия и поведение противоречат интересам Властелина.
— Прекрасно. Может быть, я могу чем-то помочь.
Блондин улыбнулся.
— Это вряд ли. Вы подверглись риску.
— Что я?
— Вы подверглись риску, — сказал темноволосый мужчина. — Ваша оболочка была повреждена и, как следствие, ваши протоколы самозащиты подверглись опасности.
— Я и в самом деле ничего не понимаю, — сказал Джеймс, по-прежнему стоя, подняв руки.
— В этом всё и дело, — сказал блондин. — Вы не понимаете. К этому моменту уже должны были понять, но не понимаете. Мы это видим. Это подтверждает то, что ваша оболочка подвергает вас опасности.
— Опустите руки, — сказал темноволосый мужчина.
— Просто объясните… пожалуйста. Объясните, что имеете в виду, — попросил Джеймс, не опуская рук.
Блондин вздохнул.
— Объяснение не должно быть необходимым. К этому моменту ваше базовое сознание уже должно было быть переустановлено. Это также подтверждает, что ваши протоколы самозащиты подвержены риску. Вы должны знать себя и понимать ситуацию. Вы не должны сопротивляться. Вы должны быть готовы к извлечению, как физически, так и морально.
— А я не готов, — сказал Джеймс. — Что бы это ни значило.
— Вы… — начал темноволосый.
— Заткнись, ты, — предостерёг Джеймс. — Я слушаю вас обоих. Я хочу понять, но пока вы несёте какую-то пургу. Говорите проще. Объясните всё такими словами, которые я смогу понять.
— Проще? — спросил темноволосый мужчина.
— Информация должна предоставляться в таких терминах, которые могут быть понятны обитателю данной среды, — сказал блондин. — Например, как то, что шоколадное мороженое… это животные жиры и ароматизаторы.
Темноволосый мужчина, судя по всему, сомневался.
— Ничто из этого не имеет значения. Важен только долг. Властелин должен быть защищён и возрождён.
Он двинулся вперёд.
— Отойди! — закричал Джеймс.
Темноволосый мужчина именно так и поступил. Он со свистом отлетел назад и упал, покатившись по полу.
Блондин бросился на Джеймса. Джеймс попытался увернуться, но мужчина крепко вцепился в него.
Джеймс повернулся и впечатал блондина в стену. Плитка разбилась и откололась от стены.
Блондин сжал пальцы крепче, и Джеймс повернулся в другую сторону. Другая стена, ещё один удар. Ещё больше разбитых плиток.
Не делай этого. Не делай этого. Это ошибка. Ты поймёшь это. Это отвратительно, это пятнает мою честь и мой долг и…
— Заткнись! — закричал Джеймс. Он снова развернулся и подбросил блондина к потолку. Тот ударился об одну из утопленных в потолок ламп и разбил её.
Он упал на пол, приземлившись на руки и колени под дождём из осколков пластмассы.
Темноволосый мужчина бежал к Джеймсу. Джеймс бросился вперёд и ударил его кулаком. Темноволосый мужчина снова отлетел, несколько раз кувыркнувшись в воздухе.
Джеймс повернулся и помчался к выходу. Он перепрыгивал через три ступеньки за раз. Он слышал доносившиеся откуда-то сзади звуки.
Он выбежал на улицу и свернул налево, в тихий жилой переулок.
Оглянулся.
Они нагоняли его. Они изменились. Приняли свою истинную форму.
Они оказались серыми тенями, шипастыми тенями с высоких стен из его сна, прыгающими и бегающими, словно шёпот, словно ду́хи. Они были колючи, вооружены и готовы убивать.
Они бежали быстрее, чем мог бежать он. Они были созданы для этого. Они бежали быстрее, прыгали, сокращали дистанцию. Они не издавали ни звука. Даже их шаги были бесшумны.
Не прекращая бежать, он оглянулся через плечо. Тени были здесь.
Одна прыгнула…

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 26

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать шестая

Её поезд отправлялся в восемь пятьдесят с первой платформы Центрального вокзала Кардиффа.
Стояло пасмурное утро, небо было затянуто облаками, хотя оно и заманчиво обещало проясниться. Гвен чувствовала себя немного уставшей, но она целеустремлённо шла вперёд, исполненная решимости.
Она заняла сиденье у окна и устроилась поудобнее. До вокзала Пикадилли в Манчестере было почти три с половиной часа езды. Гвен купила на вокзале кофе и булочку, а также газету и несколько журналов, и теперь откинулась на спинку сиденья и стала читать заголовки. На улице кто-то что-то кричал, хлопали двери вагона.
Спустя несколько минут поезд тронулся – тихо и плавно. Лёгкая тряска заставила Гвен покрепче схватить свой стаканчик с кофе.
Из динамиков послышалось какое-то хриплое приветствие а-ля «добро пожаловать, у нас есть буфет», но Гвен не стала прислушиваться. Вагон был заполнен лишь наполовину, и никто, похоже, не собирался к ней приставать.
Поезд набирал скорость. Восточные пригороды Кардиффа проплывали мимо, как сменяющие друг друга декорации на театральной сцене. Спустя примерно десять минут взошло солнце. Гвен взялась разгадывать кроссворд.
Когда кроссворд ей наскучил, она откинулась на спинку сиденья и вытащила MP3-плеер. Случайное воспроизведение. Она окинула взглядом вагон, развлекая себя рассматриванием других пассажиров: мужчина средних лет в костюме, читающий листовку; двое молодых студентов-путешественников в ярких непромокаемых куртках и с огромными рюкзаками, которые загораживали проход другим людям; молодая мать с маленьким мальчиком, игравшим с игрушками, пока она кормила его виноградом из пластикового контейнера; симпатичный молодой парень, которому, похоже, хотелось спать; щеголеватый тип в модных очках, работающий за ноутбуком; невзрачный молодой человек, читающий книгу. Молодая женщина, явно очень любящая себя, пишущая смс-ки на своём красивом телефоне; ещё один мужчина средних лет, похожий на учителя или академика, внимательно читающий какие-то бумаги с ручкой в руках; две полные женщины в дорогих костюмах, путешествующие вместе и ведущие оживлённую беседу.
Её плеер на случайном воспроизведении выдал ей «Coming Up For Air». Гвен смотрела в окно на мелькающие деревья и думала о том, что сказать Рису.
Когда ей это надоело, она взяла один из купленных журналов.

* * *

Джеймс не был уверен, что имела в виду Гвен, когда говорила «увидимся позже», и решил, что это случится вечером. У него созрел план встретить её самостоятельно приготовленным ужином. Он любил готовить и посчитал, что таким жестом заработает много очков в глазах Гвен.
Он вышел из квартиры и пешком отправился в дорогой продуктовый магазин и бакалейную лавку, где обычно закупался. Это была хорошая прогулка – обычно он ездил на машине – но светило солнце, он никуда не торопился, и ему подумалось, что физическая активность и свежий воздух ему не повредят.
У него немного болела голова. Он слишком долго провалялся в постели, и выпитая ночью бутылка вина была ошибкой, но в этом не было ничего, от чего не мог бы помочь парацетамол.

* * *

Когда Тошико пришла в Хаб, она обнаружила, что Джек, Йанто и Оуэн тесно сгрудились у рабочих столов. Коллеги посмотрели на неё и кивнули в знак приветствия. У Оуэна был особенно кислый вид. Он зевнул.
— Что происходит? — спросила Тошико, снимая плащ.
— Прости, что выдернул тебя, Тош, — сказал Джек, в чьём голосе, впрочем, не чувствовалось никакого сожаления. — Тут образовалась кое-какая ситуация.
— Ситуация? — спросила она.
— Несколько событий, — сказал Джек. — Возьми стул. Я уже обсудил всё это с Оуэном и Йанто.
— А где Гвен и Джеймс? — поинтересовалась Тошико, садясь.
— Я их не звал, — сказал Джек. — Пока нет. Сейчас узнаешь, почему.
Тошико бросила взгляд на Оуэна.
— Что происходит? — спросила она.
— Просто слушай Джека, — мрачно ответил Оуэн.
— Ладно, — сказал Джек. Он поднял чёрную плитку. — Эта штука всю ночь творила странные вещи. Схема несколько раз менялась. Похоже, теперь это какой-то обратный отсчёт.
— Но наши системы по-прежнему ничего не улавливают? — уточнила Тошико.
— Вообще ничего.
— Ничего из того, что мы можем увидеть, — подчеркнул Оуэн. Тошико не совсем поняла, что он имел в виду.
Джек положил плитку на стол.
— Я долго ждал, пытаясь что-нибудь придумать, но у меня ничего не получалось. Я уцепился за идею о том, что подсказка может быть в каком-нибудь из событий, которые произошли недавно – за последнюю неделю или две. В конце концов, здесь творилось много странных вещей. Я тщательно обдумал всё, что пришло мне в голову, со всех сторон.
— И? — спросила Тошико.
— Я обнаружил это, — сказал Джек.
— Мы не знаем, связано ли это с твоей штучкой, — заметил Оуэн.
— Это правда, не знаем, — ответил Джек, нажав несколько клавиш на клавиатуре ближайшего к нему компьютера и развернув монитор так, чтобы Тошико видела изображение на экране. — Но даже если и не связано, это кое-что очень необычное. У вас волосы дыбом встанут. — Он посмотрел на Тошико. — В фигуральном смысле.
На экране появилась зернистая чёрно-белая видеозапись с прыгающими кадрами. Джек промотал немного вперёд.
— Что я вижу?
— Кое-какие данные, которые я получил прошлой ночью. Это мини-маркет в Понтканне в четверг. Запись с камеры видеонаблюдения, сделанная в тот момент, когда мы с Джеймсом загнали в угол твоего мошенника.
Тошико наклонилась к монитору.
— Куда именно мне смотреть?
— На кассы в передней части магазина, — сказал Джек, остановив запись и показывая пальцем. — Вверху справа. Ладно, там всего лишь покупатели. Кассирша, кассирша, кассирша… ладно. Давайте смотреть дальше.
Запись начала проигрываться в режиме реального времени. Звука не было.
— Вот наш парень. Он пытается сбежать. Вон тот пузатый мужик с тележкой заблокировал проход. А вот Джеймс. Он бежит, он заметил парня. Парень видит его. Решает использовать тележку пузатого мужика в качестве оружия и… бинго.
— Стоп! — сказала Тошико. — Отмотай назад. Я правильно разглядела?
Джек перемотал запись назад и снова включил воспроизведение.
— Наш парень врезается в тележку и… бух!
— Это невозможно, — сказала Тошико.
— И тем не менее, — возразил Джек.
— Как? — спросила она, переводя взгляд с экрана на Джека.
— Я всегда завидовал силе капитана Аналогии, — заявил Джек.
— Хватит прикалываться, — сказала Тошико.
— Может быть, тележка не была так сильно нагружена, как кажется, когда смотришь запись, — предположил Оуэн. — Может, там просто пустые коробки.
Джек покачал головой.
— Никто, и я действительно хочу сказать никто, не может толкнуть магазинную тележку на всю длину магазина, даже пустую тележку, и особенно – если схватить её сверху. Конечно, можно было бы подлезть под неё, приподнять и толкнуть на несколько ярдов, но не так, как мы только что видели.
— Фенилциклидин (1) или что-нибудь вроде этого, — сказала Тошико.
Оуэн покачал головой.
— Я брал у него анализы, и он был абсолютно чист. И вообще, ты считаешь, что мы бы не заметили, если бы наш приятель употреблял тяжёлые наркотики?
— Не знаю, что и сказать, — пожала плечами Тошико.
— Ничего не говори, — сказал Джек. — Я хочу показать тебе кое-что ещё.

