Сумеречные улицы
Глава пятнадцатая
Оуэн Харпер уже был готов начать швырять образцы крови в стену прозекторской. Почему-то перспектива украсить белую кирпичную кладку красными брызгами казалась более стóящей, чем то, чем он занимался сейчас.
читать дальше— Я не могу сделать это, Джек, — заорал он, зная, что никто его не услышит, потому что в Хабе никого нет. — Что бы там ни находилось в твоём теле, я не могу это изолировать!
Вместо этого он пнул стол для вскрытий.
Это было так же мелодраматично, но не столь разрушительно. Хотя он чувствовал, что его пальцы ног могут быть не согласны с ним ещё с минуту или около того.
— Тупой, тупой...
Он снова повернулся к экрану, который проецировался на белую стену у него за спиной. Кровь Джека. ДНК Джека. Образцы тканей Джека. Честно говоря, если бы у него были образцы, он бы с удовольствием проанализировал кал или сперму Джека, всё, что угодно, что могло бы помочь разобраться, что делает Джека Харкнесса уникальным среди всех других людей.
— Вы пытаетесь понять, что не даёт ему войти в Третарри? — послышался елейный голос откуда-то сверху. — Или изолировать то, что на самом деле помогает ему оживать?
Оуэн не стал смотреть вверх, в Хаб. Он знал, что это Билис. Идея о том, что старикашка может просто входить и бродить где ему вздумается, больше не беспокоила Оуэна. Он сделал глубокий вдох и продолжил работать.
— Если у тебя есть что добавить, скажи мне. Если нет, свали на фиг из Хаба, я занят.
И Билис оказался перед ним, он стоял, заложив руки за спину, улыбаясь, чуть наклонив голову, словно прислушиваясь к чему-то.
— Я слышу крик в вашей голове, Оуэн, — сказал он. — Звук. Связь. С нашим приятелем в клетке и с другими, живущими здесь.
— Не знаю, о чём ты, приятель.
— Нет, знаете, — просто ответил Билис.—Вы давно об этом знали. Но никому не сказали, правда? Потому что это пугает вас. Вы знаете, что в вас есть что-то от долгоносика. С одной стороны, это всего лишь последствия травмы. Вы отождествляете себя с ними, потому что знаете, что за их рычанием и агрессией скрываются умные, сплочённые существа, которые нуждаются друг в друге. И, как и долгоносики, Оуэн Харпер хочет верить, что он может выжить в одиночку, в то время как на самом деле ему нужно всего лишь хорошее объятие.
Сначала Оуэн просто смотрел на Билиса, потом выдавил улыбку.
— Тебе нужно начать раздавать консультации, приятель, — сказал он. И снова повернулся к своим образцам, чтобы Билис не увидел, как он хмурится. Он хмурился, потому что в словах Билиса, чёрт бы его побрал, была доля правды.
Не в том, что касается одиночества – Оуэн привык к этому, но нет, в том, что связано с долгоносиками. Он обнаружил, что у него есть какая-то странная связь с ними. И это пугало его, потому что он не мог понять, почему его так влечёт к ним.
Он почувствовал руку Билиса на своём плече.
— Мне жаль, Оуэн. Это станет понятно в будущем. И мне действительно жаль из-за этого.
Оуэн сбросил руку.
— Ты в десяти секундах от того, чтобы быть застреленным.
Билис рассмеялся мягким невесёлым смехом.
— О, мы же знаем, что этого не случится. Но произойдут другие вещи, которые изменят всю вашу жизнь. И я не могу вам помочь. Никто не может. Помните, как хрупка жизнь, Оуэн Харпер. Как врач вы это знаете. Учитесь беречь её.
И Оуэн увидел кое-что на полу. Револьвер, он просто лежал там, и от его ствола поднимались завитки дыма.
Затем он исчез. И Билис тоже.
Оуэн обыскал Хаб, нижние уровни, верхние уровни и даже конференц-зал, но Билиса и след простыл.
Как он очутился в подвалах, глядя на сидящего в камере долгоносика, он не помнил.
Но теперь он был здесь, не осознавая, что, как и Билис ранее, он прижимает руку к пластиковой двери. По другую её сторону заключённый в камере долгоносик приложил к двери свою руку.
— Почему ты здесь? — спросил его Оуэн. — Как ты можешь жить в этой инопланетной среде?
Долгоносик ничего не ответил.
Оуэн отшатнулся. Господи Иисусе, он разговаривает с долгоносиком. Что с ним происходит?
