Дэвид Ллеуэллин. Обретённая память. Глава 4

[Dr Owen Harper]

Дэвид Ллеуэллин
Обретённая память

Глава четвёртая

Оуэн Харпер открыл глаза и увидел незнакомый потолок. Конечно, не то чтобы он был экспертом по потолкам, но он бы узнал свой потолок, если бы увидел его, а это был не его потолок.
Следующее, что он осознал – сухость во рту. Нет, не просто сухость… Его рот был абсолютно сухим. И у него болела голова. Как будто кто-то зажал его голову в тиски и продолжал давить. Как будто его голова собиралась вот-вот взорваться.
Но сначала был вопрос о потолке и твёрдом полу под ним. Вытянув пальцы, он ощутил щетинистую поверхность ковра, а чуть дальше наткнулся на пыльное месиво в переполненной пепельнице. Он с отвращением отдёрнул руку, задев банку и опрокинув её. Послышалось бульканье и шипение пива, выливающегося из банки и впитывающегося в ковёр. Это была не кровать, и это была не спальня.
Приоткрыв один глаз, он увидел телевизор в одном углу комнаты, а на стене – несколько постеров с Джонни Деппом.
Это был не его потолок, не его комната, а если это была не его комната, то чья она?
Ответ пришёл с голосом, донёсшимся из-за ближайшей двери.
— О, ты проснулся. Ты свалился с дивана, или что?
Он сел и на самом деле ощутил пульсацию в голове; тупая невыносимая боль, которая начиналась в висках и достигала его пика где-то за его глазами. Медик в нём читал ему лекцию о обезвоживающем эффекте алкоголя, о том, как алкоголь высасывает жидкость из мозга, заставляя его уменьшаться, натягивая микроскопические волокна, соединяющие его с черепом и тем самым вызывая головную боль. Человек в нём просто занимался искусством страдания.
В дверях стояла девушка-гот в пижаме. Пижама, впрочем, ничуть не была готичной; она была розовой с изображениями «Hello Kitty». Готом эта девушка была только начиная от шеи и выше, судя по копне чёрных волос и слегка расплывшейся после предыдущей ночи туши для ресниц.
Его сердце упало. Неужели они?..
— Где я? — спросил он.
— В нашей комнате, дурачок, — хихикая, ответила готесса.
— А... где твоя комната? — поинтересовался Оуэн.
— В нашем доме. В Катайс, — сказала девушка-гот. — Возле университета.
Оуэн выпрямился и, опираясь на ослабевшие руки, вскарабкался на диван. Он положил голову на руки испустил долгий, мучительный стон.
— Похмелье? — спросила готесса.
— Есть немного, — ответил Оуэн. — Что произошло прошлой ночью?
Готесса снова засмеялась.
— Ты не помнишь?
Оуэн покачал головой. Даже это причиняло ему боль.
— Твой друг, который живёт наверху, — сказала она. — С моей соседкой по дому, Кирсти. Странно, что они дали тебе заснуть. Они немного, хм, шумели. Наверно, ты потерял сознание или вроде того.
Его друг? О, это было правдой. Теперь он начал кое-что припоминать; какие-то осколки воспоминаний. Ллойд был наверху. С Кирсти, кем бы эта Кирсти ни была.
Оуэн посмотрел на девушку-гота, вздрогнув от того, какой вопрос ему предстояло задать.
— И сделал что-то... я имею в виду...
Готесса приподняла бровь и покачала головой.
— Ты полностью одет, — сказала она. — Или ты не заметил?
Он посмотрел на себя и понял, что на нём и в самом деле вся та же одежда, в которую он был одет вечером накануне. Он с потрясением заметил похожую на кровь полосу соуса чили на своей рубашке. По крайней мере, разуться он не забыл.
— И у тебя есть девушка, — с милой улыбкой добавила девушка-гот. — Фактически, ты не прекращал о ней говорить. Хочешь кофе?
Оуэн покачал головой. Снова нахлынула та пульсирующая боль, а ещё – внезапный, жестокий приступ тошноты.
— Хм...
Работа. Это слово фейерверком вспыхнуло у него в голове, как будто оно было написано неоновыми буквами или вырезано на камне чертовски большими буквами. Работа.
— На самом деле... наврно, мне пора идти. У меня работа.
— Работа? Когда?
Он посмотрел на часы. Было ровно девять. А его смена начиналась в пол-одиннадцатого.
— Через полтора часа, — тихо сказал он. — Где я?
Готесса засмеялась.
— В Катайс. Я только что тебе говорила.
Оуэн вздохнул. Катайс. Совсем недалеко от центра города. Могло быть и хуже. Он мог бы оказаться в Суонси. Он по-прежнему пытался восстановить по частям события последних нескольких часов ночи. Он был в «Кросс Инн», и в какой-то момент, после двух или трёх пинт, желание взять еду навынос и видео напрокат оставило его, и они вызвали такси и поехали в город. В этот момент всё начало становиться несколько туманным.
Но Катайс находился не слишком далеко. Это было дальше от больницы, чем его квартира и, если помыслить логически, поехать сначала домой больше не было вариантом, что означало, что ему предстояло идти на работу в той же одежде, что и вчера, но это не было концом света.
— Я могу воспользоваться твоим душем? — спросил он.
Девушка-гот кивнула.
— Наверху, первая дверь справа. Полотенца в шкафчике на стене.