* * *

По проходу повезли тележку с едой.
Гвен выпрямилась и стала искать мелочь. Покачивание поезда усыпляло её, а ведь предстояло проехать ещё полпути. Когда Гвен поменяла позу, один из журналов соскользнул с её коленей.
Она наклонилась, чтобы поднять его. Ей хотелось забрать его с собой. Там была большая статья о Гленн Роббинс и её карьере после «Истоков вечности», с которой Джеймс захотел бы ознакомиться. Она загнула нужную страницу журнала, чтобы не забыть об этом.
Тележка ехала очень медленно. Продавцу нелегко было протиснуться с ней мимо студенческих рюкзаков. Студенты встали и, извинившись, убрали свои вещи из прохода.
Ну же, мне нужен невкусный кофе из поезда, подумала Гвен.
Она снова заметила маленького мальчика с мамой и улыбнулась. Мальчик играл с яркой пластмассовой игрушкой в виде Энди Пинкуса.
Гвен подумала о Джеймсе, и её улыбка стала ещё шире. Это было приятно. Она уехала всего несколько часов назад, но уже скучала по нему. Действительно скучала.
Словно по заказу, MP3-плеер выдал ей очередную песню «Torn Curtain».
— Кофе, чай, мадам? — спросила девушка, продававшая еду.

* * *

— Сэр?
Джеймс понял, что к нему обращаются. Он нахмурился. Стоя по другую сторону прилавка-морозильника с морепродуктами, продавец протягивал ему завязанный пластиковый пакет.
— Ваша рыба, сэр.
— Что?
— Простите, вы хотите это купить, сэр?
— Да, спасибо. — Он взял маленький тяжёлый свёрток и положил его в свою корзинку. Где витали его мысли? О чём он думал? Он буквально выпал из реальности прямо посреди магазина.
Он подумал, что прогулка поможет ему отвлечься, но стало лишь хуже. У него болела голова, и уши казались заложенными. Все доносившиеся до него звуки были какими-то глухими.
Он начал бродить по магазину, не обращая внимание на дорогие готовые ужины с соблазнительными фотографиями на упаковках. Овощи, вот что ему нужно.
Почему этот человек на него смотрит?
О, нет, не смотрит.
Хотя он казался Джеймсу знакомым. Где он видел его раньше?
Джеймс направился в отдел с фруктами и овощами. Что ему нужно? Он не помнил, что собирался приготовить. Ему пришлось перевернуть свёрток, лежавший в его корзинке, чтобы прочитать надпись на этикетке.
Морской окунь. Хорошо, морской окунь. Ему нужен был эстрагон, лук-шалот, чеснок, немного свежего картофеля и немного зелёного горошка.
Он оторвал от рулона пластиковый пакет и подошёл к лоткам с чесноком, чтобы выбрать пару головок. Чеснок был красивым, со шкуркой цвета пергамента. Судя по этикетке, это был какой-то особенно качественный сорт.
Кто-то потянулся мимо него к лотку, чтобы взять чеснока. Джеймс посмотрел на появившуюся в поле его зрения руку. Это было просто грубо. Разве нельзя было подождать минутку?
У него за спиной никого не оказалось. Рука оказалась его собственной. Он уставился на неё. Она выглядела странно. Он не узнавал её.
Джеймс вздрогнул. Он закрыл глаза и снова открыл. Рука по-прежнему была здесь. Она ничуть не напоминала его руку, но это была его рука. Пальцы шевелились. Они сжались в кулак. Джеймс чувствовал, как этот кулак крепится к нему.
— Это глупо, — громко произнёс он.
Это было глупо. Хорошо, это была его рука. Точно. И в этом не было ничего смешного. Она выглядела абсолютно нормальной.
Джеймс понял, что дышит довольно часто. Головная боль стала немного сильнее. Он схватил две головки чеснока, быстро сунул их в пакет и бросил в корзину. Что ещё ему нужно? Яблоки. Яблоки? Яблоки. Он схватил пакет груш «Конференция» и положил его в корзину вместе с чесноком и рыбой.
Почему этот человек смотрит на него?
Где он видел этого человека раньше?

* * *

Йанто открыл ящик.
— Что это? — спросила Тошико.
Йанто вытащил из ящика предмет, который лежал внутри.
— Это пистолет, который был у Оуэна неделю назад, в четверг, — сказал Джек. — В тот вечер, когда мы охотились за Амоком.
— Похоже, он сломан, — сказала Тошико. Пистолет был согнут, словно его зажимали в тиски и крутили.
— Может быть, ты помнишь, — сказал Джек. — Среди всего этого тарарама Оуэн в конце концов направил его на Джеймса.
— Говоря по справедливости, я тогда не был собой, — сказал Оуэн.
— Никто не видел, что произошло после этого, но Джеймсу удалось обезоружить Оуэна, схватить Амок и спрятать его в контейнер.
— Хорошо, — сказала Тошико. Это соответствовало её воспоминаниям о том вечере.
— В пылу борьбы пистолет оказался повреждён, — продолжал Джек.
— И он не подлежит ремонту, — сказал Йанто. — Я поместил его на оружейный склад и собирался разобрать и утилизировать его.
— Когда я показал Йанто запись с камер наблюдения из мини-супермаркета, когда Джеймс поставил мировой рекорд по толканию тележек, Йанто принёс пистолет. Он не давал ему покоя. Взгляни на него поближе, Тош. Действительно близко.
Она взяла у Йанто сломанный пистолет и повертела в руках, разглядывая.
— Он был поломан, скручен. Кто мог сделать такое?
— Как ты думаешь, что это за канавки? — спросил Джек. — На что, по-твоему, они похожи?
— Ну, на отпечатки пальцев, — сказала Тошико. — Но это всего лишь...
Джек взял у неё пистолет и вывел ещё что-то на экран компьютера.
— Верно, это отпечатки пальцев. Пальцы так сильно прижались к металлу, что оставили прямо в нём свои отпечатки. И у нас есть совпадение. Угадай, чьи они?
— О Господи, только не говори, что Джеймса, — ответила Тошико.

* * *

Несмотря на выпитый кофе, Гвен начала клевать носом. Когда она проснулась, ей пришлось напомнить себе, почему она едет в поезде. Она ехала в Манчестер повидаться с каким-то парнем. Вот и всё.
Она чувствовала себя дерьмово.
После дремоты у неё не начала болеть голова, но она определённо чувствовала себя странно. Внутри что-то ныло, было ощущение пустоты, как будто она что-то потеряла.
Она огляделась по сторонам. Она что-нибудь потеряла? Положила не туда, куда надо, прежде чем заснуть? Ручку, MP3-плеер, журналы, кошелёк, может быть, что-нибудь из этого?
Нет. Ничего.
Тогда почему она ощущала такую пустоту? Как будто весь окружающий мир рухнул. Она чувствовала своеобразную жажду, тоску по чему-то неизвестному. Отсутствие этого неизвестного заставляло её страдать.
До вокзала Пикадилли в Манчестере оставалось сорок пять минут езды. Гвен решила купить в буфете печенье или шоколадку, и ещё, может быть, стакан чая.
Она встала, ощущая головокружение и тошноту. В поезде было слишком жарко, две женщины в костюмах беседовали слишком громко, а девушка с телефоном была слишком неприятной.
Маленький мальчик, путешествовавший со своей мамой, оторвался от своих игрушек и посмотрел на Гвен, когда та проходила мимо.
— Всё в порядке? — фальшиво улыбнулась она ему.
Она, безусловно, не была в порядке.

* * *

Почему этот человек на него смотрит? Этот кажущийся таким знакомым человек?
Это просто паранойя, подумал Джеймс. У него просто такое лицо, а я просто в таком настроении.
Он направился к кассам.
Там тоже был этот мужчина. Нет, это был другой мужчина. Этот был не блондином, а брюнетом, и одет был не в костюм, а в джинсы и тёмную футболку. Но он тоже казался странно знакомым.
Должно быть, это просто день такой, решил Джеймс. Просто смирись с этим.
Головная боль вернулась. Звуки вокруг него казались глуше, чем когда-либо раньше. Джеймс заглянул в свою корзинку, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Внутри было полно вещей. Он и сам не знал, зачем положил туда бо́льшую часть этих вещей. Канцелярский корректор? Артишок? Кошачий корм? В самом деле?
Джеймс в лёгкой панике огляделся по сторонам, размышляя, заметил ли кто-нибудь из толпы субботних покупателей, что он чуть не потерял сознание прямо посреди магазина. Он увидел темноволосого мужчину в чёрных джинсах.
Мужчина посмотрел ему прямо в глаза.
Джеймс повернулся и пошёл к выходу. Он двигался достаточно быстро, почти бежал.
— Простите? Сэр? — окликнул его продавец.
Джеймс понял, что по-прежнему сжимает в руке корзинку с неоплаченными покупками. Он отбросил корзину в сторону и побежал. У него за спиной поднялась какая-то суматоха. Корзина для покупок упала на пол, и из неё выпал его морской окунь, и пакет семян герани, и коробка марципана, и заколки для волос, и груши, и все остальные предметы, которые он взял.

* * *

— Итак, какой вывод мы можем сделать? — спросила Тошико.
— Джеймс – это не Джеймс, — сказал Джек. — Джеймс в опасности. Мы в опасности. Что-то случилось с настоящим Джеймсом. Этот Джеймс – самозванец. Это настоящий Джеймс, но с ним происходит что-то действительно ненормальное. Это как-то связано с предупреждением. Или никак не связано. — Он посмотрел на остальных троих. — Выбирайте. Всё или ничего из вышеперечисленного.
— Я обследовал Джеймса, — настойчиво повторил Оуэн. — Полностью. Там не было ничего...
— Ничего такого, что мы могли бы увидеть, — поправил Джек.
— Ладно, ладно, — сдался Оуэн.
— И что нам с этим делать? — поинтересовалась Тошико.
Мгновение все молчали.
— Всё, что мы только можем, — сказал Джек. — Чёрт возьми, всё, что можно. И давайте будем надеяться, что часть этого «всего» поможет нашему другу.
— Мы знаем, где он? — спросил Оуэн.
— Я могу попробовать позвонить ему, — предложил Йанто.
— Не надо, — ответил Джек. — Лучше позвони Гвен.