«Чёртов бедолага, — подумал он. — Оказался в чужой среде, в клетке, где так много дверей, которые не дают тебе уйти туда, где, как ты считаешь, тебе самое место. Ждёшь, когда что-нибудь пойдёт не так, ждёшь, чтобы системы безопасности вышли из строя, как раньше. Чтобы они дали тебе доступ в запретный Хаб и дальше, в пустынный Кардифф, в канализацию, на свалки, в...»
Конечно! Вот оно, они рассматривали всё совершенно неправильно.
Оуэн бросился из подвалов назад в конференц-зал.
И это была его ошибка – он слишком стремился связаться с Джеком, предупредить его, потому что всё понял.
Потому что он был Оуэном. Потому что он всегда слишком спешил.
И потому что он никогда не видел картинку в целом.
Никогда не видел того, что у него за спиной.
— Джек, — он ударил кулаком по системе коммуникации, зная, что, куда бы Джек ни ушёл, он всегда держит свой наушник включённым. — Джек, послушай меня!
Тишина.
— Чёрт возьми, Джек, надеюсь, что ты просто не можешь сейчас говорить, но слышишь меня. Слушай, дело не в том, что ты не можешь войти, ты можешь. В тебе нет ничего такого, что останавливало бы тебя, это делается перднамеренно. Это не твоё тело или что-то ещё. Сам Третарри для тебя закрыт. Тебе нужен ключ...
Нет, не так. Это... это как блокировка – в каком-то смысле, то есть тебя впустят, но только если ты согласишься с условиями! Твою мать, Джек, это ловушка. Это ловушка, и именно поэтомуо н забрал Тош. Она приманка, Джек. Ты должен вернуться сюда – сейчас же!
Тишина.
— Джек! Ради всего святого!
— Я знал, что это будете вы, — сказал Билис, стоя у него за спиной. — Вы так методичны, ничего не оставляете на волю случая. Если с первого раза у него не получается, Оуэн Харпер пробует снова и снова.
Оуэн резко повернулся, готовый к драке, но Билис оказался намного быстрее.
— Простите, я заблокировал систему коммуникации, — сказал Биллис, схватив Оуэна за руки. — Если Джек попытается позвонить, он услышит «Болеро» Крэйга Армстронга . Я подумал, что это соответствует его... извращённому вкусу.
Оуэн ожидал лёгкого боя – сколько лет было Билису, семьдесят пять, восемьдесят? Худосочный, хрупкий, немного неестественный? Но Оуэн ошибался и оказался стоящим на коленях, а спустя секунду согнулся, когда Билис сжал его руки, словно в пневматические тиски.
Оуэн услышал крик, полный невыносимой муки и понял, что это был его собственный голос, а потом темнота поглотила его.
Джек любил побережье. Он шёл вдоль берега, глядя на огни в окнах современных квартир напротив контрастирующих с ними викторианских домиков за его спиной.
В воде плескались несколько припозднившихся уток, и Джек наклонился, чтобы посмотреть на них. Луна уже взошла – три четверти яркого белого шара – и её отражение в спокойной воде нарушалось лишь лёгкой рябью, которую создавали утки.
Джек думал о космосе. О том, как это – быть там, наверху. Среди звёзд. Он мог бы вернуться туда, не так давно. У него был шанс, но он решил не использовать его. Кардифф, а именно команда Торчвуда, нуждался в нём. Земля нуждалась в нём. Каждый из этих странных маленьких людей нуждался в нём. И, чёрт возьми, он тоже нуждался в них. Они заставляли его чувствовать себя живым, они давали ему цель, смысл существования.
— Джек.
Он услышал шёпот, такой тихий, что его можно было принять за дуновение ветра. Но это был не ветер.
И всё же он вздрогнул.
И понял, что кто-то стоит у него за спиной. Он видел отражение в воде.
— Нет, — произнёс голос. — Не оборачивайся. Просто слушай. Я пытаюсь, я изо всех сил пытаюсь сделать всё, чему ты меня научил, но мне тяжело удерживать себя здесь. Их забрали, всех четверых, Джек. Ты остался один.
Фигура приблизилась к нему, и Джек увидел лицо. Молодой мужчина, высокий, темноволосый, голубоглазый (о Господи, как же давно он не видел эти красивые глаза), со скулами, на которые ему хотелось поставить кофейную кружку. Но никакой широкой улыбки. Лицо искажено болью.