Оуэн со стоном поднялся с дивана и на цыпочках вышел из комнаты, молча кивнув девушке-готу в знак благодарности перед тем, как начать взбираться по лестнице.
Он вспомнил всё остальное, стоя под горячими струями воды из душа. Они болтались по крутейшим барам Кардиффа, пока не очутились в ночном клубе «Метро». Оуэн и его коллеги-врачи выглядели здесь немного неуместно в своих рубашках от Бена Шермана и туфлях, в то время как вокруг них подростки с торчащими в разные стороны разноцветными волосами и пирсингом, в большинстве своём с головы до ног одетые в чёрное, отрывались под «System Of A Down» и «Green Day».
Ллойд начал беседовать с другой девушкой-готом, с той, которую, как решил Оуэн, звали Кирсти, а потом познакомил его с подругой Кирсти – девушкой, которая теперь сидела внизу в пижаме с «Hello Kitty». Оуэн не вполне понимал, что за игру затеял Ллойд; возможно, он планировал какую-то оргию – с Ллойдом никогда ни в чём нельзя было быть уверенным.
Независимо от того, во что играл Ллойд, он убедил Оуэна поехать вместе с ними в Катайс. По пути они остановились и купили шашлык. Он попытался съесть его, сидя на заднем сиденье в такси, но водитель заорал на него, что в машине запрещается есть и пить. Именно в этот момент Оуэн закапал рубашку соусом чили. То, что было дальше, он помнил довольно смутно – пьяный разговор на диване; девушка-гот, скручивающая косяк с марихуаной, а потом – пустота. Он довольно быстро потерял сознание.
Выйдя из ванной, Оуэн постучал в дверь, украшенную яркой разноцветной деревянной табличкой с надписью «КОМНАТА КИРСТИ» и сказал:
— Ллойд... это Оуэн. Выходи, приятель. Нам нужно на работу.
Из комнаты донёсся стон и хихиканье; стон Ллойда, хихиканье – Кирсти.
— Только не мне, приятель, — отозвался Ллойд. — У меня выходной.
«Чертовски похоже на него, — подумал Оуэн. — Он тащит меня в город, заставляет напиться, а потом берёт выходной. Чертовски типично».
— Тебе в самом деле нужно идти на работу? — спросила готесса в пижаме, когда он вернулся в комнату, чтобы обуться.
— Ага, вроде того, — ответил Оуэн. — Я врач.
Спустя несколько минут он вышел на улицу, на очень яркий и очень холодный дневной свет. Ему нужно было поесть, но у него не было на это времени. Ещё ему нужно было понять, куда идти. Он не так уж долго жил в Кардиффе, и бóльшая часть города всё ещё была для него незнакома.
Вдобавок к географической дезориентации, он ощущал стыд, проходя мимо пенсионеров, толкающих тележки, и жителей пригородов, торопящихся на работу. Как будто все они точно знали, что он делал ночью, как будто они могли видеть его насквозь. А может быть, они просто чувствовали запах перегара, когда он проходил мимо. В любом случае, это было не слишком приятно.
Поездка в автобусе была испорчена кричащими детьми, в чём Оуэн совершенно не нуждался, потому что у него снова начала болеть голова. Конечно, он мог бы позвонить на работу и сказаться больным, но на самом деле это было не лучшим вариантом. Врачи не берут отгулов по болезни. У врачи, согласно неписаному закону, такая иммунная система, которая может победить любой вирус, и они определённо не страдают от похмелья.
Он добрался до отделения неотложной помощи в больнице почти через час после того, как ушёл из дома девушки. Его коллеги и так называемые друзья уже ждали его – либо с ухмылками, либо с недовольно поджатыми губами.
— Ц-ц-ц... где ты шлялся прошлой ночью, грязный гуляка?
— Чувствуешь себя немного потрёпанным?
— Что это у тебя на рубашке – соус от шашлыка?
— Думаю, доктору Харперу понадобится прилечь. Жаль, что нам он понадобится в пятой палате. Возьми кофе и надень куртку. Не можешь же ты болтаться тут с видом, как у чёртова бродяги. Ты пойдёшь со мной.
Первым его пациентом оказался мальчик, которого сбила машина, когда он шёл в школу. Когда начальник Оуэна, доктор Баласубраманян (или просто доктор Бала) отодвинул занавеску, Оуэн почувствовал, как его сердце упало. Он мог смириться со всеми аспектами своей работы – с кровью, ранами, физиологическими жидкостями; но ему всегда было тяжело, когда пациентом оказывался ребёнок. К счастью, ему не приходилось много работать с ними, и все дети, которых он лечил, выздоравливали.
— Доктор Харпер, это Даррен. Даррен, это доктор Харпер. Он просто осмотрит тебя, чтобы понять, что нужно делать, чтобы тебе стало лучше.
Даррен Лукас был голубоглазым девятилетним мальчиком, но сейчас он лежал на больничной кровати, вскрикивая от боли при каждом движении. Только взглянув на него, Оуэн мог сказать, что у Даррена сломана рука и, возможно, ключица. Нужно было сделать компьютерную томографию и рентген грудной клетки. Он вполголоса пояснил доктору Бале, что собирается делать, и доктор Бала кивнул и, как всегда, добавил несколько предположений. Закончив консультацию, Оуэн повернулся к Даррену.