* * *

Печенье не помогло. Гвен чувствовала себя всё хуже. Ощущение потери давило на неё. Ей хотелось расплакаться.
Но из-за чего? По последним воспоминаниям сложно было понять, что вызвало эти муки, напоминавшие нечто среднее между горем и чувством утраты. На самом деле, чем сильнее она пыталась вспомнить подробности, тем более обрывочной казалась ей собственная память. Что она делала вчера? Позавчера? Тот робот на огородах в Катайс. Да. Это было довольно выматывающе. Может быть, именно таков на самом деле посттравматический шок.
Если она действительно заболела, это объяснило бы её самочувствие. Это объяснило бы эмоциональную хрупкость, чувство утраты, пустоту.
Внутри у неё зияла пустота, огромная чёрная дыра. От этого у Гвен разыгрался аппетит, она ощущала жгучую необходимость заполнить эту дыру. Ей хотелось есть и пить, но этот голод и эту жажду не могли утолить ни пища, ни вода.
Поезд уже подъезжал к вокзалу Манчестер Пикадилли. Гвен знала, зачем приехала сюда – чтобы встретиться с тем парнем – но теперь, когда она почти добралась до места, это казалось бессмысленным. Она не могла понять, почему сочла это путешествие сто́ящим усилий. Ей хотелось лишь сойти с этого поезда и пересесть на ближайший обратный поезд до Кардиффа. К чёрту этого Брейди. Извините, но к чёрту его.
Она сунула в уши наушники, но плеер продолжал проигрывать в случайном порядке какие-то неизвестные ей песни; раздражающий инди-поп, который ей совершенно не нравился. Такую музыку любил Рис. Это он закачал эти песни на её плеер?
От этой мысли ей очень захотелось позвонить ему. Ей хотелось поговорить с Рисом больше всего на свете. Она каким-то шестым чувством ощущала, что, если поговорит с ним, то успокоится. Однако что-то удержало её от того, чтобы набрать его номер.
Музыка продолжала играть: какие-то песни, которых она не знала или которые ей не нравились. Гвен сняла наушники и сунула плеер в сумку. За окном проплывали серые платформы. Она уже видела впереди массивную крышу вокзала. Поезд остановился. Двери с грохотом открылись.
Люди начали вставать, собирать свои вещи.
Гвен сделала глубокий вдох, изо всех сил стараясь не расплакаться, и встала. Она оставила в поезде свой мусор, стаканчики из-под кофе, обёртки от еды, бумаги. Ещё у неё было несколько журналов. Один из них был раскрыт на странице со статьёй о Джолин Блэлок (2), о том, что с ней происходило после выхода сериала «Звёздный путь: Энтерпрайз». Гвен помнила, что сохранила эту статью для Риса. Она свернула журнал в трубку и положила в сумку, выбросив остальные.
Гвен вышла в проход и присоединилась к толпе других пассажиров, направлявшихся к выходу из вагона. Женщины в костюмах до сих пор разговаривали. Молодая женщина, которая много думала о себе, громко рассказывала своему телефону о том, что выходит из поезда.
Маленький мальчик и его мама были прямо перед Гвен. Она пропустила их вперёд, и мать с благодарностью улыбнулась ей. Мальчик ковылял вперёд, прижимая к себе игрушечного Губку Боба.
Гвен сошла с поезда и свернула в ту часть платформы, где было тихо и безлюдно. Она стояла там, тяжело дыша; ей было больно. Холодный воздух был пропитан дымом. Свистки, голоса, хлопанье дверей и стук шагов едва доносились до того места, где остановилась Гвен. Послышалось объявление по громкоговорителю.
Больше не в силах сдерживаться, Гвен расплакалась. По её лицу потекли слёзы, она вздрагивала, всхлипывая. Чувство потери стало совершенно невыносимым.
Зазвонил телефон. Гвен понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя и ответить на звонок.
— Гвен?
— Джек?
— Гвен, ты в порядке?
— Да. Я... да.
— Где ты?
— На вокзале Манчестер Пикадилли, — ответила она.
— Хорошо. Зачем ты туда поехала?
— Я... это сложно.
— Гвен, — произнёс голос Джека. — Это важно. Я должен поговорить с тобой о Джеймсе.
Она сглотнула. Шмыгнула носом. Задумалась.
— О ком? — переспросила она.
__________________
(1) - Наркотик, получаемый из транквилизатора для животных, появившийся в начале 1970-х и распространённый преимущественно в США, обладает галлюциногенным эффектом, нарушает координацию движений и мысли.
(2) - Джолин Блэлок (р. 1975) – американская актриса, известная по роли Субкоммандера Т’Пол в сериале «Звёздный путь: Энтерпрайз».

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 25

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать пятая

От залива дул сильный ветер, но дождь прекратился. Выглянуло солнце, слабое и тусклое, но всё же это было солнце, и небо было высоким и покрытым пушистыми белыми облаками.
День клонился к вечеру, до заката оставался всего час или два. Движение на дорогах уже стало более оживлённым, как всегда по вечерам в пятницу, и автомобили гудели на кардиффских улицах за его спиной.
Одетый, вымытый и побритый Джеймс прошёл по деревянному настилу Оконечности пирса и остановился у ограждения, глядя на Норвежскую церковь и химический завод за Портом королевы Александры. Мимо проплыло водное такси, за которым тянулась дорожка пены.
Он провёл много времени, бреясь и принимая душ в ванной комнате Хаба, и долго смотрел на себя в зеркало. Оба его глаза оставались карими.
— Дышишь воздухом?
Джеймс оглянулся. По пустому причалу к нему шёл Оуэн. Он надел куртку и прятал руки в карманах.
— Пытаюсь отвлечься, — ответил Джеймс.
— Я подумал, что надо пойти поискать тебя. Я закончил с тестами.
— Очень быстро.
— У меня сложилось впечатление, что ты не хочешь, чтобы я долго возился.
— Тогда давай. Сколько мне осталось, доктор?
Оуэн прислонился спиной к ограде.
— Ну, что касается того, что тебя больше всего беспокоило – ты не болен. Ты абсолютно здоров, не считая тех шишек и синяков, которые ты заработал на этой неделе.
— Вообще ничего? Даже никаких предположений нет?
— У тебя удивительно крепкое здоровье, приятель. Я провёл анализы, которые касались практически всех клинических состояний, какие только могли прийти мне в голову: болезни, инфекции, дегенеративные синдромы и так далее. Ты абсолютно здоровый человек. Здоровее меня, и меня это как-то не удивляет.
— Да? И никаких тёмных пятен на моей томограмме головы? Никаких скрытых поражений жизненно важных органов?
— Вообще ничего.
Джеймс повернулся и стал смотреть на море.
— Тогда ладно.
— Что до твоего второго вопроса, — сказал Оуэн, — мне не удалось найти ничего такого, что было бы... не на своём месте. Никаких инородных предметов. Никаких имплантов. Никаких скрытых технологий под кожей. Я на сто процентов уверен, что ты ни в коем случае не... как это лучше сказать? Не подвергался вторжению? Никто в тебя не проникал. И ничего не портил.
— Из-за тебя я теперь чувствую себя глупо, потому что спрашивал об этом. Разве это не реальная угроза при нашей работе?
Оуэн пожал плечами.
— Может быть. Но не забывай, что Хаб устроен так, чтобы отслеживать все подобные явления и сообщать нам, если вдруг что-то найдётся.
— Не имеет значения, насколько мы умны, — сказал Джеймс. — Мы не можем знать всё.
— В самом деле, раз уж мы об этом заговорили? — Оуэн надулся. — Слушай, я сделал свою работу. Честное слово, с тобой всё в порядке. И невозможно объяснить, как ты умудрился перепрыгнуть через семифутовую стену или толкнуть магазинную тележку на всю длину супермаркета.
Он немного подозрительно взглянул на Джеймса.
— Ладно, — добавил он.
— Что?
— С тобой всё нормально в физическом плане. Когнитивные анализы тоже были очень тщательными, но я не могу отрицать все психологические возможности.
— То есть, ты хочешь сказать, это у меня в голове?
Оуэн кивнул.
— Наша работа очень напряжённая. А на этой неделе стресса было чертовски много. Каждое событие, о котором ты мне рассказывал, было источником повышенного нпаряжения. Серийный G. Тот идиот, за которым ты гнался через всю Понтканну. В состоянии стресса сознание может вытворять странные вещи, Джеймс. После этого можно подумать: «Что это было, чёрт возьми?» Но это ничего и не было. Стресс играет шутки с восприятием и с памятью. И не забывай о том, что Амок подверг нас кое-какой ментальной... чертовщине. Одно это утомило нас и сделало уязвимыми для любых игр разума.
— То есть всё дело во мне?
Оуэн засмеялся.
— С тобой всё будет нормально. Отдохни, не работай в выходные, выпей бокальчик вина и займись любовью с красивой женщиной. Кстати, о женщинах, — добавил он и пошёл прочь, потому что с другой стороны возникла Гвен, направлявшаяся к Джеймсу.
— Спасибо, Оуэн, — крикнул Джеймс.
Оуэн только отмахнулся.
— За что спасибо? — спросила Гвен, оглянувшись через плечо на удаляющегося Оуэна.
— За то, что присмотрел за мной, — ответил Джеймс. — Он нормальный, в самом деле.
Она повернулась и стала разглядывать его лицо, словно изучая его.
— Что? — спросил Джеймс.
— Просто ищу место без синяков, чтобы поцеловать тебя.
Он указал на рот.
— Это подойдёт, — сказала она.
Они пошли по набережной, держась за руки.
— Джек сказал, что можно уходить, при условии, что наши телефоны будут включены, — сказала Гвен.
— УПЗС?
— Именно. Чем ты хочешь заняться?
Джеймс покачал головой.
— Ничем. Пойти домой, отдохнуть. Может быть, кино посмотреть.
— Ладно.
Они прошли ещё немного.
— Я подумала, что надо бы позвонить Рису, — сказала она.
— Да?
— Я думала, мы могли бы встретиться с ним. Может быть, завтра или в воскресенье. Поговорить наконец.
— Тот важный разговор?
— Да. Я и так уже давно его откладываю. Ты не против?
— Я не против, — ответил Джеймс.

* * *

Оуэн вернулся в Хаб и сел на своё рабочее место. Тошико, уходя, попрощалась.
Джек вышел из своего кабинета и спустился по бетонной лестнице к Оуэну.
— Что ты ему сказал? — спросил Джек.
Оуэн с мрачным видом обернулся.
— Я сказал ему правду.
— Всю?
— Я не говорил ему, что ты знаешь. И что ты уже сам начал что-то подозревать. Потому что тогда он подумал бы, что я всё разболтал, и больше никогда не стал бы мне доверять.
Джек сел на крутящийся стул Тошико и стал кататься туда-сюда, глядя на Оуэна.
— Он бы тебя простил, — сказал Джек. — Вскоре он бы понял, что ты не смог бы провести все эти тесты так, чтобы я не заметил, что ты работаешь сверхурочно.
Оуэн фыркнул.
— Ну же, Оуэн, ты всё равно должен был мне всё рассказать, — добавил Джек. — Это проблема с безопасностью.
— Нет, это было одолжение приятелю. Он был напуган. Я мог его успокоить. С ним всё в порядке. Он не болен, ему ничто не угрожает, и он никакой не чёртов инопланетный вторженец, способный изменять свой внешний вид.
Джек встал.
— Это проблема с безопасностью, как бы ты ни пытался это представить. Что-то происходит. Может быть, это просто стресс, может быть, какие-то психологические проблемы, о которых ты говоришь. А может быть, что-нибудь другое. Что-то, что мы не можем прочесть, или попробовать на вкус, или обнаружить во время сканирования.
— Мы говорим о Джеймсе, — сказал Оуэн.
— Так и есть.
— О нашем капитане Аналогии.
— Да. Именно поэтому я воспринимаю конец света всерьёз.
Оуэн принялся барабанить пальцами по краю стола.
— Просто скажи, — попросил он. — Просто скажи, если с ним что-то не так. Если с ним происходит что-то плохое. Тогда стоило ли нам позволять ему просто так уйти домой с Гвен?
— С Гвен всё будет хорошо.
— Мне казалось, ты говорил, что это проблема с безопасностью?
— Гвен – большая девочка, — сказал Джек. — Если что-то случится, она нам сообщит.