Сердце Джека буквально подпрыгнуло, и он задышал глубоко и прерывисто.
— Грег, — выдохнул он.
— Прости, Джек, оно такое сильное. Я в самом деле пытаюсь... Пожалуйста, поверь мне.
Джек смотрел на отражение в воде. Он видел достаточно фильмов, чтобы знать, что, если он обернётся, Грег исчезнет.
— Это Билис Менджер?
Грег нахмурился.
— Оно такое яркое. И такое тёмное. И я не знаю, где я, Джек. Но оно их забрало. Оно делает им больно, Джек.
— Это Билис Менджер? — резко повторил Джек, обернувшись.
Но Грег пропал.
Теперь стало на самом деле холодно. Чёртова река, чёртов парк, чёртовы грёбаные утки. Джек оказался сбит с толку. Он побежал, так быстро, как только мог, по ступенькам к дороге, через круговой перекрёсток, на Русалочью набережную.
К тому времени, как он добрался до входа в магазин Йанто, он знал, что опоздал.
Чуть дальше, рядом с кафе-мороженым у воды, стоял Билис.
Дверь магазина была заперта на длинный металлический прут с массивным, почти комически огромным железным замком.
Джек инстинктивно постучал пальцем по уху.
— Оуэн? — рявкнул он.
Тишина. Нет, не тишина – музыка. Это было что-то новенькое.
Он посмотрел на Билиса.
— Что ты сделал с Оуэном? Впусти меня в Хаб!
Но Билис держал ключ в вытянутой руке. Он улыбнулся, повернулся и бросил его прямо в центр гавани. С глухим «плюх» ключ исчез, и в тот же момент исчез Билис.
Джек попытался оторвать прут от двери, однако он знал, что это бесполезно.
Он побежал через Роальд Даль Пласс к водяной башне, на бегу активируя защищённую фильтром восприятия плитку-лифт с помощью своего ремня на запястье, но, когда он добрался до нужного места, ничего не произошло.
Люди смотрели на него, когда он запрыгнул на плитку, не обращая внимания на водяные брызги.
Чёрт, как они могут его видеть?
Почему он не движется вниз?
Теперь за ним наблюдали четверо или пятеро озадаченных людей. Среди них, он понял, был Билис Менджер. Билис помахал ему, повернулся спиной и вошёл в фойе центра «Миллениум».
Джек промчался мимо толпы и нырнул в здание.
Там повсюду были люди – оставалось пятнадцать минут до начала спектакля, и целые толпы поднимались по левой лестнице в большой зал театра Дональда Гордона, а ещё больше людей стекалось из баров и кафе с правой стороны, направляясь через холл в ту же сторону.
Джек попытался сосредоточиться, но знал, что Билис уже ушёл.
— Мистер Харкнесс?
Это был сотрудник центра в коричневой жилетке, державший в руке пачку программок к спектаклю.
— Да?
— Джентльмен сказал, что вы будете здесь. Он просил меня убедиться, что у вас есть билет. Он уже вошёл.
Джек взял билет, но не стал читать, что на нём написано, вместо этого глядя на людей, поднимающихся по лестнице вверх.
Ему никогда не хотелось сражаться с Билисом в полном людей театре.
— Нет, сэр, — сказал сотрудник, проследив за взглядом Джека. — Чтобы попасть в галерею, нужно подняться по правой лестнице, на второй этаж, сэр. — Он показал на толпу, идущую со стороны баров.
Джек поблагодарил его и стал медленно проталкиваться сквозь толпу, получая сдавленные жалобы за то, что наступил кому-то на ногу и выбил из чьей-то наманикюренной ручки сумку.
Наконец он добрался до деревянной лестницы, ведущей к небольшим галереям и конференц-залам, и побежал вверх, перескакивая через три ступеньки сразу.
Он бросил взгляд на билет и прочитал:
Он рванул в бар, держа руку на кобуре, ожидая неприятностей.
Вместо этого он обнаружил тихий, ярко освещённый бар, одного бармена и Билиса Менджера, который выглядел таким же спокойным и щеголеватым, как обычно. Билис потягивал херес из бокала, а рядом с ним стоял официант с подносом, заставленным бокалами с хересом.
— Джек, — экспансивно воскликнул Билис, словно приветствуя старого друга на вечеринке. — Я так рад, что вы смогли прийти.
Джек не убрал руку с кобуры, но замедлил шаг, направляясь к тому месту, где стоял Билис.
