Обретённая память
Глава вторая
- Джек?
Он десять минут просидел в одиночестве в своём кабинете, пока Оуэн и Гвен выводили Майкла из подвала D-4 в конференц-зал; десять минут, в течение которых он ничего не делал, только думал, и эти мысли по-прежнему были очень туманными. Как он мог позволить так себя провести? Как он мог не знать, что произойдёт?
читать дальшеПрожив целые десятилетия со знанием будущего, он приобрёл, по его предположению, своего рода самодовольство; покорность будущему и понятию судьбы. Не было смысла бороться с будущим или с судьбой, и теперь очень немногое его удивляло. Так почему это так сильно поразило его?
- Джек?
Он поднял взгляд на дверь. Гвен стояла у входа в кабинет, прислонившись к дверной раме, и мягко улыбалась.
- Ты в порядке, Джек?
Он стряхнул с себя дурное настроение, по крайней мере внешне, и улыбнулся в ответ.
- Да. Я в порядке, - сказал он. -Я просто рад, что у нашего гостя нет шести рук и любви к человеческой плоти.
Гвен засмеялась.
- Ты уверен, что ты в порядке? Я смотрела на монитор, когда ты был внизу. Ты выглядел так, как будто увидел привидение.
- Ага. - Он замолчал, а потом, уже с большей уверенностью, добавил: - Да. Я в порядке. А как он?
- Майкл?
Джек сделал глубокий вдох.
- Да. Майкл.
- С ним всё хорошо. Он немного потрясён. Немного дезориентирован. Но сейчас всё нормально. Оуэн проявляет свою обычную чуткость и врачебный такт. Ты же знаешь, как Оуэн это умеет.
- По тому, как я понимаю чуткость и врачебный такт, ты имеешь в виду допрос с применением мер физического воздействия?
- Что-то вроде того. - Гвен улыбнулась, но её улыбка быстро увяла. - Мы установили, что его зовут Майкл Беллини и что ему двадцать четыре года. Он сказал, что ты знаешь его имя.
- Что?
- Майкл. Он сказал, что ты знаешь его имя. Он сказал, что ты назвал его «Майкл».
- Должно быть, он что-то перепутал.
- Ты уверен? - спросила Гвен.
- Да.
- О. Потому что... мне показалось, что я его знаю. Понятия не имею, откуда, но это что-то вроде дежа вю, что ли. Или это как когда видишь кого-то, кого знаешь из передач по телику.
- Я его не знаю.
Гвен кивнула, закусив губу. Что Джек скрывает? Он был таким скрытным, когда дело касалось многих вещей, и каждый раз это вызвало у неё жгучее любопытство. Она доверяла ему, они все ему доверяли, но иногда казалось, то они совсем его не знают.
- Так ты спустишься? - спросила она.
Джек покачал головой.
- Нет, - сказал он. - Пока нет. Мне ещё нужно кое-что сделать здесь. Вы продолжайте. Я присоединюсь к вам, как только закончу.
Гвен вышла из кабинета Джека и спустилась в конференц-зал. Майкл сидел на стуле у одного конца стола для переговоров, а Оуэн измерял его кровяное давление. Йанто и Тошико стояли в дальних углах комнаты.
Когда Гвен вошла в конференц-зал, Майкл посмотрел на неё расширившимися, растерянными глазами, потом перевёл взгляд на остальных.
- Итак, Гвен, - сказал Оуэн. - Послушай это. - Он повернулся к Майклу. - Кто премьер-министр Великобритании?
- Уинстон Ч-черчилль, - сказал Майкл; его голос был едва ли громче шёпота.
- Ладно... А кто возглавляет хит-парады?
- Фрэнки Лейн[1].
Оуэн повернулся к Гвен и распростёр руки, словно инспектор манежа в цирке, объявляющий начало следующего акта.
- Оуэн, оставь это, - сказала Гвен. Она посмотрела на Майкла. Молодой человек выглядел таким напуганным, и ей казалось несправедливым превращать его в шоу уродцев.
- Он из 1953 года, - сказал Оуэн. - Или, если точнее, из двадцатого ноября 1953 года. Черчилль - премьер-министр, а Фрэнки Лейн возглавляет хит-парады с песней... подожди. Майкл, как называлась эта песня?
- «Answer Me», - робко произнёс Майкл.
- Оуэн, я сказала, прекрати. Это не игровое шоу. - Гвен повернулась к Майклу. - Ты знаешь, как очутился здесь?
Майкл покачал головой.