— С тобой всё будет хорошо, Даррен, — сказал он, мягко улыбаясь. — Скоро мы поставим тебя на ноги, и ты сможешь играть в футбол.
— Ненавижу футбол, — всхлипывая, ответил Даррен.
— Хорошо, — сказал Оуэн. — Тогда будешь играть в то, что тебе нравится.
Он наклонился немного ближе к мальчику.
— Послушай, приятель. Я знаю, что тебе страшно и больно, но ты поправишься. Хорошо? Ты мне веришь?
Даррен Лукас кивнул.
— Ты очень хорошо держишься, Даррен. Если будешь продолжать в том же духе, может быть, мы дадим тебе медаль.
Даррен улыбнулся, но очередной приступ боли заставил его вздрогнуть.
— Знаешь, для этого у нас есть медсёстры, — сказал доктор Бала, когда они вышли из палаты Даррена.
— Что вы имеете в виду?
— Дружескую болтовню. Мы должны успокаивать, но не следует перебарщивать, изображая доброго доктора.
— Я не притворялся. Я просто подумал, каково ему сейчас. Это должно быть чертовски страшно. Большая больница. Много врачей, которые говорят непонятную чепуху.
— Да, я знаю, и не думай, что мне всё равно, но на самом деле ты должен иногда выдерживать хоть какую-то дистанцию. Знаешь, это тяжёлая работа. — Доктор Бала засмеялся и сильно хлопнул Оуэна по плечу – это был один из его фирменных жестов. — А теперь я хотел бы, чтобы ты осмотрел ещё одного пациента, джентльмена из седьмой палаты. Этот очень странный. Поступил пятнадцать минут назад. Один из наших водителей «скорой помощи» обнаружил его у входной двери.
Они подошли к кровати следующего пациента, молодого человек не старше двадцати пяти лет. Он был покрыт сажей и чёрным пеплом, но не обожжён. На нём не было рубашки, на рану на груди была наложена повязка.
— Кто вы? — спросил молодой человек.
— Это доктор Харпер, — сказал доктор Бала. — Доктор Харпер, это Майкл. Майкл, вам не трудно будет рассказать доктору Харперу о том, что вы только что рассказали мне, о вашем несчастном случае.
— Это был не несчастный случай, — торжественно заявил Майкл. — Не несчастный случай. Они бомбили нас. Они бомбили город. Я не мог это остановить. Бомбы просто продолжали падать.
— И когда это было, Майкл?
— В 1941-м, — просто ответил Майкл.
Доктор Бала повернулся к Оуэну и приподнял одну бровь так, чтобы Майкл не видел.
— Майкл был на Невилл-стрит, в Риверсайде, во время блица.
— Где я сейчас? — спросил Майкл. — Я спал, правда? Это был сон?
— Возможно, — сказал доктор Бала. — Вполне возможно. Вы можете назвать доктору Харперу дату своего рождения?
— Да. Первого апреля 1929 года.
Доктор Бала снова повернулся к Оуэну.
— 1929-й, — сказал он. — Майкл сказал, что в 1953 году что-то произошло, и что после этого он обнаружил себя в 1941 году во время блица.
— Прекратите так говорить, — сказал Майкл. — Как будто я... как будто я сошёл с ума.
Его голос задрожал, а глаза наполнились слезами.
— Я просто хочу проснуться, — сказал он. — Я просто хочу снова проснуться у себя дома. Я просто хочу, чтобы это прекратилось.
— Хорошо, Майкл. Я скоро пришлю одну из наших медсестёр. Мы вам поможем, — сказал доктор Бала, после чего положил руку на плечо Оуэна и вывел его из палаты.
— Ну? — поинтересовался он.
— Шизофрения? — предположил Оуэн. — Я имею в виду... Параноидальный бред, сдвиги... Это ведь может быть шизофрения, верно?
— Ставить диагнозы – не твоя задача, но, думаю, это хорошая догадка. Что ты будешь делать?
— Что вы имеете в виду?
— Каковы твои дальнейшие действия? У него очень лёгкие ранения. Рана на груди... обломок дерева... травма была поверхностной, и он получил лечение.
— Проверить, нет ли у него сотрясения?
— Да. Уже сделано. Что дальше?
— Вызвать психиатра.
— Хорошо. И?..
— Вы хотите честный ответ?
— Конечно.
— Я бы отправил его в психиатрическое отделение госпиталя святой Елены. Нет смысла держать его здесь, если он получил лечение, и он чокнутый, как ведро с лягушками.
— Пожалуй. Хотя я не уверен, что использовал бы твой жаргон.
Оуэн замолчал. Куда делось то сочувствие, о котором они только что говорили? Теперь он подшучивал над чьим-то безумием, хотя было совершенно ясно, что парень ужасно напуган. То, что он говорил, не могло быть правдой, но для него это была чистая правда.
— Как вы считаете, с ним всё будет в порядке? — спросил Оуэн.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, в больнице святой Елены. Я имею в виду, что с ним будет дальше?
— Возможно, он уже состоит где-то на учёте, или у него есть семья, которая за него беспокоится. Маловероятно, что он останется там надолго. Важно то, Оуэн, чтобы ты забыл о нём, как только он выйдет за дверь. Это нелегко, я знаю, но это важно. Если ты врач, то за любой отрезок времени ты увидишь сотни таких пациентов, как он, одинаково сумасшедших, одинаково безумных. Ты не можешь беспокоиться из-за них всех.