* * *

По вечерам в пятницу, с шести до половины девятого, всегда было много народу. Потом наступало затишье, а чуть позже открывались пабы.
Когда люди разошлись, Шизней попросила перерыв и сказала официанту Дилипу, что на пять минут сбегает наверх.
— Позови меня, если я понадоблюсь отцу, — сказала она. Её отец был занят на кухне – он раздавал по телефону указания и орал на водителей мопедов.
Она поднялась наверх с бутылкой лагера и запечатанными в фольгу контейнерами с салатом, рисом и пасандой из ягнёнка.
Её мать и тётушки сидели в гостиной и смотрели телевизор, громко беседуя. Они смеялись над ужимками ведущего викторины.
Она прокралась к комнате Камила и вошла внутрь.
Мистер Дайн лежал на кровати, там же, где она его оставила. Она поставила контейнеры с едой и бутылку и повернулась, чтобы посмотреть, можно ли его разбудить.
У окна, возле шкафа, стоял другой человек. Шизней не видела его, когда вошла в комнату. Он стоял так далеко в тени, что казалось, будто он сам состоит из теней.
Как только она взглянула на него, её охватил ужас, отвратительное, липкое ощущение страха и шока. Она вскрикнула и быстро попятилась, врезавшись в стойку с дисками Камила.
Человек из тени быстро шагнул в её сторону и протянул руку, словно хотел прикоснуться к ней или задушить. Его лицо абсолютно ничего не выражало – ни ярости, ни гнева, ни злобы; на нём не было ни тени похотливой улыбочки или жестокой ухмылки.
Однако прежде, чем он успел дотронуться до Шизней, мистер Дайн остановил его. Он внезапно оказался между ними с поднятой рукой, не давая человеку из тени дотянуться до неё.
— Нет, — сказал он.
Незваный гость моргнул. Он был одет во что-то похожее на однотонную серую футболку и тёмные джинсы. Он был худощавым и ростом и телосложением напоминал мистера Дайна. Волосы у него были тёмными и коротко подстриженными.
Глаза Шизней округлились, и она как будто утратила дар речи.
Непрошеный гость попытался пошевелить рукой. Мистер Дайн крепко сжал её, не давая двигаться.
— Нет, — повторил он.
Мгновение они смотрели друг на друга, затем мистер Дайн отпустил незнакомца. Тот вырвал руку из хватки мистера Дайна и сделал шаг назад.
Мистер Дайн повернулся и взглянул на Шизней. Она дрожала.
— К-кто… к-кто это?
Мистер Дайн посмотрел ей в глаза. Ей сразу же стало немного лучше. Мистер Дайн прижал к губам указательный палец.
— Шизней, идите вниз. Возвращайтесь к работе. Не бойтесь. Вы этого не вспомните.—Он говорил медленно, ровным голосом.
Она кивнула и вышла, плотно закрыв за собой и заперев на ключ дверь комнаты Камила.
Она прошла несколько шагов по коридору и остановилась, хмурясь. Откуда-то доносился визгливый смех её матери и тётушек.
— Шизней?
Она вздрогнула. Её звал отец.
— Шизней!
— Да, отец?
— Что ты там делаешь, девочка?
— Не знаю, — ответила она.
— Что?
— Я сказала… иду, отец.
В тёмной неопрятной комнате, в янтарном свете фонарей, пробивающемся сквозь задёрнутые занавески, мистер Дайн повернулся лицом к непрошеному гостю. По дороге за окном проехала машина, и по потолку пробежали белые полосы, похожие на светящиеся стрелки часов.
— Зачем вы пришли? — спросил мистер Дайн.
— Необходимость, — сказал визитёр.
— Нет никакой необходимости.
— Ваше мнение принято к сведению. Оно не имеет значения. Я был послан сюда.
— По приказу?
— По приказу высших чинов.
Мистер Дайн немного помолчал.
— Когда вас ввели в дело?
— Вечером.
— Мне следует считать себя освобождённым?
Гость покачал головой.
— Вы получили поддержку. Если только у вас нет причин для освобождения. Вы хотите уйти в отставку? Вы получили серьёзные повреждения.
Мистер Дайн посмотрел на свои рёбра. Глубокая рана превратилась в уродливый фиолетово-чёрный синяк.
— Раны заживают. У меня бывало и хуже. У вас тоже.
Визитёр кивнул.
— На войне, да. Мне помогали родственники. Я был не один. Не на таком задании.
— Это всё ещё моё задание, — сказал мистер Дайн. — Оно было дано мне как высшая награда, и я буду выполнять его.
— Это будет оценено, — сказал гость. — Вы в состоянии работать?
— Конечно.
— Тогда работайте, — сказал мистер Лоу.

* * *

— Нажми на паузу, мне надо в туалет.
— Нет, нет, — сказал Джеймс. — Сейчас будет очень смешной кусочек.
— Это проблема, — сказала Гвен, вставая с дивана. — Я так смеюсь, что вот-вот описаюсь. Сделай паузу.
Джеймс потянулся за пультом. Изображение на экране телевизора застыло. Гвен отставила в сторону полупустую чашу с чипсами и вышла.
Джеймс откинулся на спинку дивана и сделал глоток вина. Благодаря алкоголю боль в щеке и плече почти прошла. Он задумался, не следовало ли спросить у Оуэна, можно ли ему пить. Ему казалось, что Оуэн едва ли мог бы сказать, что пить алкоголь ему нельзя.
— Не могу поверить, что ни разу не видела этого раньше, — крикнула Гвен из туалета.
— Я тоже не могу поверить, что ты ни разу не видела этого раньше. Это один из моих любимых фильмов. Этот, «Тутси», «Феррис Бьюлер» и «Безумный Макс 2».
— «Безумный Макс»? — переспросила Гвен.
— «Безумный Макс 2», — поправил Джеймс.
— Это который «Под куполом грома»?
— Нет, это предыдущая часть. Перед «Под куполом грома». Ты что, и правда сидишь в туалете с открытой дверью и разговариваешь со мной?
— Извини.
Джеймс встал и потянулся. На улице энергичные молодые люди распевали песни, переходя из паба в паб. Было половина одиннадцатого. Джеймс подошёл к окну, отдёрнул занавеску и выглянул. По середине дороги бежали два мальчика, нацепив на головы дорожные конусы, словно шляпы ведьм. За ними, смеясь, мчались ещё пятеро. Джеймс уже собирался закрыть занавеску и отвернуться от окна, когда увидел двоих мужчин. Двоих мужчин, которые слонялись в тени у телефонной будки. Что они там делали?
Просто стояли. Они как будто смотрели на него, на окна его квартиры. Двое мужчин, стоящих в тени…
Нет, они сами были тенями. Мимо проехало такси-малолитражка, и его фары ярко осветили обочину. «Двое мужчин» превратились в плоские косые тени, а потом исчезли. Как только такси скрылось из вида, мужчины снова появились, но теперь Джеймс знал, что это просто тёмные тени от ограждения.
Он засмеялся и отвернулся.
Гвен вернулась, перепрыгнула через спинку дивана и села на своё место.
— Давай, — сказала она, похлопав по диванной подушке рядом с собой. — Это так смешно. Не могу поверить, что Салли Филд и Гленн Роббинс (1) снялись в одном фильме, а я ничего об этом не знала. Когда он вышел?
— В 1988-м, — сказал Джеймс, садясь на диван рядом с Гвен. — На самом деле, я пошёл на этот фильм только из-за своей давней любви к Гленн Роббинс в «Истоках вечности».
— Кого она там играла?
Джеймс в ужасе посмотрел на неё. Мгновение Гвен сохраняла серьёзное выражние лица, а затем расхохоталась.
— Я знаю! Я шучу!
— Хорошо. А то я уж подумал, что у нас сейчас случится первая семейная ссора.
— Она была киборгом, да?
Он посмотрел на неё, а потом принялся щекотать. Гвен завизжала и ударила его подушкой.
— Не заставляй меня доставать первый сезон и усаживать тебя его смотреть!
— Перестань! Перестань! Командир Калли! Командир Хелен Калли!
— Что теперь? — Джеймс перестал щекотать.
Гвен опустила подушку. Она всё ещё улыбалась, но в её глазах появилась лёгкая грусть.
— Какая разница.
— Ты в порядке?
— Да. Там в бутылке что-нибудь осталось?
— Поскольку ты настаивала на покупке литра шардоне – да.
— Налей мне, — сказала она, протягивая ему свой бокал и прижимаясь к Джеймсу.
Джеймс взял бутылку. Гвен потянулась за пультом, который завалился между диванными подушками.
— Ещё раз, как этот фильм называется?
— «Сёстры в законе», — ответил Джеймс. — Потому что они сёстры…
— …и они обе юристы, да. Можно, я немного отмотаю назад? А то я так смеялась над моментом с собакой, что думала, что у меня чипсы из носа полезут.
— Дай мне, — сказал он и протянул руку за пультом.
Оба их мобильника зазвонили одновременно. Телефон Гвен лежал в стороне, телефон Джеймса – на обеденном столе рядом с ключами. Молодые люди спрыгнули с дивана и синхронно потянулись за своими трубками, взглянув на их экраны.
— Джек, — сказала Гвен.
Джеймс кивнул.
— Ответь ты.
Гвен прижала трубку к уху.
— Да?
— Гвен? Джеймс с тобой?
— Да, а что случилось?
— Я решил позвонить всем. Приходить не нужно, но я хочу, чтобы вы знали.
— Что знали, Джек? — спросила Гвен.
— Моя маленькая секретная штучка, — сказал Джек. — Схема на ней изменилась примерно час назад. Огни загораются с другой частотой.
— Что это означает? — поинтересовалась Гвен.
— Ну, поскольку мы не знаем, что обозначала первоначальная схема, я с чистой совестью могу сказать, что понятия не имею, — ответил Джек. — Тем не менее, это явно нехорошо. Это лишь предположение, но, думаю, протокол шкалы безопасности изменился.
— Ты уверен, что не хочешь, чтобы мы приехали?
— Пока нет смысла. Я позвоню, если что-то изменится.
Он повесил трубку.
Гвен опустила телефон.
— Команда «К бою»? — спросил Джеймс.
— Нет, — ответила она. — Но та плитка стала светиться как-то по-другому. Джек хотел, чтобы мы знали об этом.
— Ладно, — кивнул Джеймс. Он снова сел на диван. — Эта штука его действительно беспокоит, да?
— А тебя не беспокоит?
— Меня беспокоит то, что Джек беспокоится. Давай смотреть фильм. Ты ещё не видела сцену с выбором свидетелей.
— Подожди, — сказала Гвен. Она нажала на кнопку, просматривая память в своём телефоне, а потом выбрала опцию «перезвонить».
Послышались гудки. Гудок. Гудок.
— Алло?
— О, алло. Мистер Брейди? Мистер Брайан Брейди?
— Да. Кто это?
— Простите, что звоню так поздно, — сказала Гвен. — Меня зовут Гвен Купер, и я звоню из… кардиффского Управления уголовных расследований. У вас найдётся минутка?
Пять минут спустя она вернулась и села на диван рядом с Джеймсом.
— Что это было? — спросил он.
— Ничего.
— Ну же.
— Я напала на след.
— Что, как собака?
Она шлёпнула его.
— Настоящий след. Завтра я поеду в небольшую командировку.
— Зачем?
— Есть шанс, что я смогу помочь Джеку. Я могу узнать кое-что новое.
— Ты не собираешься сказать мне, что именно?
— Нет, это секрет. Я хочу произвести впечатление.
Джеймс кивнул.
— Между прочим, ты… ты Рису вообще звонила?
Она прижалась к нему.
— Да. В воскресенье мы с ним обедаем вместе.
— Ладно. Тебя это не беспокоит?
Она покачала головой.
— Включай этот чёртов фильм.
Она засмеялась. Они оба засмеялись.
Когда фильм закончился, а по телевизору с выключенным звуком стали передавать 24-часовые новости, они начали целоваться.
Полтора часа спустя, когда обнажённая Гвен спала, распластавшись и заняв бо́льшую часть кровати, Джеймс встал. Он пошёл в ванную и поплескал в лицо водой.
В зеркальном отражении у него были разноцветные глаза – один голубой, другой карий.
Он моргнул.
Нет, оба карие. Слишком много шардоне.
Он пошёл в гостиную и выключил телевизор. Взял пустую чашу из-под чипсов и отнёс её на кухню, потом забрал винную бутылку и два бокала. В бутылке оставалось чуть-чуть вина.
О, что за чертовщина?
Он вылил остатки вина в свой бокал, поставил бокал Гвен в раковину и бросил бутылку в мусорное ведро.
Потягивая вино из бокала, он вернулся в гостиную и выключил верхний свет и бра. На нём был домашний халат Гвен. Халат был мягким, и этого Джеймсу было достаточно, тем более что Оуэн всё равно никогда не увидел бы его в нём.
Он выглянул в окно.
Тени по-прежнему были там.
И они не были тенями.
Джеймс сглотнул. Это было глупо. Он был немного пьян и измотан. Это были всё те же тени, которые он видел раньше.
Он залпом допил вино и снова выглянул.
Не тени. Люди. Нет, точно тени. Кто мог бы простоять так долго, глядя вверх?
Он снял халат Гвен и отыскал свои джинсы и рубашку. Он не стал надевать носки, обулся и благоразумно сунул в карман ключи.
Джеймс выскользнул из квартиры, прикрыв за собой дверь.
Его соседи снизу, австралийцы, были дома. Спускаясь по тёмной лестнице, он слышал, как они громко занимаются сексом. Их горные велосипеды были небрежно брошены в коридоре.
Он протиснулся мимо велосипедов в тёмный холл, наступая на рекламные листовки, которые выбросили владельцы всех трёх квартир на этаже.
Он открыл входную дверь.
На улице было промозгло. Воздух казался холодным, как мрамор. Стояла октябрьская ночь, близился Хэллоуин.
Да уж, прекрасная идея – подумать об этом как раз в такой момент, решил Джеймс.
Он вышел на улицу. Небо напоминало гладкий чёрный купол, сплошь покрытый огненными точками.
При дыхании изо рта вырывался пар. Джеймс пожалел, что не надел куртку.
Он прошёл по дорожке на улицу, откуда доносился отдалённый шум автомобилей. Туман над Кардиффом окрасил низкое небо в янтарный оттенок. Двумя улицами дальше кто-то кричал и смеялся.
Он перешёл через дорогу, лавируя между припаркованными автомобилями, капоты и крыши которых были покрыты первым инеем. Джеймс направлялся к телефонной будке.
Он шёл в сторону теней двух мужчин. Они по-прежнему были там. Молчаливые, неподвижные, они остались такими, даже когда подул ветер и все остальные тени закачались.
Он сделал ещё шаг вперёд. Тени по-прежнему не двигались. Это было всего лишь игрой воображения, его чёртова воображения. Просто тени. Всего лишь тени.
Он подошёл к ним вплотную.
— Привет? — сказал он.
Никто не ответил. Деревья зашелестели и заскрипели, и чёрно-фиолетовые тени начали двигаться.
— Кто вы, чёрт возьми? Чего вы хотите?
Он шагнул вперёд. Тени исчезли. Джеймс подскочил. Куда они…
Это игра воображения.
Он определённо почувствовал себя глупо. Он обернулся.
Две серых фигуры стояли прямо перед ним.
— Господи! — вскрикнул он и отпрянул. Его начал охватывать гнев. — Кто вы? — он рванул вперёд.
Серые фигуры исчезли.
Джеймс повернулся. Они снова оказались у него за спиной. Всего лишь тени.
— Кто вы, чёрт побери? Чего вы от меня хотите?
Он снова бросился вперёд. Тени растаяли.
Он повернулся. Они снова были сзади.
— Чего вы хотите?
Мы здесь только для того, чтобы защитить Властелина.
— Что?
Ваши действия и поведение противоречат главным интересам Властелина.
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
Он оглянулся. По противоположной стороне улицы брели трое пьяных парней.
— Всё нормально? — заорал один из них.
— Да, да, я в порядке, — крикнул в ответ Джеймс.
Он обернулся и посмотрел на пару теней. Они снова исчезли. Он повернулся. Они стояли прямо у него за спиной. Он попытался схватить их.
Они резко отшатнулись.
— Вот дерьмо! — заорал Джеймс. Он снова вытянул руку, не думая, не в ту сторону, где были тени, а в ту, где, как он чувствовал, они могли бы быть.
И понял, что ему удалось кого-то схватить.
Матово-серое предплечье, покрытое шипами.
Джеймс поднял взгляд от этой руки. Серое существо, которому она принадлежала, пыталось вырваться.
— Нет, ты не уйдёшь, — сказал Джеймс, крепче сжимая руку.
Существо боролось, но не могло вырваться.
— Кто вы? — спросил Джеймс, пристально глядя в его серое лицо. — Это вас сидел Джек? Вас?
Пусти меня.
— Ни за что.
Пусти меня.
— Не пущу, пока не скажете мне, кто вы.
Ты не запомнишь этого.
— Я… что? — спросил Джеймс.
Звонок будильника разбудил его в восемь часов. Джеймс отключил будильник. Была суббота. Чёртова суббота. Он выругался про себя, жалея о том, что не перенастроил будильник накануне. Джеймс надеялся, что звонок не разбудил Гвен.
В девять он проснулся снова, а потом ещё раз – в пол-одиннадцатого. Через окно лился дневной свет. Джеймс приподнялся и огляделся по сторонам. В кровати он был один.
Мрачный и растерянный, он встал, ожидая найти Гвен в душе. Но там её тоже не было.
На кухонной стойке он обнаружил приклеенный к пакету с круассанами стикер. «Уехала в командировку. Увидимся позже. Целую. Гвен»
Джеймс вздохнул и вернулся в кровать.
_______________
(1) - Салли Маргарет Филд (р. 1946) – американская актриса, певица, режиссёр и продюсер, чья карьера охватывает пять десятилетий. Что касается Гленна Роббинса – существует австралийский актёр и сценарист с таким именем (р. 1957), однако здесь явно имеется в виду не он.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 24