- Ты помнишь, откуда ты?
Майкл кивнул.
- Из Кардиффа, - сказал он. - Бьюттаун. Я живу в Фитцхеймон Терис. Где я?
Гвен посмотрела на остальных.
- Вы ему не сказали?
Остальные пожали плечами.
Гвен вздохнула и прислонилась к стене. Она смотрела на потолок, размышляя, как бы попроще сказать об этом. Как можно сказать кому-то, что он так далеко от дома? Иногда она чувствовала себя такой же потерянной и испуганной, как он сейчас, особенно в первые дни. Что она могла сказать ему?
- Вы по-прежнему в Кардиффе, - наконец сказала она. - Но это не 1953 год. Это было больше пятидесяти лет назад.
Глаза Майкла снова наполнились слезами, и он, содрогнувшись, беспомощно всхлипнул.
- Но... но это означает, что мне почти восемьдесят лет.
- Нет, - возразила Гвен, мягко улыбаясь, пытаясь успокоить его. - Тебе не восемьдесят. Ты - это по-прежнему ты. Просто ты находишься здесь.
- Но будущее? - Майкл покачал головой. - Как я могу быть здесь? Как такое могло случиться?
- Подожди, - сказала Гвен, обернувшись к Тошико. - 1953-й? У нас уже были гости из 1953 года. Как ты думаешь, это всё может быть связано?
Оуэн внезапно поднял взгляд, и на его лице отразилась странная смесь шока и надежды.
- Не думаю, - сказала Тошико. - Они пролетели через Разлом на «Небесной цыганке».
Майкла привёл сюда не Разлом. Это точно связано с пульсом, который я уловила перед этим. Любопытно, что с тех пор, как мы привели сюда Майкла, я могу обнаружить два определяемых источника этого пульса.
- Два?
Тошико кивнула.
- Да. Майкл и подвал D-4.
- Что всё это означает? - спросил Майкл, который начал злиться. - Вы все несёте какой-то бред. Это всё бессмыслица. Это ночной кошмар, правда? Плохой сон? Это должен быть плохой сон. Я посмотрел слишком много этих дурацких чёртовых фильмов в кино. Все эти фильмы о летающих тарелках и космических кораблях...
- Это не сон, - сказала Гвен. - Что ты помнишь последним, перед тем, как очутиться здесь?
Майкл посмотрел вниз, и его плечи снова затряслись от едва сдерживаемых рыданий.
Сначала это было всё равно что сойти с «американских горок» - та же тошнота и то же ощущение перегрузки. Потребовалось несколько секунд, чтобы белый шум и огни перед глазами рассеялись, а потом он понял, что стоит на четвереньках и что земля под ним жёсткая, холодная и влажная.
А потом послышался шум.
Он не мог сказать, что никогда не слышал этого раньше, потому что он слышал, но много лет назад. Как гром, только это было ещё хуже грома. Это было громче, как будто кто-то стучал в огромную дверь, и с каждым стуком земля под ним дрожала.
За этим стуком слышался гул, этот знакомый гул, словно от миллиона рассерженных шершней. Бомбардировщики «Хайнкель». За пять месяцев все они научились по звуку отличать британские самолёты от немецких.
Майкл встал на ноги и огляделся по сторонам. Он был в переулке, в своём переулке, в конце Невилл-стрит. Много лет назад, когда он был ребёнком, он играл в этом переулке, бросая в стену монетки и гоняя мяч с Томмо и Могсом. Только, неожиданно понял он, это было не много лет назад. Они играли в эти игры в то же время, когда немецкие бомбардировщики летали у них над головами, а завывания сирен воздушной тревоги заставляли людей торопиться к убежищам.
Конечно, бомбардировщики не целились в дома, им были нужны железные дороги и склады. Просто так вышло, что рядом с железными дорогами и складами стояли жилые дома.
Он вышел на Невилл-стрит и увидел ночное небо, которое светилось адским огнём. Он помнил, как кто-то сказал ему, что единственная причина, по которой бомбардировщики забрались так далеко - то, что зенитные орудия на ипподроме Эли не сработали, только это было не много лет назад. Это было сейчас.
Было 2 января 1941 года, и Майкл Беллини шёл по улице, на которой вырос, по улице, на которой он не появлялся больше десяти лет. Там, по обеим сторонам улицы, стояли дома, которых ни он, ни кто-либо ещё, если уж на то пошло, не видели все эти годы, и всё же они до сих пор были здесь. Там были бегущие от дверей своего дома мистер и миссис Дэйвис, и миссис Дэйвис держала под мышкой своего любимца - йоркширского терьера. Там, в середине улицы, стоял мистер Харрис, командир ПВО, важный в своём оловянном шлеме, лающим голосом отдающий приказы побыстрее скрыться в убежищах.