Старик выпил за его здоровье и кивнул на окна, за которыми была видна оборотная сторона слов, написанных на фасаде здания. Джек выглянул и посмотрел на водяную башню внизу.
— «В этих камнях поют горизонты». Очень вдохновляющие слова, вам так не кажется, Джек?
Джек пожал плечами.
— Чего ты хочешь?
— Творите истину как стекло из печи вдохновения – так писал первый валлийский национальный поэт. Истина – страная вещь: что для одного человека правда, то для другого – сплошная ложь.
Джек отвернулся от Билиса.
— Если тебе нечего сказать, Билис, то мне нужно найти свою команду.
— О, боюсь, вы не сможете этого сделать. Они вам не позволят. Не сейчас. Ожет быть, завтра, на вечеринке.
Джек повернулся, подошёл к Билису, не обращая внимания внимания на официанта, который отшатнулся, когда Джек налетел на него. Он схватил Билиса за его красный галстук, проглотив своё удивление из-за того, что старик не исчез.
Однако, может быть, он не ожидал, что Джек сделает это – поэтому он был удивлён и застигнут врасплох.
Хорошо.
— Кстати, о печах вдохновения, меня чертовски вдохновляет возможность выбросить тебя в окно и посмотреть, как ты исчезнешь прямо в воздухе. Но, знаешь, не думаю, что это будет успешно. Где они?
— Я честно не могу ответить, мне ужасно жаль, — Билис вырвался и поправил одежду. — Но я уверен, что они в безопасности. Не думаю, что они хотят причинить вашим друзьям боль.
— Они?
— Свет, Джек. Свет и Тьма – вечно воюющие, борющиеся на господство в течение многих столетий, пришедшие сюда сквозь ваш благословенный Разлом. Мой Господин понимал их, но вы его уничтожили. И когда вы это сделали, они смогли делать то, что им хочется. Можно сказать, они весьма своенравны.
— И какова твоя роль в этом?
— Я связан с ними точно так же, как был связан с моим Господином. Но я лишь скромный слуга – я вижу время, всё время, пошлое, настоящие и множество потенциальных будущих. Я могу показать вам любое количество будущих, если хотите, Джек. Это заставит вас держаться подальше от всего этого. И даст много подсказок.
— Для чего?
— Для всего.
Джек огляделся. Официант и бармен беседовали у стойки бара, забыв о сцене, разыгрывающейся у окна.
— Что ты есть, Билис?
Билис открыл рот, словно собирался ответить, но затем остановился.
И впервые Джек ощутил... панику? Слабость?
— Вы проигрываете войну, Джек, — сказал Билис. — Может быть, не битву, но войну. Это столетие, Джек, помните?
Он сунул руку в карман и вытащил медальон на цепочке.
Джек нахмурился – он был уверен, что уже видел это раньше. Где?
Билис снова спрятал медальон в карман.
— В любом случае, капитан Джек Харкнесс, я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне завтра на большом открытии Третарри. Вечеринка так долго готовилась.
Джек покачал головой.
— Мне кажется, ты быстро перевернул всё с ног на голову.
Билис ухмыльнулся.
— О, мой дорогой капитан, как мало вы понимаете. Но вы поймёте. Обязательно.
И Билис исчез.
А вместе с ним и сотрудники. Джек стоял в полумраке. Бар был закрыт, и не было ни единого намёка на то, что за последние часы здесь кто-либо находился.
Моя история начинается с землетрясения в 1876 году, четыре года назад. Для большинства это было лишь небольшим неприятным недоразумением, лишь немногие поняли, что это было – или так казалось – сосредоточено в моём любимом Третарри.
Но я знал. Я знал правду о том, что той ночью не было настоящего огня. Нет, вместо этого великие боги преисподней пробились на поверхность нашей маленькой планеты, их вечные битвы и войны просочились в нашу реальность.
И только я стал свидетелем этих событий, только я общался с самими демонами и их жалкими прислужниками.
Однако я забегаю вперёд. Это был обычный вечер, насколько я помню – самый обычный с тех пор, как нас покинула моя любимая Марджори. Семьи из Третарри были в церкви Святого Павла, в Грейнджтауне, но я отрёкся от нашего Бога после того, как потерял Марджори.
Я стоял в центре деревни, когда земля начала дрожать, и из-под неё повалил дым.
Я подумал, что пришло моё время и что я не переживу следующие несколько мгновений, и я начал думать о Марджори. Мне кажется интересным то, что даже в те ужасные секунды я ни разу не попытался помолиться или хотя бы подумать о Господе Боге Всевышнем.