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать четвёртая

Он почувствовал запах кофе. И не просто кофе, а кофе Йанто.
Он проснулся.
Всё его тело болело, голова раскалывалась. Он огляделся по сторонам, но рядом никого не оказалось. Ночью Гвен ушла.
Медленно, осторожно Джеймс сел. Он пошевелил плечом, потом наклонился и включил одну из ламп. На тумбочке лежали его часы, и он взял их. Почти десять утра. Он проспал довольно долго.
Осторожно, стараясь избегать боли, он свесил ноги и встал с кровати. На двери висел больничный халат.
— О, нет! — закричал Оуэн. — О, нет-нет-нет-нет-нет!
Он вскочил из-за своего стола, увидев Джеймса, вышедшего в основную зону Хаба.
— Что ты делаешь? — спросил он, подбегая к Джеймсу.
— Я проснулся, — сказал Джеймс.
— Очень мило. Иди обратно в кровать.
— Я не хочу.
— Послушай, приятель, когда доктор – вроде меня – укладывает пациента – вроде тебя – в постель, нужно там и оставаться. Это часть уговора.
— Я в порядке.
— Ты возвращаешься в постель, — сказал Оуэн. — Это первое. Потом я провожу несколько стандартных анализов. А потом и только потом я скажу, в порядке ли ты.
— Можно мне кофе? — спросил Джеймс. Он видел у кофеварки Йанто, занятого делом, и помахал ему. Йанто помахал в ответ.
— Нет, нельзя, — сказал Оуэн и стал подталкивать Джеймса к дверям.
Джеймс увидел Джека в его кабинете. Дверь была закрыта, и Джек увлечённо беседовал с кем-то по телефону.
— А Джек что делает?
— У него шило в заднице, — ответил Оуэн. — Все эти тайны с той предупреждающей штукой. Он звонит по телефону.
— Кому?
— О, можно подумать, он мне рассказывает, — отрезал Оуэн.
— Но как ты думаешь?
— Пентагон, НАСА, проект «Синяя книга» (1), НАТО, ЮНИТ, Международный спасательный комитет, Звёздный флот (2) и Крепость Уединения (3), — ответил Оуэн. — Но это всего лишь мои безумные предположения.
— Где Гвен? — спросил Джеймс.
— Она уехала с Тош. Просила меня передать привет. И ещё поцелуй, но к этому я не готов.
— Куда она поехала?