* * *

— Ты встречался с ним? — спросила Тошико.
Оуэн кивнул.
Они были в прозекторской, Оуэн стоял там, прислонившись к дальней стене.
— Я не мог ничего сказать. Я... я не знал, что сказать. Что, если он здесь из-за меня? И ещё не только это, там было что-то ещё...
— Что?
Оуэн сделал глубокий вдох, выдохнул и покачал головой.
— Это глупо, в самом деле. Я хочу сказать, действительно, в самом деле глупо. Как долго я был врачом? Я всякое видел. Назови что угодно – я это видел. Ко мне поступали люди, практически не похожие на людей, не говоря уж о живых. Ожоги, автокатастрофы, колотые, резаные, огнестрельные ранения. Всё это было.
— О чём ты?
— Это случилось в тот день, — сказал Оуэн. — В тот же самый день. Сначала я разговаривал с Дарреном Лукасом, мальчиком, который попал под машину, потом побеседовал с Майклом, сумасшедшим парнем, который был в 1941 году. Я говорил о Майкле весь день, с другими врачами и медсёстрами. Я почти забыл про Даррена. — Он замолчал. — Ему было всего девять.
Оуэн потёр глаза большим и указательным пальцами и отошёл от стола.
— В тот день у меня была двенадцатичасовая смена, — сказал он. — Мальчик... Даррен... ему пришлось ждать одного из обследований Бог знает сколько, но я несколько раз заглядывал к нему, и мне казалось, что он в порядке. Его родители жутко беспокоились, но я сказал им, что всё будет хорошо. А потом, прямо перед тем, как его собрались отправить на обследование, он умер. Просто ни с того ни с сего.
Оуэн закрыл глаза и покачал головой.
— Это оказался тромб. То, что мы не предусмотрели; не могли предусмотреть. Мне нужно было пойти и сообщить его родителям. Никогда не забуду то, как они смотрели на меня...
Он снова замолчал, вытирая глаза ладонью.
— Даррен Лукас. Забавно, когда у тебя много пациентов, со временем ты забываешь их имена, но я так и не смог забыть имя Даррена. Я забыл про Майкла. За эти годы у меня было больше дюжины других психов; невозможно запомнить их всех. Но теперь он вернулся. Наверно, это моя вина. Должно быть, это что-то, что я сделал, что-то, что я испортил. Он приходил ко мне все предыдущие годы, и теперь он вернулся, здесь, сейчас.
Тошико быстро подошла к нему и обняла. Мгновение, всего одно мгновение они смотрели друг другу в глаза, и никто из них не был полностью уверен в том, что означает это объятие.
Тошико внезапно отстранилась от него.
— Мне жаль, — сказала она. — Но поверь мне, Оуэн. Это не только из-за тебя.