И улицы расколол пополам огонь и пунцовый дым, когда странные фантасмагории света и других энергий стали различимы в дыму.
Звук был оглушительным, однако, как я узнал позднее, никто за пределами деревни ничего не слышал и не видел, хотя той ночью огонь привлёк внимание полиции и других представителей власти, которые решили, что это был простой пожар в доме номер 6 по Кобург-стрит.
И, опасаясь за свой здравый ум и репутацию, я, к стыду своему, вынужден признать, что не давал им повода думать иначе.
Я лишь навеки благодарен за то, что ни одна невинная душа не погибла той ночью.
«Души». Как легко я пишу такие слова и как по-прежнему тяжело в это поверить.
Я спрятался в дверях дома на Бьют-террис, в ужасе наблюдая за происходящим, когда огромная рука, размером с лошадь с экипажем, изверглась из трещины, разделившей дорогу надвое. Серая, когтистая – я помню каждую мелочь вплоть до костяшек пальцев, я был так напуган, что это въелось в мою память, боюсь, до конца моих дней. Страшные когти скребли по дороге, стараясь зацепиться, чтобы всё это отвратительное тело могло подняться, красноватый дым всё ещё потрескивал и танцевал над ним, ручейки света струились на его пути, словно каждая искра была живой.
Затем показалась рука, плечо и, наконец, голова, похожая на собачью, выросла из-под земли, не замечая меня, но изрыгая огонь, рыча и поднимаясь ввысь.
В дальнем конце улицы появилось второе такое же существо, только ярко-синего цвета.
И в этот момент я заметил двух мужчин, оба были пожилыми, они стояли на разных концах Бьют-террис, словно секунданты при двух дуэлянтах, которые не были людьми.
Мне показалось, что они не только были похоже одеты, но и лица у них были словно у близнецов. Признаюсь, что я не так уж долго на них смотрел, но меня так и тянет сказать, что они были однояйцевыми близнецами. Я не могу предложить иных аргументов в поддержку этого мнения, кроме моих воспоминаний о моём недолгом наблюдении за ними.
Секунданты этих Чудовищ одновременно подняли руки, и пунцовая энергия над нашими головами превратилась в водоворот невероятной силы, я чувствовал, как воздух покидает моё тело, и мне стало страшно, что я умру прямо там, на улице, но Чудовища – из-под земли были видны лишь их головы и плечи – повернулись друг к другу, и в этот момент в воздух стали взлетать камни и земля.
В пунцовом шторме начали мелькать крошечные огоньки, некоторые из них роились вокруг Серого Чудовища, некоторые – вокруг Синего Чудовища, и я понял, что то, свидетелем чего я стал, лежит за гранью знаний смертного человека. Воистину, я наблюдал за битвой чего-то куда более тёмного.
Энергия летала вокруг голов Чудовищ, хотя они двигались слабо, в основном поворачиваясь и рыча друг на друга нечеловеческими словами. Основная борьба шла между огоньками в буре, те, что были ближе к Синему Чудовищу, теперь образовали внушительную черноту по сравнению со светом союзников Серого Чудовища. Свет против Тьмы.
— Верно, — произнёс голос у меня за спиной.
Я понял, что секундант Серого Чудовища стоит рядом со мной. Он объяснил, что его знают как Билиса Менджера; он считал, что воплощает Боль Пожирателя, что бы это ни означало. Своего противника он представил как Кафара Менджера, возможно, подтверждая мою догадку о том, что они родственники или даже близнецы. У меня не было возможности спросить, поскольку Билис дал мне задание.
Он объяснил, что прекрасный город Кардифф был домом для этих Чудовищ, и так было с самого сотворения мира. Что-то под названием Разлом пролегало через эти земли, я решил, что это и был пунцовый дым над нами, и что двое Чудовищи сражались за власть над ним.
Или за то, чтобы сбежать.
Он передал мне эту книгу и специальную ручку, такую, каких я никогда раньше не видел. Он сказал, что этой ручкой можно писать слова, но я не смогу впоследствии прочесть их.
Он сказал, что очень важно, чтобы я записал в этот дневник события того дня – и ничего более.
И что когда одно из Чудовищ и его Секундант победит или проиграет, я должен буду закрыть этот дневник и убедиться, что он будет похоронен вместе со мной здесь, в Кардиффе.