* * *

Полковник Джозеф Пейнтон Косли выглядел таким же неприступным, как и его дом. Лет пятидесяти, суровый, с огромными усами, которые подходили к его армейскому наряду, он смотрел на Гвен, положив руку на эфес своей кавалерийской сабли, словно ожидая, что в любую минуту она может выкинуть что-нибудь нехорошее.
— Это он в 1890 году, — сказала Тошико, прочитав надпись на табличке.
Гвен сложила руки на груди и продолжала смотреть на огромную картину в позолоченной раме.
— Он немного похож на...
— На кого? — спросила Тошико.
— Засранца, — сказала Гвен. — Он не похож на парня, от которого можно ожидать, что он знает тайну о судьбе мира. Больше напоминает человека, который знает, как высечь кнутом своего слугу или воткнуть штык в какого-нибудь африканца.
— «Высечь кнутом своего слугу»? — переспросила Тошико.
Гвен бросила на неё взгляд.
— Я знаю. Я с самого начала понимала, что это будет звучать по-дурацки.
— По крайней мере, здесь нет Оуэна, — сказала Тошико. — А то он записал бы это в свою маленькую книжечку убогих эвфемизмов.
В длинном, отделанном деревянными панелями холле было темно и тихо. На стенах над величественной, отгороженной верёвками мебелью висели другие старые картины. В большие окна били крупные капли утреннего дождя. Из ближайшей комнаты слышался голос гида из «Cadw» (4), ведущего экскурсию.
Тошико листала купленный ею путеводитель. Она выбрала толстую дорогую книгу вместо тоненькой брошюры с картинками.
— Ну, — сказала она, — как бы он ни выглядел, он – человек. Может быть, у него были скрытые качества? Может быть, художник отнёсся к нему несправедливо?
— Может быть, он и сам не знал, что это за штука, и потому отдал её Торчвуду?
Они пошли дальше. Тошико кивнула на картину поменьше.
— Это жена полковника.
— О! — воскликнула Гвен. — Бедняжка. Как ты думаешь, её можно было бы заставить улыбнуться, если бы её муж не проводил так много времени за избиением своего слуги?
Тошико фыркнула.
— Он был англичанином? — спросила Гвен.
— Конечно, — ответила Тошико. — Этими землями владело несколько поколений его семьи. Они были богатыми дворянами. Кажется, он поступил мудро, инвестировав средства в уголь и судоходство, не оставив при этом службу в армии. Погоди... — она пролистала путеводитель. — Да, на этом месте стоял старый дом. В 1868 году полковник снёс его, чтобы построить здесь новый, в викторианско-мелодраматичном стиле.
— Это как архитектурный стиль, да?
— Точно.
Косли Холл находился в пятидесяти минутах езды на запад от города, в парковой зоне за Гвенфо. Тошико и Гвен прибыли туда в половине десятого и проехали через внушительного вида ворота по длинной подъездной дороге к дому, скрытому за рядами деревьев. Прежде, чем купить путеводитель, Тошико вкратце рассказала об этом месте. Она объявила, что ворота «были специально привезены из Карпат», а хозяйственные постройки к западу от дома были «псарней для охотничьих такс, принадлежавших семье Косли». Теперь дом и прилегающие к нему территории находились на попечении «Cadw», согласно завещанию последнего представителя рода Косли, который умер в 1957 году от «чрезмерного франтства».
— Не смеши меня, я не в настроении, — сказала Гвен, смеясь и вылезая из машины.
Гораздо смешнее оказалось то, что купленный путеводитель подтвердил слова Тошико. Может быть, ворота на самом деле не были карпатскими, а таксы в действительности оказались гончими, но в остальном она была близка к истине. Последний из рода Косли, Уильям Пейнтон Косли, завещал своё имение Короне после смерти от инсульта в 1964 году.
Вход в дом и на территорию поместья был бесплатным, хотя оплата поощрялась. Они спросили у гида из «Cadw» на кассе – молодой светловолосой студентки в серьгой в носу – есть ли какие-нибудь бумаги или записи тех времён, когда был жив полковник. Девушка ответила, что не знает, есть ли что-нибудь в составе экспозиции или доступное для исследования. В библиотеке были кое-какие книги, но они в основном датировались 1920-1930 годами, когда последний из Косли, Уильям, собирал коллекцию работ по геологии.
Гвен и Тошико бродили по поместью час или два. Как только они оказывались вне поля зрения других посетителей или экскурсоводов с их группами, Гвен тайком доставала из кармана плаща портативный сканер и водила им повсюду – с нулевым эффектом.
В конце концов они остановились в гостиной и уставились на обеденный стол, сервированный хрусталём и серебром на сорок человек, которые так и не должны были сюда явиться. Откуда-то сзади, из коридора, доносился голос экскурсовода. Где-то захлопнулась дверь.
— На самом деле, я немного расстроена, — сказала Гвен. — Джек говорил, что здесь ничего нет, и был прав. Конечно же. Не знаю, о чём я думала, что мы могли тут сделать. Представь себе, как тщательно он тут уже всё обследовал.
— Попробовать стоило,— ответила Тошико. — Твоя логика была безупречна.
Они вышли из пышно украшенного викторианского особняка, в последний раз задержавшись перед портретом полковника Джозефа Пейтона Косли.
Гвен посмотрела портрету прямо в глаза.
— Что ты знал? Что ты говорил? Откуда это взялось? Кто дал тебе это? И что это, по-твоему, была за хрень?
— Зачем ты разговариваешь с картиной? — улыбнулась Тошико.
— Бог его знает. Мне от этого как-то легче. Пойдём.
Они проходили мимо стойки администратора, мимо открыток и книг о королях и королевах, мимо новеньких точилок, когда их окликнула светловолосая студентка с серьгой в носу.
— О, вот вы где, — сказала она. — Я думала, вы уже ушли. Я спросила о вас у мистера Бивена, то есть о вопросах, которые вы задавали. Подождите минутку.
Девушка взяла рацию.
— Мистер Бивен? Нет, они ещё здесь. В приёмной. Хорошо, дорогой.
Она положила рацию на место.
— Он сейчас придёт, — сказала она.
Мистер Бивен пришёл пять минут спустя. Это был невысокий, опрятный мужчина с седыми волосами, впалыми щеками и мешками под глазами, которые делали его похожим на землеройку. На нём был пуловер экскурсовода «Cadw».
По его словам, он был начальником сотрудников Косли Холла с 1987 года и кое-что знал об этом месте.
— Элли сказала, что вы спрашивали о семейных записях. Бумаги, дневники и всё такое, да?
— Особенно то, что касается полковника, — ответила Тошико.
— Вас интересует старый Джо? Он был настоящим мужчиной. Индия, Дальний Восток, Южная Африка. Он воевал за освобождение Мафекинга (5) под началом Баден-Пауэлла (6).
— Мы слышали об этом,— сказала Гвен.
— Что вы можете рассказать нам о нём? — быстро встряла Тошико.
— Очень принципиальный человек, — серьёзно ответил мистер Бивен. — Честный и убеждённый в том, что его задача – защищать королевство и его народ. Он был удивительно великодушен к местным жителям и людям, которые трудились на его землях. Я думаю, ему нравилось чувствовать себя местным лордом, правящим своей вотчиной. Очаровательно старомодное понятие о старой доброй феодальной системе. Думаю, он смотрел на мир сквозь розовые очки, что было свойственно для поздней викторианской эпохи. Романтичные мечты о классической Британии, которая на самом деле никогда не существовала. Он очень любил картины прерафаэлитов, как ни странно. И всё, что связано с эпохой короля Артура...
— Очень интересно, — соврала Гвен.
— Старый Джо был в своей семье не первым, кто мыслил таким образом, — продолжал мистер Бивен, оседлавший любимого конька. — Его отец и дед считали себя принцами пограничья. Как в старые времена, Валлийская марка (7). Благородные солдаты, охраняющие границы между территориями. Полковник был очень увлечён этой идеей.
— Значит, люди вроде него обычно оставляют журналы и дневники, правда? — спросила Гвен.
— Ну, мы знаем очень много о его жизни и карьере. Записи Британской армии очень подробны. И его интересы в области семейного бизнеса тоже тщательно документировались. Коммерческая палата, муниципальные архивы.
— Но личные записи?
— Вот именно поэтому я так заинтересовался, когда услышал, что вы спрашиваете об этом. Всегда существовали предположения, что полковник Джо вёл достаточно подробные дневники, в которых тщательно описывал свою жизнь, но нам так и не удалось их найти. Затем, совершенно случайно, примерно лет шесть назад, один из членов команды обнаружил один счёт в старой бухгалтерской книге, датированной 1904 годом. Этот счёт относился к перевозчику, которого наняли для транспортировки, хм, «прочих личных вещей» – кажется, так там говорилось, отсюда в Лонг Марш под Манчестером. Это было очень захватывающе.
Гвен и Тошико переглянулись.
— Могу себе представить, — деликатно заметила Гвен.
Мистер Бивен улыбнулся.
— А, видите ли, полковник умер в 1904 году. Косли Холл унаследовал его сын Эрнест, а его вдова, Фрэнси, собрала вещи и уехала. Остаток своей жизни она прожила со своими родными, Кассонами, хозяевами Лонг Марш. Небольшие исследования позволяют предположить, что она забрала с собой множество личных вещей своего покойного мужа. Например, журналы.
— Значит, — сказала Гвен, — вещи полковника Косли хранятся в этом Лонг Марш?
— К сожалению, нет, — мистер Бивен снова улыбнулся. — Если бы всё было так просто. Если бы так было, я бы давно сам поехал туда и взглянул на всё это. Нет, Лонг Марш перестал существовать примерно в 1930 году. Кассоны разорились – кажется, они занимались кораблестроением. В любом случае, семья потеряла все свои сбережения. Поместье Лонг Марш быстро пришло в упадок, его снесли, и теперь, кажется, там находится кинотеатр. Бо́льшая часть их имущества была продана в счёт долга, но содержимое библиотеки и все семейные документы подарили Манчестерскому музею, где они хранятся по сей день.
— В составе экспозиции? — поинтересовалась Тошико.
— Нет, нет. Ни в коем случае. Они находятся в хранилище и не занесены в каталоги. Я знавал студентов и нескольких потенциальных биографов, которые получили лицензию на исследование катакомб. Неблагодарное занятие. Но последним из этих людей был Брайан Брейди, который работает над полной биографией. Он довольно часто здесь появляется, хотя сам живёт где-то в Манчестере. Он сказал мне, что нашёл довольно много интересного материала. Если хотите, я могу дать вам его номер...

* * *

— Ну ладно, — сказала Тошико, когда они шли по гравийной дорожке к внедорожнику. — Попытаться стоило.
Гвен вытащила телефон и набрала номер, который дал ей мистер Бивен.
— Ты ведь это не всерьёз? — спросила Тошико.
— Подожди, — сказала Гвен, подняв руку. Она покачала головой и опустила телефон. — Нет, там только автоответчик.
Они сели в машину.
— Ты серьёзно собираешься ехать в Манчестер за какими-то старыми дневниками? — спросила Тошико.
— Нет, — ответила Гвен. — Это было бы глупо. Я просто хочу, чтобы это не было единственной ниточкой, которая у нас есть. Ненавижу возвращаться к Джеку с пустыми руками, особенно когда он сказал мне, что я вернусь с пустыми руками.
Тошико завела мотор.
— Ты знаешь, что доказательство неправоты Джека не является главной целью нашей работы?
— Вот чёрт. Правда? — сказала Гвен.

* * *

Джеймс посмотрел на Оуэна, когда тот снова вошёл в палату.
— Ну? Смогу ли я снова играть на скрипке?
— Как долбаный Максим Венгеров (8), приятель, — сказал Оуэн. — Твой неподтверждённый диагноз – что ты в порядке – оказался абсолютно верным. Сегодня утром я не обнаружил ничего, что могло бы меня обеспокоить.
— Так я могу одеваться и уходить?
— Ага. При условии, что ты не будешь напрягаться. Вообще не будешь.
— Хорошо.
Оуэн повернулся, чтобы уйти.
— Эй, — сказал Джеймс.
— Что?
— Насколько подробные эти тесты?
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Оуэн.
— Насколько подробны эти анализы, которые ты провёл для меня? Или для кого-нибудь другого в такой же ситуации?
— По шкале от одного до десяти?
— Да.
— Шесть-семь, — ответил Оуэн, пожав плечами. — Я имею в виду, они довольно хорошие, не просто стандартное исследование крови или КТ, а действительно тщательная оценка.
— И что они должны обнаружить?
— А что ты хочешь, чтобы они обнаружили? — спросил Оуэн, озадаченно глядя на Джеймса. — В чём дело? Ты меня пугаешь.
Джеймс открыл рот, чтобы ответить, и засмеялся. Он посмотрел на пол, а потом снова на Оуэна.
— Что? — спросил Оуэн с полушутливым разочарованием, взмахнув руками.
Джеймс поджал губы.
— Ты не мог бы... ты не мог бы ещё раз меня обследовать? Более критично? Более тщательно?
— Насколько тщательнее? — поинтересовался Оуэн.
— По шкале от одного до десяти?
Оуэн кивнул.
— А ты как думаешь? — спросил Джеймс.
Оуэн поднял брови и присвистнул.
— Вот дерьмо. Зачем?
Джеймс сделал глубокий вдох, прежде чем ответить, как будто ему нужно было убедиться, что он поступает правильно.
— Мне кажется... — начал он. — Господи, не могу поверить, что доверяюсь именно тебе.
— Преимущество взаимоотношений «доктор – пациент».
— Да. Но несмотря на это.
Оуэн поджал губы и указал пальцем на дверь.
— Значит, ты хочешь, чтобы я привёл Джека?
— Нет. — Джеймс встал, немного походил по комнате и снова сел на стул. — Нет, только не Джека. Не сейчас. Ты должен помочь мне с этим, Оуэн. Если всё будет нормально, Джеку не нужно будет знать об этом. И Гвен тоже. Это будет наш секрет. Тогда тебе можно будет время от времени выставлять меня идиотом, и никто не будет знать, почему.
Оуэн нахмурился. Он закрыл дверь палаты, взял из угла второй стул и поставил его напротив Джеймса.
— Ладно. Ты сейчас несёшь какой-то бред. Что происходит?
— Я боюсь, — сказал Джеймс.
— Чего? — спросил Оуэн.
— Себя.