@темы: книги, перевод, Torchwood, David Llewellyn, Trace Memory, Дэвид Ллеуэллин, Обретённая память, Торчвуд

Comments

[Ярослав(а)]

Спасибо, я обойдусь без посторонних предметов в определенных местах. *почти в ту же секунду, почти устало* И, Оуэн, заткнись.

[Dr Owen Harper]

Зануда. *пафосно* я желаю тебе только добра.
А заткнусь я только в том случае, если ты всё-таки принесёшь мне кофе. И желательно нормальный.

[Ярослав(а)]

Что-то в последнее время все желают мне только добра, и куда бы от него сбежать.
Не могу, кофемашина сломана твоими, между прочим, руками.

[Dr Owen Harper]

Неблагодарный.
Я? Сломал? Не п*зди, я только потрогал.

[Ярослав(а)]

Зато честный. Тонкая машинная настройка не выдержала грубых посягательств с твоей стороны. *скорбно*

[Dr Owen Harper]

Каких ещё, к чёртовой матери, грубых, я же тебе говорю, я только потрогал. *тяжёлый вздох* Вечно надо всё на невиноватых спихнуть.

[Ярослав(а)]

Ничего не знаю, ты подошел к кофемашине - кофемашина сломана. Это факт. *холодно*

[Dr Owen Harper]

Может, это инопланетный вирус, а тебе всё надо сразу на бедного доктора Харпера спихнуть. Это просто ты меня не любишь, вот и всё.

[Ярослав(а)]

Вирусами занимаются врачи, ты хочешь сказать, что ты намеренно заразил машину вирусом?

[Dr Owen Harper]

Не факт. Бывают ещё компьютерные вирусы. И врачи тут ни при чём )

[Ярослав(а)]

Вот не надо переводить стрелки на Тош, она никогда не позволит себе ничего такого, а вот ты вполне. Так что объяснять команде отсутствие кофе придется тебе.

[Ярослав(а)]

Вот не надо переводить стрелки на Тош, она никогда не позволит себе ничего такого, а вот ты вполне. Так что объяснять команде отсутствие кофе придется тебе.

[Dr Owen Harper]

Вечно из меня козла отпущения делаешь. Следовательно, ты сам козёл.

[Ярослав(а)]

Это не отменяет того факта, что тебе придется отчитываться перед командой. *пожал плечами*

[Dr Owen Harper]

Если бы кое-кто не ябедничал, не пришлось бы.

[anti.dote]

А что, починить машину уже не судьба? Хотите подорвать бюджет и заказать новую?

[Dr Owen Harper]

Мне кажется, Йанто не хочет. Он получает удовольствие, сваливая всё на меня. Он закажет новую кофемашину, а потом скажет, что Оуэн подорвал бюджет)

[anti.dote]

Интересные развлечения) Ну, если работающей кофеварки у нас нет и не предвидится, вы можете по расписанию бегать в старбакс))

[Dr Owen Harper]

Пусть Йанто бегает. Он кофебой, ему по статусу положено, в конце концов.

[anti.dote]

Правильно - бегать, не жаловаться и не ябедничать)) За то мы его и ценим

[Dr Owen Harper]

Вот и я говорю А ему не нравится.

[anti.dote]

Он не выспался, наверное))

[Dr Owen Harper]

Ага, и потому не в духе? В последнее время он, похоже, постоянно не высыпается.
Не знаешь, почему?

[anti.dote]

В кои-то веки не имею к этому отношения %)))
Видимо, джеймсбондафоны его доконали.

[Dr Owen Harper]

Ну повлияй на него как-нибудь. Он испортит себе зрение

[anti.dote]

У меня кинк на очки

[Dr Owen Harper]

А, то есть у тебя тайная цель?

[anti.dote]

Побочный эффект, скорее, но я не стремлюсь его избежать

[Ярослав(а)]

И это я жалуюсь. *фыркнул и выдал боссу чашку вручную приготовленного кофе, демонстративно игнорируя доктора*

[Dr Owen Harper]

anti.dote, это тоже можно считать тайной целью. В какой-то мере.

Ярослав(а), конечно, жалуешься.
А потом у тебя все плохие. Особенно доктора)