Я отметил, что, возможно, в скором времени я покину Кардифф, что без Марджори для меня нет смысла оставаться в этом городе, однако Билис был настойчив. Не имело значения, куда я уеду, при условии, что я буду похоронен здесь, в Кардиффе. На кладбище у церкви Сятой Марии, которая находилась далеко на севере Кардиффа.
Однако я должен рассказать вам о битве – несмотря на то, что я, честно говоря, имею слабое представление о том, что именно произошло. Рычание Чудовищ и метания чёрных и белых огней.
Билис Менджер и второй Секундант не делали ничего до тех пор, пока, спустя примерно пять минут, пунцовый шторм не засветился очень ярко, белые огни погасли, а Синее Чудовище поднялось выше, и Серое исчезло под землёй.
Синее Чудовище с рёвом начало бить себя в грудь, словно какая-нибудь гигантская обезьяна с тёмных континентов, и тоже исчезло, провалившись свозь разверстую трещину, из которой оно вышло, и дыра закрылась, а пунцовая буря прекратилась.
Двое Секундантов остались – тот, которого я знал как Кафара, пошёл к Билису. Они пожали руки, и Кафар, прижавшись к Билису, исчез, почти как если бы он каким-то образом был внутри человека, с которым я разговаривал – это был самый странный трюк, какой я когда-либо видел.
И Билис сказал мне кое-что ещё.
Он сказал, что Третарри больше не принадлежит ни мне, ни рабочим. Он сказал, что все они должны покинуть свои дома в течение семи дней, иначе он не будет отвечать за последствия. Однако я не принял это за угрозу, скорее за извинение. У меня сложилось впечатление, что этот дорогой человек беспокоился скорее за их благополучие.
Став свидетелем битвы Чудовищ, я мог лишь согласиться.
Я спросил у Билиса, что он будет делать теперь – Чудовище, на которое он работал, было явно побеждено.
Он сказал мне, и я очень хорошо запомнил его слова: «Я буду идти сквозь вечность прошлого, настоящего и возможных будущих до тех пор, пока мой Господин Абаддон не возродится. До тех пор вы, Гидеон ап Тарри, должны будете помнить две вещи. Первое – слово «Торчвуд», потому что оно уничтожит будущее. И второе – то, что я, Билис Менджер, буду искать окончательной мести за будущее. Потому что это не должно произойти – однако без моего Господина Абаддона оно случится.
Я больше никогда его не видел.
На следующей неделе я переселил своих верных работников в новые дома в Виндзоре и Бьюте.
Лишь ещё один раз я пытался вернуться в Третарри, но что-то не дало мне войти туда. Не физически, но я испугался, что, если я войду, моё сердце затрепещет, а горло высохнет в ту же секунду. Я не смог разумно объяснить это, но я знаю и уважаю этот страх, и я поклялся не возвращаться.
Как и велел Билис Менджер, который в тот день исчез из моей жизни и больше не вернулся, я записал всё это спустя четыре года.
Я внёс в своё завещание условие о том, что этот дневник должен быть похоронен вместе со мной. Я храню его в деревянном ящике на чердаке. Сегодня будет последний раз, когда я его вижу.
12 июня 1880
Мне пришлось вновь взяться за этот дневник и, ради Билиса Менджера, если он когда-нибудь найдёт его, сделать запись о событиях сегодняшнего дня.
Ко мне пришёл человек, полагаю, шотландец. Он утверждал, что представляет интересы Её Величества королевы Виктории. Он не назвал своего имени, однако на нём была военнная форма, поэтому у меня не было причин сомневаться в его словах.
Он попросил, нет, потребовал у меня дневник.
Когда я притворился, что не понимаю, о чём речь, он объяснил, что работает на Институт Торчвуд в Лондоне.
Билис, друг мой, теперь я не могу обещать, что этот дневник будет похоронен вместе со мной, поскольку, думаю, мне придётся бежать, чтобы этот Торчвуд держался подальше от дневника. Если мы останемся в компании друг друга, я уверен, они найдут его.
Я надеюсь, отчаянно надеюсь, что моя паника не имеет причин и что я скоро вернусь в Кардифф.
Но сегодня я собираюсь уехать. Я не должен говорить, куда.
Это может быть моя последняя запись.
Бог не оставит вас
урождённый Гидеон Хауорт, эсквайр
@темы: книги, перевод, Torchwood, Gary Russell, Гэри Рассел, The Twilight Streets, Сумеречные улицы, Торчвуд