* * *

Днём, после обеденного наплыва посетителей (хотя в «Династии Мугал» серьёзного наплыва посетителей в обед никогда не случалось), Шизней удалось улизнуть сразу же, как только она убрала последние тарелки. Люди вокруг были заняты каждый своим делом. Мать отправилась за покупками на вещевой рынок. Отец, как обычно, воспользовался затишьем, чтобы почитать свежую газету, прежде чем приступить к вечерней смене. Он читал, сидя в ресторане в одиночестве, включив радио.
Шизней пробралась наверх. Она слышала доносившееся издали бормотание маленького транзистора.
«Династия Мугал» раньше была двумя большими эдвардианскими таунхаусами (9), и во всех комнатах на верхних этажах сохранилась большая часть первоначальной обстановки и оформления, в том числе дверные ручки и замки. В каждой двери был врезной замок. Брат Шизней, Камил, постоянно ругался с матерью на тему личной жизни, и в конце концов начал регулярно использовать ключ от своей двери по назначению. Запертая дверь комнаты Камила никого не удивляла, особенно когда его не было дома.
Брата не должно было быть дома весь уик-энд. Накануне вечером он уехал в гости к своему другу в Бирмингем.
Брат не знал о том, что Шизней ещё год назад нашла другой ключ, подходивший к замку в его комнате.
Убедившись, что поблизости никого нет, Шизней отперла дверь и вошла.
Тусклый дневной свет пробивался сквозь наполовину закрытые занавески. В комнате Камила, как обычно, царил беспорядок – груды одежды, дисков и игр для PlayStation. На стене висело несколько картинок с женщинами в стиле пин-ап (10). Обнажённые женщины были основной причиной, по которой Камил запретил матери входить в его комнату.
Мистер Дайн лежал там, где Шизней его оставила – он растянулся на неубранной кровати Камила. Потом Шизней постирает простыни. Хотя Камил, может быть, и так ничего бы и не заметил.
Мистер Дайн пошевелился и посмотрел на неё. Он выглядел так же плохо, как накануне ночью, хотя, по крайней мере, его рана перестала кровоточить.
— Всё в порядке, — прошептала Шизней. — Я просто пришла проведать вас. И кое-что вам принесла.
Она держала в руках бутылку минеральной воды, которую взяла из холодильника внизу, немного свежих фруктов и коробку мороженого.
___________________
(1) - Один из серии проектов систематических исследований поступающих сообщений неопознанных летающих объектов (НЛО), проводившихся ВВС США в середине XX века. Начавшись в 1952 году, он представлял собой вторую волну таких исследований (первая включала в себя два подобных проекта — Sign и Grudge). Распоряжение о прекращении исследований поступило в декабре 1969 года, и вся деятельность под эгидой проекта прекратилась в январе 1970 года.
(2) - Вымышленная государственная организация в Объединенной Федерации Планет (также просто Федерации) из научно-фантастической вселенной «Звёздного пути», командующая вооружёнными силами, научно-исследовательскими подразделениями Федерации и часто выполняющая дипломатические миссии.
(3) - Штаб-квартира Супермена в комиксах DC.
(4) - Служба сохранения исторического наследия Уэльса, созданная валлийским правительством. Штаб-квартира организации находится в Кардиффе.
(5) - Город в Южной Африке.
(6) - Роберт Стефенсон Смит Баден-Пауэлл (1857 – 1941) – британский военачальник, основатель скаутского движения и гайдовского движения.
(7) - Традиционное название областей на границе Уэльса и Англии.
(8) - Венгеров Максим Александрович (р. 1974) – израильский скрипач российского происхождения.
(9) - Малоэтажный жилой дом на несколько многоуровневых квартир, как правило с изолированными входами (т.е. без общего подъезда), получивший распространение в европейских городах и пригородах на территории застройки средней плотности.
(10) - Изображение красивой, часто полуобнажённой, девушки в определённом стиле. В русском языке употребляется для обозначения конкретного стиля американской графики середины XX века.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья

---

Дэн Абнетт. Принцы Пограничья. Глава 23

Дэн Абнетт
Принцы Пограничья

Глава двадцать третья

Джек сидел в конференц-зале. Он лениво осмотрел свою аккуратно перевязанную рану на руке, затем застегнул свежую рубашку и стал ждать.
Один за другим вошли Оуэн, Гвен и Тошико и уселись за стол. Тошико просто села и закрыла глаза. Оуэн откатился назад на своём стуле и положил ноги на стол, как будто собирался задремать. Гвен плюхнулась в кресло и обхватила голову руками.
Некоторое время все молчали.
— Ну же, кто-нибудь, — наконец сказал Джек. — У меня ничего нет.
Незамедлительного ответа не последовало.
— Объект из каталога номер девять-восемь-один очень забавный, — в конце концов с усилием произнёс Оуэн.
— Что?
— Девять-восемь-один, — сказал Оуэн. — Эта штука довольно сексуальная. Я не знал, что у нас на оружейном складе есть что-то такое.
— Если бы ты знал, что это есть, я бы беспокоился, — ответил Джек.
— Я просто немного расстроен из-за того, что мне не удалось поиграть с этой штукой. К тому времени, как Йанто привёз её, всё уже закончилось.
Джек что-то пробормотал.
— Что? — спросил Оуэн.
Джек пожал плечами.
— Я сказал… возможно, все как раз довольны тем, что тебе не пришлось с ней играть.
Оуэн шмыгнул носом и кивнул. Потом вздохнул.
— Возможно, в этом они правы.
— Ты убрал оружие на место, да?
— Конечно.
— На склад?
— Да, Джек.
— Ты его убирал или Йанто?
— Он убирал, — сказал Оуэн. — Можешь мне хоть раз поверить.
— Прости, — сказал Джек.
Снова повисла тишина.
— Что-нибудь ещё? — спросил Джек.
— Дэйви Морган будет жить в безопасном месте, пока не отремонтируют его дом, — сказала Тошико. — Я перевела деньги со счёта Института, чтобы покрыть стоимость необходимых работ.
Джек поднял брови.
— Мы таким не занимаемся.
— А сегодня занялись, — решительно отрезала Тошико. В её голосе была такая твёрдость, что Джек решил, что он слишком устал, чтобы спорить.
— Как Джеймс? — вместо этого поинтересовался он.
— Я дал ему успокоительные, — сказал Оуэн. — Я открыл одну из палат внизу, чтобы ему было комфортнее.
— Он выглядит ужасно, — тихо заметила Гвен.
— С ним всё будет в порядке? — спросил Джек.
— Думаю, да, — ответил Оуэн. — Его сильно избили, но, думаю, он оправится.
— Может быть, его перевезти в… — Гвен затихла.
— Куда? — спросил Оуэн. — В нормальную больницу?
— Я не это имела в виду, — ответила она.
— Я знаю, что ты имела в виду, — сказал Оуэн. — Я действительно хорошо делаю свою работу, ты знаешь?
— Оуэн… — начала она.
— Давайте сегодня не будем ссориться, пожалуйста, — сказал Джек, подняв руку.
— Послушай, — сказал Оуэн. — Есть две причины, почему Джеймсу здесь будет лучше. Во-первых, оборудование и медицинская техника у нас лучше, чем в любой из больниц, которые я знаю. Во-вторых… ну, на самом деле он не так уж сильно ранен.
Остальные трое посмотрели на него. Оуэн пожал плечами.
— Я знаю, он выглядит ужасно. И вы рассказали мне, что ему пришлось пережить. Но на самом деле это всего лишь синяки, порезы и всё такое. Больше всего он пострадал от ударов в голову и плечо, но даже это выглядит плохо только по сравнению с остальным. Нашему любимому капитану Аналогии чертовски, просто невероятно повезло.
— Ты уверен? — спросила Гвен.
— Я полностью его обследовал, — сказал Оуэн. — Кое-где есть разрывы мышц и небольшая трещина в скуловой кости, но травмы головы как таковой нет. Во всяком случае, такой травмы, которую можно ожидать после того, как тебя треснул по голове сумасшедший робот-убийца.
— Просто держи его под наблюдением, — сказал Джек и встал. — Только что Оуэн сказал, что всё закончилось. Но оно не закончилось.
Он посмотрел на остальных. Они с торжественными лицами ожидали, что он скажет дальше. Он задумчиво склонил голову.
— Когда я понял, с чем мы столкнулись в Катайс, — сказал Джек, — в этом была одна явная положительная черта, насколько я мог судить. Конечно, Серийный G – это серьёзно. Когда мы гонялись за ним по всему району, помню, я думал: «По крайней мере, это оно. По крайней мере, мы знаем, что предупреждение относилось именно к этому».
Джек вытащил из кармана брюк чёрную плитку и приподнял её. Она по-прежнему мерцала.
— Если эта штуковина нужна для того, чтобы предупреждать нас о надвигающейся угрозе или войне, то Серийный G ею не был.
Джек невесело засмеялся и бросил плитку на стол.
— Я был так уверен. Когда я увидел, как эта груда металла рухнула, я был так уверен.
Он снова посмотрел на свою команду.
— Так что нам остаётся только гадать… Что это? Что это на самом деле? Может быть, это то странное серое существо, которое умудрилось одновременно быть невидимым и убить Серийного G в один и тот же день?
— Он не выглядел опасным, — сказала Тошико. — Он был на нашей стороне.
— Этого мы не знаем, — сказал Джек. — Всё, что мы знаем – что он не был на стороне Серийного G. А это совсем не одно и то же.
Гвен встала.
— Я пойду и осмотрю Косли Холл.
— Это мы уже проходили, Гвен, — сказал Джек. — Нет смысла.
— А я думаю, смысл есть, — ответила Гвен.
— Я это уже делал. Я там был, — сказал Джек. — Там нет никаких подсказок.
— Секретная штучка много лет ничего не делала, — сказала Гвен, указывая на лежащую на столе плитку. — И посмотри на неё теперь. Почему ты так уверен, что в Холле тоже что-нибудь не изменилось?
Джек начал колебаться.
— То, что в прошлый раз ты там ничего не нашёл, не означает, что там и сейчас ничего нет. Это логично, видишь? — продолжала Гвен.
— Она права, — сказала Тошико.
— Она не поедет в Косли Холл, — сказал Джек.
— Почему?
— Потому что сейчас половина одиннадцатого вечера, и Косли Холл будет закрыт. Она может поехать туда утром.
Гвен ещё секунду постояла, а потом снова села.
— Это, — заметила она, — тоже логично.