Майкл размышлял, видит ли его кто-нибудь, когда мистер Харрис ответил на его вопрос.
- Эй, ты... Парень! Давай сюда, внутрь, быстрее. Это тебе не грёбаная прогулка. Это воздушная атака!
Он уже слышал от него эти слова раньше; это не было дежа вю. Майкл уже слышал, как мистер Харрис говорил те же самые слова тем же самым голосом. Глядя дальше вдоль улицы, мимо мистера Харриса, он видел три фигуры у открытой двери дома номер 26; мальчик лет одиннадцати, не больше, девочка постарше и женщина, чьи волосы всё ещё были накручены на бигуди.
На мгновение Майклу показалось, что его сердце вот-вот остановится или что он наконец, к счастью, проснётся, но этого не произошло. Бегущими из своего дома на Невилл-стрит он видел свою мать, свою сестру Марию и самого себя.
Мистер Харрис повернулся и начал орать на них троих, и, хотя Майкл не слышал его слов из-за гула самолётов и рёва взрывов, он помнил это. Мистер Харрис спрашивал их, куда они идут, и мать Майкла отвечала, что они направляются в дом её сестры на Клэр-роуд, потому что там есть убежище Андерсона[2]. Мистер Харрис велел им поторапливаться, и они побежали.
Майкл знал, что случится дальше.
Когда они пробежали половину Невилл-стрит, мать Майкла остановилась. Она сказала им с сестрой продолжать бежать, пока они не доберутся до дома тётушки Меган, и бросилась обратно к дому. Может быть, она что-то забыла.
Наблюдая, как он и его сестра бегут к концу улицы, Майкл внезапно понял, что это его шанс. Может быть, именно поэтому он здесь. Может быть, на этот раз всё может быть иначе. Он побежал к дому, в котором вырос, не обращая внимания на звуки взрывов и гул самолётов. Он бежал, зная, что должно случиться, и кричал: «Мама!»
Бомба не попала прямо в их дом; она приземлилась где-то в садах за их улицей. В тот момент Майкл и его сестра были на Клэр-роуд, плачущие и испуганные, и не знали, что произошло.
Впервые столкнувшись с этим, Майкл увидел взрыв практически на долю секунды раньше, чем услышал его; слепящая вспышка белого света, а потом - огненный шар, взметнувшийся вверх и в стороны, уничтожая весь ряд домов, как будто они были сделаны всего лишь из песка и спичек.
Грохот и взрывная волна сбили его с ног, и внезапно вокруг стало темно, и всё, что он слышал - рёв огня и звук, с каким кирпичи, древесина и стекло дождём падали на холодную, влажную улицу.
Он с трудом поднялся на ноги и увидел зияющую воронку, наполненную огнём, на том месте, где стоял их дом, дома соседей, разломанные, словно мёртвые зубы, и саму улицу, заваленную мусором.
Он вытер слёзы, которые полились из его глаз, и увидел, что они стали чёрными от сажи и пепла. Он положил одну руку на грудь и почувствовал, что из его рубашки торчит кусок дерева. От простого прикосновения к нему грудь пронзила жгучая боль.
- Путешественник...
Кто-то звал его, только они его не звали. Они даже не повышали голоса. Это был как будто шёпот, который он как-то умудрялся слышать за рёвом огня и бомбардировщиков, и за человеческими криками.
- Путешественник...
Он повернулся и увидел человека, идущего сквозь пламя. Мужчину, одетого в чёрный костюм и шляпу-котелок и держащего в руках зонтик.
А потом он потерял сознание.
[1] Фрэнки Лейн (настоящее имя Франческо Паоло ЛоВеччио, 1913 - 2007) - американский певец итальянского происхождения, добившийся наибольшего успеха на рубеже 1940-х и 1950-х годов.
[2] Разновидность недорогого бомбоубежища, которые изготавливались в конце 1930-х годов для жителей Великобритании. Такие убежища вмещали до 6 человек и выдавались бесплатно всем домовладельцам, чей доход был меньше 250 фунтов в год, а тем, кто имел более высокий доход, продавались по цене 7 фунтов стерлингов. Однако убежищами данного типа могли пользоваться только те, у кого были дома с собственным садом.