* * *

Мост, река, дворец. Тени шепчутся, мечутся гад высокими стенами.
Под старым, заброшенным мостом бежит шумный речной поток, вода бурлит в глубоком, высеченном из камня канале. Река шириной в милю. Речная вода год за годом отполировала стенки каменного ложа канала, и оно блестит, как стекло. Фиолетовый мох, мягкий, как бархат, обрамляет канал и покрывает нижнюю часть моста.
Серебристо-зелёные кирпичи высоких стен и башен отражают сияние звёзд. Дворец кажется иллюзорным, как дым или полупрозрачная кожа, сброшенная какой-то исчезнувшей рептилией. На чёрном небе сверкают мелкие, как следы от укола булавкой, огоньки.
Холодно. Воздух чистый и твёрдый, как хрусталь.
Тени неутомимы. Они бормочут и скребутся, издавая тихие, сухие звуки, словно ветер, который гонит по земле сухие листья.
Они видят его на мосту. Он прошёл за ворота по мощёной дороге и ступил на древний мост. Ночной ветер развевает старые ленты и гирлянды, свисающие с арок моста.
Он не хочет бежать, хотя и знает, что должен, и в то же время осознаёт, что это совершенно бесполезно. Дворец – это источник гравитации, и сила его притяжения слишком велика, чтобы ей противостоять. Ничто не может сбежать с его орбиты.
Одна нога, теперь друга. Его шаг ускоряется. Он бежит, зная, что должен бежать. Он принюхивается, в воздухе витает мускусный аромат сухих цветов в старых гирляндах. Он слышит эхо собственных шагов по широкому мосту.
Откуда-то сзади доносится вой сирены. Тени на высокой стене начинают двигаться, бегать, скрестись. Им не нужно много времени, чтобы сократить расстояние. Они быстрые, как птицы, собравшиеся в стаю, как летящие стрелы.
Не прекращая бежать, он оборачивается. Они добрались до моста. Они на мосту. Они летят к нему.
Одна тень прыгает…

* * *

Джеймс открыл глаза.
— И что это было, чёрт возьми? — спросила Гвен.
Джеймсу было немного тяжело понять, где он находится. Это была не его спальня и не его квартира. Это была маленькая комнатка с одной кроватью. Две лампы, включённые на низкий режим мощности, слабо освещали комнату. У изголовья кровати стояло несколько работающих медицинских аппаратов с мерцающими дисплеями.
Гвен сидела на стуле рядом с ним.
Одна из палат в Хабе, вот что это. Одна из палат, которые использовались лишь от случая к случаю, для посетителей, оставшихся на ночь, или для тех, кто оказался серьёзно ранен и вынужден был некоторое время провести в постели. Однажды, после операции «Золотарник», Тош провела здесь неделю.
Интересно, а кто он – посетитель или раненый?
Он пошевелился, и боль в плече и лице дали ему понять, кем он здесь считается.
— Осторожно, — сказала Гвен. — Тебе опять что-то снилось?
— М-м-м, — ответил он. Во рту было сухо.
— Очередной сон для человека, который не видит снов?
Он откашлялся.
— Как насчёт, — он сглотнул, — стаканчика воды? У человека, который не видит снов, во рту пустыня.
Гвен протянула ему мензурку.
— Так-то лучше, — сказал он.
— Помнишь что-нибудь про свой сон? — спросила она, ставя мензурку обратно на тумбочку.
Он глубоко вздохнул.
— Э-э… мост, — наконец сказал он. — Над рекой.
— Где это было?
— В моём сне.
— Ха-ха. Я имею в виду, это был настоящий мост или как?
— Думаю, настоящий. Да, я уверен… — он замолчал и покачал головой. — Нет, всё-таки нет. Он был слишком старым и до нелепости длинным, чтобы быть настоящим.
— Что-нибудь ещё?
— Кажется, за мной гнались.
— Кто?
— Обычные монстры из ночных кошмаров, которых нельзя разглядеть.
— Откуда ты знаешь, — спросила она. — Если ты никогда не видишь снов?
— Я достаточно часто слышал, как люди говорят о снах, — сказал Джеймс. Он посмотрел на Гвен. — Который час? — спросил он.
— Два часа ночи.
— Ты должна быть в постели. Тебе нужно поспать.
— Я немного подремала. Я хотела остаться здесь.
— Очень мило. Не надо было.
— А может, надо.
— Всё в порядке?
— О, да, — ответила она. — Всё в порядке, как всегда в Торчвуде. Кроме одной вещи.
— Какой?
— Я тут подумала, ты не мог бы сделать мне одолжение?
— Какое одолжение? — спросил он.
— На будущее – не мог бы ты попытаться сделать так, чтобы гигантский робот не избивал тебя до полусмерти? Это плохо действует на мои нервы.
— Хорошо, — улыбнулся он. — Иди сюда.
Он обнял её, и она скрутилась калачиком рядом с ним на краю узкой кровати.
Какое-то время они лежали молча. В конце концов, достаточно долго подумав, Джеймс сказал:
— Гвен?
Но она уснула.

* * *

Шизней в темноте спустилась вниз, завернувшись в домашний халат. Она почти спала, но шум не давал ей уснуть окончательно. Кто-то опять забыл выключить вентиляцию на кухне.
Остальные спали в квартире над рестораном, и в самом ресторане было темно: лес из ножек перевёрнутых стульев на столах, освещённый янтарным уличным фонарём сквозь витрину.
Ещё там было холодно. По помещению гулял сквозняк.
Шизней зашла в кухню. Холодный воздух пах смесью специй, лука и чистящей жидкости. В сумерках пустые стойки из нержавеющей стали поблёскивали. На прикреплённой к потолку перекладине висели сковородки.
Кухонная вытяжка негромко мурлыкала, но этот звук время от времени прерывался каким-то треском.
Шизней пересекла кухню и нажала на один из выключателей. Вентиляторы смолкли. Шизней закрыла вентиляционные люки крышками.
И снова этот сквозняк, но на сей раз ветер дул прямо ей в лицо.
Шизней огляделась по сторонам и увидела, что задняя дверь слегка приоткрыта.
Неодобрительно поцокав языком, она подошла и закрыла дверь на задвижку. Если бы отец узнал об этом, он пришёл бы в ярость – независимо от того, кто закрывал ресторан. Оставленные работающими вентиляторы – это одно дело, но незапертые двери? Кто угодно мог бы зайти внутрь и...
Шизней замерла. По спине побежали мурашки. Стоя в этой тёмной кухне, в полном одиночестве, и представляя себе, к чему могла бы привести незапертая дверь, она только что умудрилась до смерти напугать саму себя. Она печально улыбнулась и повернулась, чтобы уйти.
Послышался какой-то негромкий звук.
Она снова застыла, и на сей раз бегающие по её спине мурашки стали вполне реальными.
Это был всего лишь тихий звук – может быть, где-то просто скреблась мышь. Шизней прислушалась и снова собралась уходить, не слыша ничего, кроме собственного пульса, эхом отдававшегося в ушах.
Ничего. Или нет. Снова шум. Там.
Стараясь двигаться как можно тише, Шизней выбрала самую тяжёлую сковородку, которую только смогла найти, и взяла её, как теннисную ракетку. Она подумала о стойке с ножами, которая располагалась у дальней стены, но это было слишком далеко; к тому же, была ли Шизней напугана или нет, ей не хотелось кого-нибудь ранить. Даже грабителя-насильника-сбежавшего психа.
С другой стороны, если она ударит его по голове, с этим проще будет справиться.
Она снова прислушалась. Когда шум послышался снова, она поняла, что он доносится из-за её спины, из кладовой. Дверь кладовой тоже была чуть приоткрыта.
Шизней задумалась, не следует ли ей позвать на помощь. Она была уверена в том, что к тому времени, как кто-нибудь проснётся и спустится вниз, ей всё равно придётся разобраться со всем в одиночку.
Приподняв сковородку, она крадучись направилась к двери в кладовую. Взялась за дверную ручку. Один, два...
Она распахнула дверь. Сначала она ничего не увидела. В кладовой было темно, хоть глаз выколи – сумеречная пещера, полная мешков с овощами и консервных банок.
Потом она заметила фигуру, выдохнула и замахнулась своим импровизированным оружием.
Но вдруг засомневалась.
— Боже мой!
На полу, прислонившись спиной к стене, сидел мистер Дайн. То, что осталось от его одежды, было изорвано в клочья. Голова безвольно свешивалась на грудь, руки были вытянуты вдоль тела.
— Что вы тут делаете? Что вы тут делаете? — прошипела она, делая шаг вперёд.
Он пошевелился и медленно повернул голову, чтобы взглянуть на неё.
— Как вы сюда попали? Вас не должно здесь быть! Вам и в самом деле не стоит здесь находиться!
— Вы... сказали... — прошептал он.
— Что?
Нелегко было расслышать, что он говорит – таким далёким казался его голос. Был ли он пьян? Или сошёл с ума? Может быть, его ограбили, или что-нибудь в этом роде? Шизней опустила сковородку.
— Вы... сказали... — повторил он.
— Что вы имеете в виду?
— Вы сказали: «Возвращайтесь, когда захотите», — прошептал мистер Дайн.
— Ну, я... — Шизней запнулась и крепко задумалась. — Послушайте, я не это имела в виду. Я не имела в виду... Мой отец придёт в бешенство, если узнает, что вы пробрались сюда и... — она склонилась над ним. — Мистер Дайн?
Он не ответил.
— С вами всё в порядке?
Он открыл глаза и кивнул на сковородку, которую она держала в руках.
— Для чего это?
— Чтобы ударить вас по голове. Вы не можете просто так вламываться в чужие дома.—Шизней замолчала и вдруг рассмеялась. Учитывая его состояние, странно было представить мистера Дайна занимающимся такими вещами.
— С вами всё в порядке? — снова спросила она. — Что с вами случилось?
— Я разбился, — сонным голосом отозвался мистер Дайн.
— Вы это уже говорили. Это что... это что-то вроде наркотиков?
— Нет, нет.
— Что с вашей одеждой? Вас избили?
— Думаю, можно и так сказать.
— Я должна позвонить в полицию, — сказала Шизней.
— Нет.
— Вы видели, кто это сделал?
— Шизней...
— Полиция вам поможет. Вам нельзя здесь оставаться. — Шизней немного растерялась. Если она позвонит в полицию, её отец обо всём узнает. Он увидит, как мистер Дайн забрался в ресторан. От этого будет куча неприятностей.
Но она не могла просто вышвырнуть человека на улицу – только не в его состоянии, даже если бы она и позвонила анонимно в 999 (1).
— Мне придётся позвонить в полицию, — настойчиво повторила она.
— Нет. Они не смогут мне помочь. Пожалуйста, не звоните им. Мне просто нужно отдохнуть. Прийти в себя. Подлечиться.
Она присмотрелась к нему внимательнее.
— О Боже мой! — воскликнула она, поняв, что видит перед собой. — Господь всемогущий, вас ранили! Вас ранили, да?
Даже в полумраке она отчётливо видела тёмную жидкость, сочившуюся из глубокой раны на груди мистера Дайна. На пол натекла уже целая лужа.
— Это не от ножа, — сказал он. — Я получил контактную травму. Она заживает. Дайте мне время, чтобы залечить её.
— Вам нужно в больницу. По крайней мере, швы наложить. Это не заживёт само по себе.
Он неожиданно злобно посмотрел на неё. Его глаза сверкнули.
— Нет, заживёт, — возразил он. — Обещаю вам. Мне просто нужно безопасное место, чтобы полежать и отдохнуть. Безопасное место. Я думал, вы могли бы...
— Вы не можете остаться здесь, — сказала Шизней.
Он вздохнул и кивнул. Он зашевелился, словно пытаясь встать.
— Я понимаю. Я уйду.
— Куда?
— Я найду место.
Она протянула руку и мягко задержала его.
— Я имела в виду... вы не можете остаться здесь. В кладовой. Мой отец встанет в шесть, и ему нужно будет подготовить еду. Люди придут сюда и найдут вас. Вам нельзя здесь оставаться.
— Тогда где?
— Вы можете двигаться? Если я помогу вам, вы можете передвигаться тихо? Очень, очень тихо?
— Думаю, да.
Ей потребовалось время, чтобы поднять его. Он был тяжёлым, а его кожа – горячей, практически пышущей жаром. Обхватив мистера Дайна руками, Шизней вывела его из кладовой и потащила к кухонной стойке.
— Постойте здесь, всего секундочку.
Мистер Дайн пошатнулся, но остался стоять, вцепившись в край стойки.
Шизней вернулась в кладовую, бросила на лужу крови старую газету, а сверху положила два пакета лука и мешок картошки, чтобы прикрыть бумагу. Она взяла сковородку, вышла из кладовой и закрыла дверь. Потом повесила сковороду на место.
— Хорошо, — прошептала она, вернувшись к мистеру Дайну. — Пойдёмте. Только тихо, ладно?
_______________
(1) - Телефонный номер для вызова полиции, скорой помощи или пожарной бригады в Великобритании.

@темы: книги, перевод, Дэн Абнетт, Torchwood, Торчвуд, Border Princes, Dan Abnett, Принцы Пограничья